Обо всем этом — о нелегком прощании со своими иллюзиями, о тяжком пути познания жизни — Фюрнберг много позднее поведает с беспощадной правдивостью в поэме «Брат Безымянный». Пока же из-под его пера выходят строки, в которых ощущается и поза и игра. Впрочем, в них немало и искреннего чувства — ненависть к буржуазным будням, сознание безысходности и одиночества человека в каменной тюрьме капиталистического города.
В 1927 году восемнадцатилетний Фюрнберг переехал в Прагу, где на него нахлынул шквал впечатлений. Здесь, в центре Чехословакии, тесно соприкасались не только чешская и словацкая, но также немецкая и австрийская культуры, создавая неповторимый колорит. Живя впроголодь, на случайные заработки, Луи все же берет уроки музыки и посещает университетские лекции по литературе и философии. Он знакомится с политической сатирой Тухольского и Вайнерта, с творчеством Брехта и Маяковского. Многим был обязан Фюрнберг опыту чешских поэтов, в особенности Безруча, Волькера, Неймана и Незвала. Перед молодым человеком открываются совершенно новые пути в искусстве. Луи начинает понимать, какую силу оно обретает, если в нем отражаются «думы, чувства, мечты и деяния народа», как сказано в его эссе «Поэты, которым можно позавидовать».
Вскоре в жизни Фюрнберга происходят решительные перемены — в 1928 году он вступает в коммунистическую партию. Ощущение одиночества, так долго терзавшее его, уходит. Он знает: «Повсюду сердца-антенны». Впоследствии поэт скажет, что коммунистической партии он обязан всем, что было в его жизни прекрасного, «что внесло в нее цель, дало ей направление».
Между тем политическая обстановка на родине Фюрнберга быстро и резко усложнялась. Трудящимся Чехословакии приходилось вести напряженнейшие классовые бои и против реакционных правящих кругов, и против гитлеровцев, стремившихся использовать отсталые элементы немецкого населения страны для подрыва ее национальных интересов.
С присущим ему темпераментом, забывая о своем тяжелом недуге, совершенно не щадя себя, поэт отдается политической борьбе. Он не только сотрудничает в коммунистической печати», но также организует самодеятельные рабочие ансамбли и как их руководитель, а вместе с тем и как композитор и поэт (он сочиняет для исполнителей революционные кантаты, песни, стихи) завоевывает среди немецких и чешских пролетариев широкую известность. Коллектив, созданный Фюрнбергом, с успехом выступает во Франции, в Швейцарии, в Советском Союзе. В 1933 году на Международной олимпиаде революционных рабочих театров в Москве ему присуждают первую премию.
Все свое творчество Фюрнберг стремится посвятить борьбе пролетариата. Он полагает, что теперь в его поэзии должны звучать лишь «фанфары», а не «флейта». Так он скажет позднее в «Брате Безымянном». Но мог ли поэт действительно расстаться с «флейтой», с лирикой? Немногие знали в тридцатых годах, что «Нунций» (под этим псевдонимом он выступал со своими боевыми песнями) и автор нежнейших лирических произведений, порою появлявшихся в печати за подписью «Фюрнберг», — одно и то же лицо.
Поэт как будто стыдился быть лириком — разве не было для него главным создание агитационных, пропагандистских стихов? Но когда однажды Луи в кругу друзей попросил извинения за то, что намеревался читать не политические, а очень личные, интимные произведения, присутствовавший там Юлиус Фучик сказал ему: «Почему ты извиняешься? Если для тебя существует водораздел между твоими политическими стихами и стихами личными, я не верю ни тем, ни другим».
Довольно скоро почувствовал Фюрнберг правоту Фучика. В первом большом своем произведении, завершенном в 1937 году, — в повести «Праздник жизни» (своего рода философской поэме в прозе) он сумел добиться гармонического сочетания политических мотивов и лирики. При этом он остался мечтателем, но поэтическая мечта была сопряжена теперь с открывшейся ему новой, революционной перспективой жизни. Не случайно до конца своих дней Фюрнберг любил ссылаться на слова Ленина о мечте, окрыляющей человека.
Пройдет несколько лет, и Фюрнберг познает не только радость участия в революционной борьбе, но и горечь поражений. В оккупированной гитлеровцами Чехословакии поэт-коммунист, вынужденный уйти в подполье, попал в руки гитлеровцев. Его зверски пытают, и он лишается слуха. Только чудом удалось вырвать Фюрнберга из гестаповских застенков. Потянулись долгие безрадостные годы эмиграции. Но именно в эту пору в творчестве поэта окончательно сливаются в одно целое личные, глубоко интимные чувства с чувствами миллионов, звучат и «флейта» и «фанфары». С полным правом Луи Фюрнберг назовет себя в «Брате Безымянном» не только певцом человечества, но и его солдатом.
По каким только странам не пришлось писателю кочевать в годы второй мировой войны! Ему довелось побывать в Италии, Греции, Югославии, Турции, на Кипре. В 1941 году английский военный корабль взял на борт Фюрнберга с женой, преследуемых гитлеровцами, и высадил их в Палестине. В Иерусалиме, в этой, как поэт писал друзьям, «каменной пустыне сердец», жизнь была для него настоящей мукой. Ведь там «законсервированы самые отсталые воззрения», там «чувство самосохранения превратилось в расчетливость, в жесточайший эгоизм, в воспевание идеи расы господ и глупость».
В невыносимо тяжелое для него время эмиграции Фюрнберг сумел создать свои самые сильные вещи. Он работает над лирическими циклами «Ад, ненависть и любовь» (1943) и «Эль Шатт» (издано посмертно в 1900 году), пишет «Новеллу о Моцарте» (1947), две больших поэмы — «Брат Безымянный» (1947) и «Испанская свадьба» (1948), трудится над романом «Отпуск».
Лишь в начале 1946 года, преодолев многие препоны, Фюрнберги получили возможность уехать из Иерусалима. Но им еще было суждено пробыть три месяца на краю Синайской пустыни, в лагере Эль Шатт, созданном в 1943 году английскими военными властями для югославских партизан, вывезенных с берегов Адриатики. Несколько лет тридцать тысяч «спасенных» ютились в палатках, не защищавших ни от зноя, ни от ночного холода, ни от песчаных бурь, страдали от болезней, от недостатка пищи. Тут были загублены сотни детских жизней, смерть лютовала и среди взрослых. Это был ад. Но поэт сумел здесь почувствовать величие и красоту отважного человеческого сердца — партизаны не сдавались, они героически боролись со смертью. Воплощением их веры в победу была сиявшая над лагерем пятиконечная звезда — символ Советской страны, символ свободы. Стихотворный цикл «Эль Шатт» был, по сути дела, лирическим дневником Фюрнберга.
Замечательный сборник стихов «Ад, ненависть и любовь», в котором талант автора проявился, пожалуй, с наибольшей силой, был также своеобразным дневником, но в то же время и летописью переживаний многих борцов за самые прогрессивные идеалы нашего времени. Здесь уже налицо высокий реализм, характерный для поэзии зрелого Фюрнберга, — реализм, обогащенный идеями социализма.
В лирике поэта тех лет очень много говорится о страданиях, о душевной боли, вызванной безграничным горем людским: «Ведь мы не камни, нам безмерно больно. Невмоготу все время быть примером, хотя примера требует эпоха». И все же автор никогда полностью не отдается скорби. И не потому, что ему присущ бездумный оптимизм, — в основе его веры в победу прогресса над варварством знание законов исторического развития.
Фюрнберг обычно начинает свои стихи с описания переживаний, рожденных какой-нибудь частной, даже обыденной ситуацией, а затем, увлекая нас стремительным потоком разнообразнейших ощущений, все усложняющихся многогранных ассоциаций, подводит к широким философским обобщениям. Вот известное стихотворение «В парке Монца», оно начинается строками, передающими глубочайшую любовь к родине, тоску по ней. Поэта терзает не только ностальгия, его обжигает мысль о множащихся жертвах фашизма. Отсюда исполненный горечи возглас: «О, в этот век остаться человеком — превыше сил людских!» Далее элегические строки переходят в иные — ликующие, подобные античному гимну, страстно воспевающие «праздник жизни». Нет, перед нами не просто смена настроений, овладевающих художником в те или иные моменты. Фюрнберг стремится передать диалектику развития своих чувств. И главное для него — утверждение мужества, призыв к противоборству губительным силам, угрожающим жизни.