— Эти недели, эти месяцы, когда ты с горж... с гордостью носила нашего ребенка, были для тебя тяжким испытанием. Я это прекрасно понимаю, не стоит отрицать. Прошу, не стоит отрицать. Доктор Бенна говорит, что ты уже поправляешься, но пока нуждаешься в уходе. И как ты знаешь, я готов окружить тебя заботой. Всегда это делал и буду впредь. Я забочусь о тебе. Да. Ты подарила мне сына, и теперь почти поправилась.

— Так сказал доктор Бенна?

— Но мне кажется, тебе следует задуматься, задуматься о том, как все эти недели, недели за неделей, страдал и я. Да, я. Понимаешь, и я. Это другая сторона медали. Пока ты носила ребенка, я был терпелив и с надеждой ждал. При родах было много волнений и еще больше ожиданий. В какой-то миг, смею сказать, мы боялись за твою жизнь. Хотя кто знает, не преувеличил ли доктор Бенна серьезность недуга, чтобы превознести свои заслуги. Вполне возможно. И с тех пор прошел месяц, четыре долгих недели, а я всё еще с надеждой жду.

На удивление тронутая, Морвенна ответила:

— Мне скоро полегчает, Оззи. Может, если это лечение не принесет результата, доктор Бенна предложит другое.

— Так не может продолжаться, — сказал Оззи.

— Что не может продолжаться?

— Я священник, служитель Господа, и должен исполнять свой долг в соотвер...соответствии с принятыми обязательствами. Но ведь я мужчина. Мы все — земные люди, Морвенна, как ты не понимаешь? Иногда мне кажется, что ты не понимаешь.

Она взглянула на Оззи и с ужасом поняла, что он запинается не только от выпитого. Возможно, и вовсе не от выпитого.

— Оззи, если ты о...

— Я об этом...

— Но я нездорова! Еще слишком рано!

— Слишком рано? Четыре недели! С Эстер я никогда не ждал так долго. Или ты хочешь, чтобы и я заболел? Ты прекрасно знаешь, что человеку не свойственно...

— Оззи!

Морвенна приподнялась в постели, и ее заплетенные в косы волосы безумно напомнили Осборну те волосы, что он только что видел. И всё остальное.

— Муж вправе желать свою жену! А долг жены — подчиниться! Большинство жен, и Эстер в том числе, всегда с благодарностью отвечают на внимание мужа. Всегда.

Он схватил Морвенну за руку.

— Оззи... Прошу тебя, Оззи, разве ты не знаешь, что я еще...

— Больше ни слова, — ответил он и поцеловал ее в лоб, а потом в губы. — Я помолюсь за нас обоих. А потом ты должна исполнить свой долг жены. Это быстро.

Молельный дом в Нампаре открыли в марте, и приехал главный проповедник округа, чтобы произнести речь и благословить правоверных. Для Сэма это стало триумфом. Вдобавок к двадцати девяти новым приверженцам, насчет которых он мог бы поручиться, что все они — искренне и всем сердцем приняли Христа, в часовню набилось еще человек двадцать, большая часть из любопытства, но некоторых глубоко тронула проповедь. После этого паства Сэма выросла до тридцати четырех человек, а в душах еще нескольких пока шла борьба, но они уже созрели. Под конец проповедник поздравил Сэма и до отъезда перекусил со старейшинами.

Но в июне прибыл другой человек, и его появление уже не принесло столько тепла и радости. Его звали Артур Чампион, он был главным смотрителем округа. Проповедовал он умело, но не вызывал ожидаемого воодушевления, а после собрания переночевал у Сэма в коттедже Рис, съел предложенный хлеб с джемом и лег спать на кровати Дрейка.

Ему было лет сорок, до того как почувствовать призыв Господа, он работал странствующим обувщиком. После ужина Чампион вежливо, но твердо перешел к разговору о финансировании небольшой общины Сэма. Он поинтересовался, все ли прихожане платят положенное, какие записи ведутся и есть ли у Сэма надежный помощник для хранения денег. А кроме того, во что обошлось строительство часовни и не возникло ли долгов. А места впереди дороже, чем в задних рядах, и насколько? И кто ведет записи о собраниях, кто планирует еженедельные встречи? Сколько средств вносится на нужды странствующих проповедников и тех, кто полностью посвятил жизнь служению Христу?

Сэм терпеливо и униженно слушал и отвечал на каждый вопрос. Большая часть паствы платит, когда может, но жители вокруг так бедны, что платят не так часто, как в городе.

— Но они всё равно должны, Сэм, — сказал Чампион с мягкой улыбкой. — Сообщество, которое не стоит того, чтобы ради него жертвовать, ничего не стоит, в особенности, если это сообщество тех, кто познал Спасителя.

Сэм ответил, что у него есть отличные помощники, но никто не трудится делать записи и держать деньги под замком. Он записывает кое-что в черном блокноте, а деньги, когда они появляются, хранит под кроватью, на которой будет спать гость.

— Смело, — заметил Чампион. — Ты смелый человек и хорошо справляешься, Сэм, но раз уж в общине есть пара старейшин, разумно было бы разделить ответственность. Да это просто необходимо!

Сэм ответил, что часовню построили на земле, подаренной капитаном Полдарком, и из камня, собранного на развалинах подъемника шахты Уил-Мейден, расположенной неподалеку. Балки крыши — из древесины, принесенной морем на пляж Хендрона, и весьма кстати, а солому купили недорого. Скамьи сколотили местные мастера, алтарь и кафедру сделал его брат Дрейк, умелый плотник, а доски остались после ремонта библиотеки капитана Полдарка. Так что дом почти ничего не стоил, кроме времени строителей, а поскольку все они — преданные рабы Иеговы, то Сэм не считает себя вправе брать плату за посещение дома Господнего у тех, кто его построил.

— Верно, Сэм, верно, — мягко поддакнул Чампион. — Верно и подобающе. Но вскоре придется брать хоть небольшую плату, чтобы разделить с остальными братьями. Много всего делает центральное руководство, странствующие проповедники и те, кто полностью посвятил себя Богу. Так что небольшая лепта требуется от каждой души, от всех, кто познал Спасителя.

Сэм признал свою ошибку, и они перешли к обсуждению организационных дел: как проводить собрания, что говорить пастве, и есть ли еще кто-нибудь на замену Сэму, если он болен или в отъезде. Это совершенно необходимо. Сэм понял, что значит быть частью большого Уэстлианского общества. Необходимо не только искать спасения, но и делать это организованно. Но все-таки у него осталось неприятное чувство, что его сбросили с небес на землю. Для Сэма собственная душа, как и духовное пробуждение, случившееся в Гвеннапе в прошлом году, словно проблеск молнии в летнюю грозу, служили главным источником искупления грехов. И хотя во всем остальном он был человеком практичным, он считал, что быть практичным в делах духовных — это как прыгнуть в пропасть, а потом услышать призыв вернуться и построить через нее мост.

Они еще почти час разговаривали и молились, а потом Артур Чампион сказал:

— Сэм, я хотел бы перемолвиться с тобой словечком еще по одному важному делу. Ты, конечно же, уверен, что чист перед Спасителем, да и я редко встречал таких искренне уверовавших. Но раз я обязан доложить руководству о том, что здесь всё как полагается, то должен попросить тебя обратиться к своей душе и сказать, нет ли в ней какого греха или искушения, которые ты хотел бы со мной обсудить.

Сэм вытаращил глаза.

— В каждое мгновение мы все должны каяться в грехах, брат. Но не могу сказать, что сейчас рискую больше, чем в прошлом году или в какой другой год с тех пор, как обрел Господа. Ежели у тебя есть причина думать, что во мне угнездился сатана, то прошу, укажи мне путь к спасению.

— Я о том... — начал Чампион и откашлялся. — Мне сказали, что ты ухаживаешь за девушкой с дурной репутацией.

Повисла пауза. Сэм ослабил шейный платок.

— Ты об Эмме Трегирлс?

— Да, вроде так ее зовут.

— Я считал, что священная задача наставника общины — пытаться привести заблудшие души к Христу.

Чампион снова откашлялся.

— Это верно, брат, это верно.

— Тогда в чем же дело? В чем моя ошибка?

— Я-то сам ничего про это не знаю, Сэм. Совсем ничего. Но мне сказали, что она гнусная грешница, но юная и привлекательная. Как мне сказали, зло не отразилось на ее лице. Ты слишком молод, Сэм. Чистое и нечистое иногда трудно отличить. Это самая что ни на есть дьявольская опасность.