моим родителям, было разбросано по кровати. Тут же лежала куча набросков, некоторые еще из

начальной школы, когда мое творчество заключалось в рисовании палок с шаром вместо головы. Я

взяла наброски в руки, уронив несколько листов на пол. Бродя по комнате, я высматривала, куда их

68

LOVEINBOOKS

можно спрятать, чтобы не натыкаться взглядом. Последнее, чего мне хотелось, – смотреть на них,

задумываться над рисунками, в которые я вложила душу, переигрывать прошлое, которое больше не

было моим.

Дверь в конце коридора хлопнула, и я бросила рисунки на кровать. Только бы мама не

увидела. Я постучала в ее дверь и подождала полсекунды, дав ей возможность ответить, прежде чем

тихо повернуть ручку.

Мама не слышала, как я вошла. Она была занята тем, что собирала вещи с пола. Моя

подушка была там и мои любимые джинсы – те, что я носила так часто, что затерла их до дыры на

коленке. Мой последний альбом тоже был здесь – тот самый, с набросками для школы дизайна. Один

она вырвала и как раз сейчас приклеивала к картону. Стеклянная рамка стояла рядом.

С минуту я наблюдала за ней. Мамины руки тряслись, пока она из всех сил пыталась

оторвать полоску скотча. Пол вокруг был покрыт салфетками, а рядом стояли пять недопитых чашек

кофе. Мама смертельно устала – я могла сказать это по единственному взгляду, но она боролась со

сном.

– Что ты делаешь? – спросила я.

Мама посмотрела на меня. Взгляд ее был отрешенным, будто она видела то, чего не было.

Озарившая лицо улыбка была грустной и полной призрачных надежд. Я знала этот взгляд, понимала

его больше, чем ей казалось. Каждое утро, просыпаясь, на несколько секунд – пока мой разум еще

дремал – я забывала, что Мэдди мертва. Спустя пару минут в голове прояснялось, я приходила в

себя, вспоминая горькую правду. Тем не менее, я жила ради этих пары секунд, жаждала их

повторения каждый раз, когда закрывала глаза.

– Прости, – выдавила я. Я не знала, что сказать, понятия не имела, как облегчить муку в ее

взгляде. – Я бы все исправила, если бы могла. Ты ведь знаешь это, правда?

Это не было враньем. Я не хотела быть Мэдди. Я хотела ее вернуть. Я бы изменила всю ту

ночь. Я бы ответила сразу, как только Мэдди позвонила. Я бы отказалась ехать и забирать ее. Я бы

написала Джошу и заставила бы его привезти мою сестру домой. Я бы сделала все эти «если бы»,

если бы у меня был шанс.

– Мэдди, это не твоя вина. – Мама быстро вытерла глаза, стоическая маска, которую она

носила неделями, снова вернулась на место.

Я не могла не удивиться тому, как долго она делала это. Сколько раз за прошедшие недели

она наливала мне чашку супа и обещала, что все будет хорошо, а потом шла в свою комнату, чтобы

безмолвно дать чувствам волю.

Она протянула руку, чтобы коснуться меня, вытереть с моих щек слезы. Я и не знала, что

плачу. Я отступила. Нет, я не заслуживаю и капли ее утешений.

– Я скучаю по ней и не знаю, как вернуть ее. Я стараюсь, правда, но ничего не работает. Я

постоянно все порчу.

– Неправда. – Я повернулась на голос папы.

Он посмотрел сначала на маму, а потом на пачку детских фотографий, лежащих на одном из

моих журналов. Следующие слова он произнес со вздохом, и я не знала, мне или маме они

предназначались:

– Ты хорошо справляешься. Лучше, чем можно было ожидать.

– Почему ты здесь? – спросила я.

В руках у него все еще был портфель, на шее – галстук, пусть и уже развязанный. Он

отправился на работу в понедельник, сразу после похорон. Уходил рано, но работал до позднего

вечера каждый день.

– Позвонили со школы и сказали, что ты пропустила почти все уроки. Я позвонил Алексу, но

он тоже не мог найти тебя. Я пытался звонить тебе, ты не отвечала.

Я достала из кармана телефон и уставилась в него. Девять пропущенных вызовов. Четыре от

папы. Четыре от Алекса. И один от Джоша. Я не слышала звонков. Игнорируя остальные, я кликнула

по звонку Джоша. Сообщения нет. Ничего нет.

Папа взял меня за руку и мягко сжал, привлекая мое внимание.

– Нам нужно об этом поговорить, Мэдди. Нам втроем нужно пройти через это.

Я высвободила руку и пошла прочь.

– Мэдди, стой, – позвал меня папа. – Это не может больше продолжаться. Нельзя больше

притворяться, что все хорошо.

69

LOVEINBOOKS

– Вы когда-нибудь хотели, чтобы выжила Элла? – Нечестно было это спрашивать. Если бы

они ответили «да», если бы сказали, что хотели, чтобы выжила Элла, я все равно бы не призналась,

не рассказала им, кто я на самом деле. А если бы сказали «нет», если бы сказали, что счастливы, что

выжила Мэдди – этот ответ разрушил бы меня, заставил бы чувствовать себя еще более виноватой,

еще более подавленной, чем раньше. Но я все равно спросила. – Вы думали, что было бы, если б

умерла я, а не она?

Мама побледнела, папа сделал шаг назад. Они молчали. Просто уставились на меня, как

будто ища правильный ответ. Это молчание, эта пауза, это выражение страха на их лицах заставили

меня задаться вопросом: а думали ли они об этом, а мучил ли их этот вопрос.

– Никогда, – ответил папа. – Я бы не променял ни одну из вас на другую.

– Мэдди, пожалуйста. – В голосе мамы была мольба, и я знала, что, если подниму глаза, то

увижу и слезы. – Я потеряла твою сестру. Я не могу потерять еще и тебя.

Я не знаю, что заставило меня сказать это. Возможно, я искала способ сказать им правду, не

признавая ее, не позволяя понять, что имею в виду. Не раздумывая, я подняла глаза и встретилась с

взглядом с мамой.

– Меня уже нет, – сказала я. – Умерла в ту ночь, на той дороге вместе со своей сестрой.

70

LOVEINBOOKS

24

Я прошла пешком все две мили до кладбища. К могиле моей сестры. Было холодно, и уже

начинался дождь. Я оставила свой плащ дома, на кресле, но это уже неважно. Я не чувствовала

ничего: ни капель дождя, который скоро превратился в морось, ни дрожи в безвольно повисших

вдоль тела руках. Я просто шла вперед, забыв обо всем.

Я знала, где надгробие. В пятом ряду среди двух сотен других надгробных плит. Они

установили его вчера. Родители спрашивали, хочу ли я пойти с ними и посмотреть, но я отказалась.

Наверное, я еще не готова была принять собственное имя, написанное на холодном граните.

Но я пришла сюда сегодня не для того, чтобы увидеть то, что натворила, поставить

финальную точку в своей лжи.

Я пришла сюда поговорить с сестрой, чью жизнь я так отчаянно пыталась примерить на

себя.

– Привет. – Я пробежала ладонью по мокрой от дождя поверхности.

Посмотрела на свою руку, проводила взглядом капли, стекающие с пальцев на землю. Была

ли она такой же холодной и мокрой, оставалась ли она такой же холодной и мокрой, когда

парамедики вытащили ее тело из теплой машины в промозглую темную ночь?

Я посмотрела вниз, взгляд упал на траву. Они уложили дерн обратно, как одеяло, которое

вернули на место, но трава умирала, была коричневой и пожухлой. Граница между уложенной

обратно и настоящей, живой травой была четко видна, как будто бы живая трава отступила от

умирающей, сделав и потерпев крах в попытке ее спасти.

Так похоже на меня.

– Снова дождь, – сказала я, опускаясь на землю.

Трава намочила мои джинсы. Я как зачарованная наблюдала за тем, как светло-голубой цвет

ткани превращается в темный, пока наконец не почувствовала, что холод проникает в кости. Только

потом, когда жестокая дрожь сотрясла мое тело и заставила подняться на ноги, я заговорила снова.