— Итак, — заявил я брату, — будем считать, что необходимый минимум знаний по физике ты уже получил, и пора переходить к основам теории полета. Начнем мы с тех аппаратов, которые легче воздуха.

— Почему? — попытался возмутиться Мишка. — Которые тяжелее, летают лучше! И ты сам обещал меня через год начать учить летать на дельтаплане и втором аэроплане Можайского.

— Каков должен быть минимальный объем водородного дирижабля с максимальным взлетным весом в четыре тонны?

— Разумеется, четыре тысячи кубов! Плюс небольшой запас, это уже от конструктора зависит.

— Правильно. А какова потребная мощность для уверенного взлета аэроплана весом восемьсот пятьдесят килограммов? Площадь крыла триста квадратных метров, профиль плоский, относительное удлинение два и два.

— Шестьдесят лошадиных сил!

— С чего это ты взял?

— Ты мне описал первый аэроплан Можайского, а у него мощность была как раз такая, и он полетел.

— Ответ, увы, неверный, хотя ты, конечно, все равно молодец, узнал технику по неполному описанию. Однако не учел, что первый самолет Можайского взлететь с ровного места не мог. Мне пришлось разбегаться по специальной наклонной дорожке с уклоном в пять градусов. Так вот, потребная мощность тут составляет не шестьдесят, а чуть больше восьмидесяти сил, но подсчитать это очень непросто. Вот потому, что аппараты тяжелее воздуха требуют гораздо более трудоемких расчетов, мы и начнем с тех, которые легче, благо переводить кубы объема в килограммы подъемной силы ты уже умеешь. Сначала рассмотрим один из самых простых случаев. Полное безветрие, воздушный шар оторвался от земли и начал подъем. Какие силы в этот момент на него действуют?

В пять часов был легкий полдник, а после него я продолжил педагогическую практику, но только уже по другому предмету и с другим учеником, а если точнее, то с ученицей. Рита пожелала, чтобы я научил ее водить автомобиль. Поначалу она вообще хотела освоить мотоцикл и даже дельтаплан, но тут выяснилось, что у нее наконец — то будет ребенок, и вопрос отпал сам собой. Однако от идеи обучения езде на автомобиле она не отказалась, заявив, что вот с него — то упасть будет ну очень трудно.

— Зато нетрудно на хорошей скорости врезаться в столб, — попытался образумить супругу я.

— Ничего, мы будем ездить не очень быстро и там, где нет никаких столбов.

Я вздохнул и дал ей уже на всякий случай составленную инструкцию по вождению.

— Выучишь — начнем учиться ездить.

— Как, наизусть?

— Нет, можно близко к тексту.

И вот за чаем жена заявила мне, что она готова к экзамену.

— Опиши последовательность действий при переходе со второй передачи на третью, — предложил я. Да, техническое совершенство моих творений повысилось настолько, что последний автомобиль имел аж целых четыре скорости — три вперед и одну назад. Правда, никаких синхронизаторов там не было, так что процесс переключения имел определенные тонкости. Слышали что — нибудь про переключение передач с перегазовкой? А вот я не только слышал, но и в совершенстве освоил этот процесс. Давно, еще в двадцатом веке, на отцовском четырехсотом «Москвиче». А здесь просто быстро вспомнил былое.

— Правую ногу с газа, левую на сцепление, рычаг передач в нейтраль, отпустить сцепление, подождать, пока обороты мотора упадут примерно на треть, снова выжать сцепление, двинуть рычаг влево — назад и быстро, но плавно отпустить сцепление, одновременно прибавляя газ, — бодро отрапортовала супруга.

— Молодец! Пошли.

— Куда?

— Как куда? Вниз, посмотрю, как ты применишь свои глубокие знания на практике. Автомобиль стоит у нашего подъезда.

— Ой, Алик, вот прямо так сразу? Я боюсь.

— Тогда давай отложим практику вождения до после родов, — обрадовался я.

— Дорогой, ну надо же понимать — это было сказано для того, чтобы ты меня пожалел и начал уговаривать, что ездить совсем не страшно. Но раз ты ничего такого делать все равно не собираешься, то я передумала бояться. Пошли, хватит тут сидеть! В машине тоже кресло есть.

К вечеру Рита уже умела трогаться, не заглушив двигатель, и ездить по площади перед дворцом по кругу на второй скорости. Для первого урока этого было вполне достаточно, я так ей и сказал.

— Да уж, прямо руки устали это колесо крутить, на сегодня хватит, — согласилась жена. — А когда будет следующий урок?

— Дня через два, раньше ни к чему, пусть только что полученные навыки улягутся.

— Еще кого — нибудь ты учить управлять будешь? — поинтересовалась Рита, когда мы уже поднялись к себе. — А то в империи есть три автомобиля, но водителя для них всего два, да и те император с императрицей. Как — то это несколько неправильно, ты не находишь?

— Нахожу, но у меня дел и без того хватает, так что своих фрейлин будешь учить ездить сама.

— Ой! А если они нам машину сломают?

— Тогда тебе придется научиться ее ремонтировать.

— Алик, ты, наверное, шутишь, — неуверенно предположила Рита.

— Конечно. Обойдутся твои фрейлины, но гараж вместо конюшни делать уже пора.

Да уж, этот вопрос требовал решения, потому что дворцовые конюшни денег жрали как в прорву, а ездил на лошадях только Черевин со своими лейб — конвойцами. Маман теперь было не до конных прогулок, я ими тоже никогда особо не увлекался, а Рита вообще верхом ездить толком не умела.

— Почему вместо? — удивилась жена. — Хоть сколько — то лошадок надо оставить. Они такие милые, особенно если к ним сзади не подходить. Да и детям будет интересно.

— Каким еще детям?

— Нашим, естественно. Других тут все равно никаких нет.

— Тут ты немного не права — Мишка есть. Он явно еще не взрослый, но начинать взрослеть ему уже пора.

Этот разговор получил продолжение через пару дней, после очередного занятия с Михаилом.

— Алик, поручи мне какое — нибудь дело! — попросил брат. — Пусть не такое серьезное, как было у тебя с аэропланом Можайского, но только настоящее. Сколько можно в игрушки играть?

— Очень ты интересно рассуждаешь. Когда мы с Ники и Менделеевым клеили первый воздушный шар, это было, по — твоему, как — дело или игрушки?

— Э… не знаю. Наверное, все — таки дело, хоть и игрушка.

— Вот именно. Часто трудно сказать, где кончается одно и начинается другое. И, кстати, самое настоящее дело для тебя есть, а то у меня до него все никак руки не доходят.

— Оно связано с летательными аппаратами?

— Безусловно.

— Я согласен!

— Вот и ладушки, тогда организуй — ка мне музей истории аэронавтики, авиации и автотранспорта.

— Это как?

— На такой вопрос хочется ответить «каком кверху». Что значит как? Берешься и делаешь! Вот смотри — склеили мы тот воздушный шар. Он небось до сих пор где — то в Аничковом дворце валяется. Найти его — и в музей! Мой первый автомобиль туда же, на нем ездить все равно уже нельзя. Дельтапланы пока рано, пусть еще полетают, а вот первый самолет Можайского давно исторический экспонат. Подбери помещение, найди хоть одного человека на роль музейного смотрителя, и действуй! Хотя одного, пожалуй, будет мало. Можешь за консультацией в Эрмитаж съездить, там тебе расскажут про организацию этого дела. Не только всякие картины надо сохранить для потомков, но и результаты технического творчества тоже.

Глава 7

Конец лета и осень тысяча восемьсот девяностого года выдались богатыми на события — гибель отца, уход Марины, потом вообще смерть Николая, отчего я имел все шансы просто — напросто забыть про грядущий голод. Но не забыл, ибо мне напомнили.

В канцелярии еще весной девяностого был посажен специальный мелкий чиновник, задачей которого было следить за погодой в европейской части России и в случае каких — либо аномалий, а особенно необычно раннего наступления зимы, тут же докладывать мне. Первый доклад я получил в начале октября, еще при жизни Николая. Второй — сразу после его смерти. Впрочем, даже в Питере было заметно, что с погодой творится что — то не то. С середины октября ударили морозы, но снега выпало очень мало. В общем, уже в ноябре мне стало ясно, что голод, точного времени наступления которого я не помнил, начнется осенью девяносто первого года и будет продолжаться весь девяносто второй. А это означало, что во главе комитета по борьбе с последствиями катаклизмов пора ставить Витте, к тому времени уже освоившегося на посту министра путей сообщения.