Сыщиков женщина приветствовала сухо, по-деловому, но вежливо. И совсем расслабилась, узнав, что никаких конфиденциальных сведений от неё не требуется.

- Госпожа Олэан, как я понимаю, ваша клиентка, несколько дней назад написала мне, предупредила, что вы можете нанести визит, - неодобрительно качнула туго стянутым пучком волос дама, приглашая посетителей присаживаться. - И велела откровенно ответить на ваши вопросы. Это, конечно, её личное дело. Но понимаете, мы дорожим репутацией заведения...

- Она нисколько не пострадает! - вытащив из загашника свою самую обаятельную улыбку, заверил Рон. - И, поверьте, нас интересуют только общие вопросы. Какие отношения были между сёстрами, как они общались?

- Практически никак не общались, - развела руками директриса, усаживаясь в кресло, чем-то неуловимо, но навязчиво напоминающее трон. - По крайней мере, в пансионате. Они обучались в разных группах, жили в разных комнатах. На занятиях не пересекались. Да и тяги к общению, по-моему, не испытывали. Следует отметить, что все три девочки Олэан отличались замкнутостью. И очень неохотно шли на контакт, как с воспитателями, так и с детьми.

- Ну, может, вы хоть пару слов скажите об их отношениях, о семье? - оборотень подогрел улыбку, лучась добродушным обаянием. - Всё-таки педагог с вашим стажем даже не видя семью, способен сделать выводы.

- Я не очень люблю давать оценки воспитанницам. А уж об их родственниках вообще предпочитаю не говорить, но... - директриса смущённо поправила очки, которые и так не собирались никуда съезжать. Видимо, дама душой не кривила и действительно сплетничать не любила. - Лучше расскажу о том, чему была свидетелем лично.

- Мы само внимание! - заверил оборотень и даже вперёд подался - внимать приготовился.

- Понимаете, оплату за содержание воспитанниц опекуны нередко задерживают. Я бы даже сказала, что часто. Гораздо чаще, чем нам хотелось. И как ни странно, перевести деньги забывают как раз достойные и далеко не бедные родители. Что же нам делать в подобной ситуации? Дирекция просто вынуждена вести себя весьма назойливо, напоминать. Сначала, конечно, письменно. Но если это не действует, то приходиться и лично наведываться.

- И как же отреагировал господин Олэан, когда вы о долге напомнили? - не удержалась Каро.

- Раздражённо, - директриса глянула на тегу... недобро. Теург тут же уткнулась в свой блокнот - ну просто примерная ученица. - Только дело не в этом. Этот фат мне вообще странным показался. Конечно, мой визит ему удовольствия не принёс. Правда, ничего не скажу, вёл он себя достойно. Извинился, тут же чек выписал. Но пригласил, почему-то, не в свой кабинет, а в столовую. И только потом, будто спохватившись, предложил чаю. Я, конечно, согласилась. И, признаюсь, не только ради ответной любезности.

Строгая дама снова поправила намертво сидящие на носу очки, теребя уголки бумаг, аккуратной стопочкой сложенных на столе.

- Понимаете, у меня есть слабость - фарфор с восточных островов. Мне в наследство досталась чайная пара и кувшинчик. Вот с тех пор и собираю книги, изображения, - директриса, старательно косясь в сторону, понизила голос до шёпота. - Даже купила за совершенно баснословные деньги блюдечко.

- Прекрасно вас понимаю, - интимно ответил Мастерс. - Эта голубая роспись - просто чудо какое-то. И огромная редкость. С довоенных-то времён немного осталось и цены на них беспредельные!

- Приятно встретить настоящего ценителя, - пергаментные щёчки директрисы слегка зарумянились. - Так вот, в столовой Олэанов была горка[1], просто снизу доверху уставленная посудой с Островов. И я не могла отказать себе в удовольствии рассмотреть эту прелесть. Хозяин, несомненно, заметил мой интерес и не одобрил его. Даже не предложил подойти поближе. Кстати, подавая чай, служанка сервировала стол очень приличным фарфором, можно сказать, дорогим. Но отнюдь не восточным.

- Вероятно, своими раритетами Олэан предпочитал только любоваться? - предположил оборотень.

- Конечно, - дама покраснела ещё сильнее, - но мне так хотелось рассмотреть чудные вещички... Простите, я опять отвлеклась, хотела о другом рассказать. Так вот, когда мы пили чай, в столовую вбежала малышка Элия - младшая из сестёр. Девочка буквально взахлёб рыдала, трясла какой-то тряпкой. Я и не поняла сначала, в чём тут дело. А отец повёл себя неадекватно. Вместо того чтобы успокоить ребёнка и расспросить, фат начал жутко кричать. Просто ужасно. Он, не побоюсь этого слова, пришёл в бешенство.

Директриса замолчала, поджала и без того практически невидимые губы. От чего её лицо ещё больше начало смахивать на череп. Переложила стопку бумаги на другой угол стола.

- Поймите, я никого не сужу и не осуждаю. И искренне считаю, что телесные наказания детей порой необходимы. Но, во-первых, Элии тогда едва десять исполнилось. А, во-вторых, бедняжка всегда отличалась некоторой... тугодумностью. Да и с дикцией девочки трудности наблюдались - ситуация выправилась только годам к пятнадцати. Ребёнок ещё и в истерике... В общем, всё это уже с жестокостью граничило.

- И чем же закончилось дело? - поторопил даму оборотень.

- В конце концов, оказалось, что тряпка, которую Элия принесла - это шёлковая вышитая подушка всё с тех же Островов, - уже неохотно, будто против собственной воли, продолжила дама. - Точнее, наволочка. Как я понимаю, вещица тоже недешёвая. Так вот, малышка её порвала. И когда господин Олэан это понял, он ударил дочь. Понимаете, не просто пощёчину дал, а ударил так, что девочка к стене отлетела.

- А вы? - сочувственно поинтересовался Мастерс.

- А что я? - женщина пожала плечами. - Возмутилась, попыталась воззвать к его разуму и родительскому долгу. Но мои внушения впрок не пошли. Никогда не забуду его фразу: «Дети и эльзара не стоят, зато обходятся недёшево!». Ну а теперь судить сами, какие нравы в этой семье царили. Пожалуй, ничего больше я добавить не могу.

***

Доктор, курирующий пансионат, оказался милым, добродушным старичком с эдакой лукавой усмешкой: «Я всё про вас, молодые люди, знаю, ничего от меня не скроете!». Но в целом приятным и разговорчивым дядечкой, немедленно поведывавшим, что практику он оставил ещё десять лет назад, ибо «на безбедную старость заработал». Что из семьи у него только старая собака, а от девочек-воспитанниц он заряжается молодой энергией. И подмигнул плутовски, словно в этой подзарядке что-то неприличное имелось.

Конечно, про старичков-развратников Каро слышала. Прада, сильно сомневалась, будто конкретно этот сморчок ещё на что-то серьёзное способен. Но, как говорится, каждому своё. Хочет выглядеть извращенцем - да, пожалуйста. Только Курой врач мгновенно разонравился.

Зато Мастерс с дедом слёту общий язык нашли. Напрочь забыв о теурге, живенько обсудили «молодую энергию» и её влияние на игру в крокет. Сошлись на том, что врачуя старушек с мигренями долго не проживёшь. И пребывание рядом с молодыми-здоровыми-симпатичными воодушевляет. И только после этого, безумно друг другом довольные, к делу перешли.

- Эния Олэан, - протянул доктор, поудобнее в кресле устраиваясь. - Как же, как же, помню. Старшая из сестёр. Очень милая девочка. С детства страдала малокровием[2] и склонностью к обморокам.  Но прелестное дитя, такое любознательное.

- А вы всех своих пациенток помните? - не слишком дружелюбно поинтересовалась Каро, вдоволь намолчавшаяся в кабинете директрисы.

- Ну, конечно же нет, любезная барышня, - разулыбался старичок. - Но, видите ли, три сестры в пациентках, да ещё и феи, да ещё и в пансионате - явление редкое. Честно говоря, я, кроме них, фей-то и не лечил. Признаться, в юности увлекался антропологией. Поэтому данными воспитанницами сразу заинтересовался. Да и малышка Эния требовала постоянного внимания. Малокровие у неё прогрессировало, особенно зимой и весной ранней. С постели почти не вставала. Да и с младшенькой повозиться пришлось. Имелось у меня подозрение, что она не приспособлена для обычного обучения.