Изменить стиль страницы

Это война. Сам Альберик однажды заявил об этом Тору — это маленькая, но все же кровопролитная война. А диверсантов трудно заподозрить в жалости к противнику на поле боя, даже если речь идет о девушках.

Значит, Альберик преследовал Тору уже не только из чувства долга?

Когда человек лишается кого-то дорогого ему, со временем накапливающаяся скорбь преобразуется в нем в гнев. И излить этот гнев на кого-либо — способ не дать какой-то части своей души увянуть.

Тору знал об этом не понаслышке.

Хасумин. Акари.

Он терпел свою скорбь именно потому, что превращал ее в ненависть по отношению к «врагам».

Но Тору брал силы для того, чтобы жить, не только из этого источника.

Он жил… чтобы исполнить мечту Чайки.

— Конечно, я хотел бы сразиться с тобой в честной битве и поставить тебя на колени, но… — вдруг сказал Альберик.

Кстати… все это время он ведь даже не пытался взяться за свой меч.

— Что такое? Господин рыцарь решил сменить тактику?

— Да. Я решил, что вместо того, чтобы подвергать своих друзей опасности, мне следует сделать другой выбор, пусть он мне и не очень нравится.

Выражение лица Альберика изменилось.

Он то ли насмехался над Тору… то ли смотрел на него с жалостью.

В его глазах виднелась непроглядная тьма.

«Не похоже это на него», — успел подумать Тору, видя в них те самые чувства, которые он, вроде бы, хотел увидеть все это время. И тут…

— Тору, — послышался шепот за его спиной.

И вместе с этим… что-то пронзило его бок.

— …Э?

Даже самому Тору показалось, что его возглас прозвучал глупо.

В самую первую очередь он ощутил не боль и не жар, а неуверенность.

— Что… это… — лишь смог протянуть он, глядя на торчащий из бока метательный нож.

У Альберика нет людей, использующих такое оружие.

И вообще, это оружие диверсантов, вроде Тору.

И прямо сейчас, без Акари, рядом с Тору не находилось людей с такими ножами, за исключением Чайки, которой он дал несколько для самообороны…

— …Чайка?

В воздухе показались серебристые волосы.

Тору ошарашенно смотрел на бегущую мимо него девушку.

Он знал наизусть ее профиль. Он знал наизусть ее волосы. Все они принадлежали хозяйке Тору, с которой он не раз целовался, и с которой они вместе путешествовали, постоянно выручая друг друга.

Чайка бежала от него.

Гроб, который она всегда таскала по спине, моментально скрыл ее фигуру от Тору.

— Эй… ты…

— Тору. Не может. Вернуть останки, — произнесла владелица гроба своим обычным голосом.

Тору не видел, что именно выражало ее лицо.

— Поэтому… сделка.

— …Что? — обронил Тору, падая на колени.

Только сейчас он ощутил резкую боль в своей ране.

Глубокая. Похоже, что задеты даже органы.

Тору попытался напрячь мускулы, чтобы ослабить кровотечение… но получилось плохо. Моральное истощение с такой скоростью распространялось по его сознанию, словно это оно, а не кровь, сочилось из раны.

— Короче говоря, — сказал Альберик ледяным голосом, не сводя глаз с Тору. — Мы заключили сделку. С… Чайкой Газ.

— Что?..

Он не понимал.

Сделка. Чайки и Альберика?

Какой мог быть смысл в…

— Чайка Газ хочет закончить сбор «останков». Но в одиночку ты не сможешь убить всех нас и отобрать недостающие фрагменты, — уверенно продолжил Альберик. — С другой стороны, Тору Акюра, главное из моих желаний — убить тебя, чтобы отомстить за Виви и Зиту. Вот на этих основаниях мы и договорились об «обмене».

Чайка − принцесса с гробом. Книга 3 img_950

Альберик кивнул Чайке, уже успевшей подбежать к нему.

— Я передаю ей оставшиеся три фрагмента… — Альберик в открытую передал Чайке три сосуда с «останками», чтобы Тору все разглядел. — А Чайка сдает тебя мне.

— Чайка… — сказал Тору, зажимая рукой рану. — Эй… это не смешно…

«Это даже опасно. Немедленно возвращайся».

Он даже не смог закончить свою фразу.

— Тору, — обернулась к нему Чайка. — Я ведь с самого начала говорила, не так ли?

Почему-то она переключилась на северный язык.

Возможно, она сделала это для того, чтобы Тору легче ее понял (а возможно, ее цель была мрачнее — чтобы он не смог ее не понять), но во всяком случае ее речь стала куда более акцентированной, с паузами между словами.

— Моя главная цель — сбор всех останков отца. Я лишь выбрала самый верный способ ее достижения.

Отобрать «останки» у Альберика на пару с Тору.

Или же сдать Тору Альберику и получить «останки» в обмен.

Совершенно очевидно, какой из вариантов проще.

— Чайка. Ты…

Тогда что насчет тех улыбок? Что насчет всех этих поцелуев?

Неужели все они были лишь для того, чтобы заставить Тору действовать, как ей удобно?..

— …

Осознание того, что труды оказались тщетными, ощущалось так, словно тело его гнило заживо.

Все люди предают.

Он знал об этом. Все знают об этом.

Тогда почему… почему все они смотрят на близкого им человека и думают «но только не этот» и «этот человек меня не предаст»? И почему ищут для этого основания, которые на проверку оказываются вершинами глупости?

Поцелуи?

Жизнь под одной крышей?

Битвы плечом к плечу?

Телесная близость?

Словесные клятвы?

«Да разве все они хоть что-то значат?»

Сколько бы слов они ни говорили друг другу, сколькими бы чувствами ни делились, сколько бы ни проводили друг рядом с другом времени, ничто не могло гарантировать, что один не предаст другого. Между всеми этими вещами и предательством нет никакой связи.

Кто-то может сказать, что эти действия «влияют на чувства».

Но «чувства» и «душа» не просто неосязаемы, люди до сих пор не могут сойтись во мнениях относительно того, что именно означают эти слова. Разве попытка решить, что предательство «немыслимо» на основе одних лишь этих вещей — не банальная глупость?

«Вера» — вершина нелогичности.

Где-то на задворках сознания Тору послышался чей-то шепот.

Похожий на Хасумин. Похожий на Акари. Похожий на Доминику. Похожий на Чайку.

Похожий на всех них... и в то же время чей-то еще.

«Как бы хорошо ты ни относился к своему партнеру, когда представится выбор между ним и либо своей жизнью, либо выполнением важной миссии, логичным решением будет бросить его».

Кто-то говорил с ним таким голосом, словно рассказывал нечто совершенно очевидное.

Разве позволить каким-то мелочам отвлекать себя от истинной цели — не глупость?

Значит, выбор и правда очевиден.

Предательство — естественное решение.

Помни это. Когда ты говоришь с другими людьми — под их улыбками скрываются ростки предательства. Это неотделимая часть человеческих взаимоотношений, и тот, кто прожил всю свою жизнь, не познав предательства, либо чудесно удачлив, либо настолько глуп, что даже не осознал, что его предали.

Подозревай. Подозревай. Подозревай.

Если ты родитель — подозревай своих детей. Если ты мужчина — подозревай женщин. Если ты муж — подозревай жену. Если ты друг — подозревай друзей. Если ты ученик — подозревай учителя. Если ты начальник — подозревай подчиненных.

Ты никогда не знаешь, когда тебя предадут.

Поэтому...

— Чайка...

Ощущая, как замыкается в собственном отчаянии, Тору произнес ее имя.

Имя той девушки, ради мечты которой он был готов пожертвовать всем.

— Прости, Тору, — ответила та с улыбкой. — Но другого выхода нет. Я непременно должна собрать все «останки», понимаешь?

На ее лице не было ни намека на злой умысел.

Она будто произносила нечто очевидное...

— ...

Так значит, это очевидно?

Значит, Тору «верил» просто по своей глупости?