Может, они и правы в своих опасениях. Ветер здесь дул не шуточный.

Но вид открывался захватывающий. Эндимион и Акидон отражались от меди, заставляя сверкать длинный прозрачный мост. Ступая по прозрачному полу, казалось, что я иду по черно-белым, уменьшенным в пять раз геометрическим фигурам Малого Парка.

У меня перехватило дыхание от восторга. И от ветра, который буквально выбивал воздух из легких, поднимая вверх юбку и волосы.

Когда я оказалась под сводами Георгиевского дворца, преградивший мне путь гвардеец слегка поклонился и пропустил вперед. Он любовался видом, оставаясь на каменном полу.

— Вы очень храбры, графиня, — сказал он.

— Мост только кажется опасным. А так вполне надежен.

В Георгиевском дворце суматохи было на порядок больше. Основная часть гостей размещалась именно в этом дворце. Слуги бегали от комнаты к комнате, то разыскивая нужную шляпку, то иголку с ниткой. Два нижних этажа дворца были и вовсе закрыты для посещения. Повсюду стоял караул Собственного Конвоя Императора. Если бы не бал, который состоится в Янтарном бальном зале второго этажа, то можно заподозрить неладное.

Возвращаясь к стеклянному мосту, я встретила фельдфебеля Донского. Он спешил, и ему было не до разговоров. Обычно веселый и легкий в общении мужчина был нервозен и раздражен.

— Графиня Ячминская? — Макс замялся, не зная как реагировать. — А вы уже от императора?

Я удивилась. Меня никто на аудиенцию не приглашал. Так с чего бы мне идти от императора?

Макс осекся.

— Извините за бестактность. Вы кого-то ищете? — Макс попытался повернуть разговор в другое русло.

— Честно говоря, я ищу горничную. Это морклово платье невозможно одеть без помощницы! — ответила я. Получилось чересчур эмоционально, но я была близка к отчаянию.

— А, горничную… Ну хорошо, я подумаю чем можно Вам помочь. Извините, меня ждут! — ответил Макс, и поспешил вниз.

Определенно у них что-то случилось. Что ж, видимо, пока знать что именно, мне не нужно.

Несолоно хлебавши, я вернулась в свои покои.

Сев перед трёхстворчатым зеркалом и облокотившись на тумбочку, я размышляла о том, насколько будет малодушно, если я не приду на бал. Причина банальна: я не могу сама зашнуровать платье и сделать прическу. Нет, конечно, я могла бы надеть котарди, причесать волосы и отправиться штурмовать бастионы холода и призрения, которые так любит воздвигать знать. Но, как сказала камеристка, церемониймейстер развернет меня перед дверьми в бальную залу.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала я, тупо уставившись на свое отражение.

Дверь дёрнули — ключ вывалился из замочной скважины, брякнув об паркет. Совсем забыла…

— Сейчас, минуточку!

На пороге стояла Апраксинья Августовна с поджатыми губами, сцепленными в замок руками и гордо поднятым вверх подбородком.

— Решила узнать собрались ли Вы на бал, — она стояла за порогом, как глыба льда.

— Как видите, — я развела руками.

Она вошла, держа спину прямо, свысока обсмотрела комнату и недовольно хмыкнула.

— Как можно в одной сорочке, когда до начала меньше двух часов?

Я пожала плечами и постаралась улыбнуться приветливо и скромно.

Она немного оттаяла.

— Платье подошло?

— Да, — я кивнула, скрыв недовольную гримасу.

— Это уже что-то. Ладно, мы наденем платье, а потом займемся прической. Да и, кстати, надо припудрить ваше лицо. Загар — считается верхом холопства.

Не знаю, где она увидела загар на моей коже. Он смылся на третий день после приезда в столицу.

— Если время останется, то постараюсь отыскать вам подходящий по размеру парик…

Старшая горничная ловко шнуровала корсет, при этом снабжая меня, по её заблуждению, важной информацией. Кого ожидают на балу, от кого нужно держаться подальше, к кому поближе, с кем непременно поболтать, над кем посмеяться, с кем пропустить бокал, а с кем наотрез отказаться от выпивки. В это время я думала о том, что нужно будет постараться рассмотреть всех собравшихся. Быть может, среди них окажутся заговорщики.

— Прекрасно, просто прекрасно! — Апраксинья Августовна сновала вокруг меня, разглядывая платье со всех сторон, — Ничего лучше бы Вы не нашли — это точно.

Она окончательно оттаяла, простив мне обиду.

— Сейчас наденем парик, будете, как принцесса! — она побледнела. — Ой, я хотела сказать, не как принцесса, она все же краше…

Я дернула женщину за рукав.

— Апраксинья Августовна, Вы не волшебное говорящее зеркальце. Или шпионов боитесь?

— Что за глупости, я говорю правду. В смысле оговорилась я просто. С кем не бывает?

Она завертела головой, будто оправдывалась перед палачом, обвиняющим её в немыслимой клевете на сестру императора. По щекам гулял лихорадочный румянец.

— Чего вы боитесь?

Она ушла от ответа, продолжив на все лады расхваливать принцессу Абрагель. Вклинившись в поток комплементов принцессе, я настояла на прическе из моих собственных волос.

Апраксинья Августовна подкручивала щипцами свисающие на плечи пряди волос, когда в дверь постучали.

— Открыто, — сказала я, направляясь к комоду возле окна. Под комодом были припрятаны: кинжал и два ножа. Я нащупала рукоять ножа, и завела его за спину, поднявшись в полный рост. Сомневаюсь, чтобы на меня напали открыто, но лучше я буду мнительной, но живой.

В дверях стоял поручик Максимилиан Донской. Это было неожиданно. Все-таки я надеялась увидеть Дарена, но он, видимо, сильно занят, чтобы проводить меня на бал.

Нет, я тоже считала, что сегодняшний бал — это пир во время чумы. Я нашла бы себе занятие более полезное.

Впрочем, из этого мероприятия можно извлечь пользу. Если постараться.

Его тонкие слегка напомаженные губы растянулись в улыбке.

— Вы очень соблазнительны, графиня. Это платье подчеркивает ваши прекрасные достоинства. Дарен просто обомлеет.

Я подавила желание кинуть в него увесистой книгой. Апраксинья Августовна покраснела и хотела что-то сказать, но я её перебила.

— Спасибо за помощь, Апраксинья Августовна. Теперь мне нужно побыть одной.

— А как же белила?..

— Я сама. Благодарю за помощь.

Она поклонилась и вышла, поджав губы. Кажется, я опять её расстроила своим поведением.

— Дайте мне пять минут.

— Понимаю. Внести последний штрих?

— Что-то в этом роде, — ответила я.

Конечно, ни о каких белилах и парике не могло быть речи. Я приладила ножи на бедра и окинула себя последним оценивающим взглядом. Темно-зеленое платье подчеркивало светлую кожу и оттеняло глаза. Каштановые волосы завиты локонами и подняты вверх. Лихорадочный блеск в темных миндалевидных глазах и румянец придавали опасного очарования. Решительность во взгляде и даже некоторую жестокость я постаралась смягчить улыбкой. Так-то лучше.

Я отказалась от обручей, которые помещались под юбку и делали её пышной, и отказалась от парика. Пусть сами носят свои парики. Корсет поднимал грудь, глубокое декольте её открывало наполовину. Мне это не нравилось. Не люблю, когда на меня смотрят с вожделением. Особенно всякие слащавые подлецы, льстецы и прочие низкие личности.

— Прошу, — сказал Макс, подставляя свой локоть для моей руки.

— Спасибо, — я дотронулась кончиками пальцев до его локтя.

Мы вышли на парадную лестницу, ведущую в Янтарный бальный зал, и влились в толпу придворных.

Сытые, завистливые лица оборачивались и бесстыдно рассматривали меня с ног до головы. Как же, новое лицо! Плюс моя репутация и должность.

Макс наклонился ко мне и шепнул:

— Не обращайте внимания.

Перед нами и следом за нами спешили на бал пары и семьи с детьми, племянницами, добрыми тетушками, решившими побаловать домочадцев. Дамы увешаны драгоценностями, все в пышных дорогих платьях. Кавалеры в строгих костюмах с орденами и медалями. Военные в мундирах с эполетами и наградным оружием, которое разрешалось носить на балы и приемы.

Последним писком и, вероятно, неописуемой смелостью среди женщин считался "естественно" блондинистый цвет волос, полученный с помощью заграничной и безумно дорогой перекиси водорода. На подавляющей части рисковых модниц, думаю, в данный момент красовались парики. Те же, кому повезло, и волосы выдержали издевательство химией, отпугивали желтизной.