Покинув бронетранспортёр, экипаж скрылся за углом дворца культуры. Где-то в городе продолжал греметь бой. Вдоль главной дороги, по тротуару, ведущей к центру города, прихрамывая, шёл Серж.

Подойдя к военачальнику, он, заикаясь из-за контузии, доложил о том, что их группа нарвалась на засаду.

Вернувшись к Тополю, я обрисовал ему обстановку и ещё то, что нам велено прикрывать правый фланг, чтобы не допустить внезапного прорыва противника.

Установив «АГС» на перекрёстке, он велел мне лечь через дорогу.

– Если что, отходи к штабу и сообщи о прорыве. А я этих сук задержу, живым я им не сдамся! – сказал он, доставая из кармана гранату.

Тем временем оттуда, где шёл бой, повалил густой черный дым. Канонада автоматических выстрелов постепенно затихала, уступая место одиночным. И только «тридцатка» уверенно работала, оставляя гулкое эхо, которое было трудно спутать с другим оружием.

«Значит всё, добивают наших», – устраиваясь в канаве, подумал я.

Достав из подсумка гранату и снарядив её, я подбежал к Тополю.

– Место открытое, если на «БМП» прорвутся, раскатают нас. Может в доме займём оборону? Что делать будем?

– Молиться! Один чёрт, что в доме сожгут, что на дороге раскатают – живым они меня не возьмут… суки! – как заговорённый твердил он.

Отойдя к обочине и заняв позицию, я стал вспоминать сегодняшнее утро, с каким бахвальством мы начинали атаку. Как тогда перед штурмом высоты возле села Кожевня. Опять понадеявшись на авось, не проверив данные другого подразделения. А ведь эти же разведчики были в штурмовом отряде, который вместе с нами утром спустился в город. Вот что значит неорганизованность.

Тем временем звуки разрывов и рычание техники всё приближались: «Что же там происходит с нашими бойцами?» – в голове прозвучали слова Тополя: «Молиться!». Никогда не поверю в теорию Дарвина, что человек произошёл в ходе эволюции. Мы – это чей-то не очень удачный эксперимент, создавших нас пришельцев обзывают по-разному, оно и неудивительно – аборигенам будет трудно объяснить то, как космические корабли бороздят просторы вселенной, проще дать им несколько десятков заветов и не усложнять жизнь. Но в наших генах сидит то, что не вытравишь даже колённым железом – это надежда, надежда на то, что высший разум раз и навсегда когда-нибудь покончит с этой несправедливостью, под названием человеческое общество, потому как в человека мы верим редко.

Где-то я слышал, что-то Богородица больше благоволит солдатам, являясь их заступницей. И я стал молиться, молиться за тех, кто был там, за тех, кого уже возможно не было. Я не знал особых слов, просто я обращался именно к ней…

* * *

Срываясь вниз крупными каплями, пошёл дождь, внезапно, как будто тот, кто неведомой рукой ещё недавно расставляя свою игрушечную армию, решил устроить перерыв. Дождь был такой силы, что за несколько минут я промок насквозь.

– Ну, что прохлаждаетесь? – крикнул подбежавший к нам Ром, который до этого находился на соседней улице. – Отходим… к дворцу культуры, теперь там все.

По обеим торцам здания «ДК» были установлены крупнокалиберные пулемёты, возле заднего торца, который меньше всего мог быть подвергнут обстрелу, собралась основанная часть бойцов. Здесь же были и трое пленных, которых уже перевязывала медсестра из отряда «лето».

– А-а-а, вот вы где! – крикнул на них, пришедший с другого конца здания боец.

По правой щеке у него струилась кровь, и он лишь изредка мотал головой в сторону, чтобы смахнуть её.

А ну, вставайте! Пошли за сарай, – передёрнув затвор автомата, он направил дуло на них.

Первый из пленных, поочерёдно посмотрев, то на медсестру, то на бойца, стал медленно подниматься, как будто растягивая время. Второй, обхватив голову руками, сидел и не шевелился, будто не слыша этого приказа. У третьего, затряслись ноги, он, пытаясь встать, соскальзывал с мокрого асфальта и после нескольких неудачных попыток он прекратил свои попытки.

– А ну, жи-и-ве-е-е! – боец схватил за шиворот пленного, у которого соскальзывали ноги, и с силой потянул его вверх.

И когда уже эта процессия готова была двинуться во внутренний двор, где стоял сарай, к ним подбежал «летовский» боец».

– Серёжа, ты в своём уме? Это же пленные, ты понимаешь? Если ты их сейчас расстреляешь, ты уподобишься им!

– Пусть! Я не могу больше на них смотреть! Это звери… ты понимаешь?! В них нет ничего человеческого, они наших в плен не берут! Чех… Чех там остался… он не вышел!

Подбежавший к ним ещё один ополченец, опустив рукой, ствол автомата стал уговаривать Сергея.

– Послушай, есть приказ Стрелкова – пленных свозить в комендатуру, потому как их обменивают на наших братьев, что в плену… ты понимаешь? Мы своих ребят спасем, обменяв их на это дерьмо.

Закинув автомат на плечо, Сергей, всё также смахивая кровь со щеки, отправился на передний угол дворца культуры.

А медсестра, сетуя на то, что на пленных она потратила все медикаменты, стала перевязывать самого крупного из них.

На заднем углу наших бойцов почти не было, дойдя до переднего торца «ДК», я увидел, как наш доктор перевязывал Матроса. Правая штанина его была оборвана до колена, на правой руке, которую он обхватил левой рукой, сочилась кровь. Несмотря на эти ранения, он продолжал делать выводы по поводу нашего наступления, а также, предлагал план контратаки. Возле чёрного входа на ступеньках сидел Шарнир, медленно затягиваясь сигаретой. Каждый раз затягиваясь, он кашлял, и отхаркивал на пол большие сгустки крови. На его спине, из развороченной обшивки бронежилета, торчал осколок. Рядом был Серж, который разговаривал по телефону, вследствие контузии постоянно переспрашивая, не мог понять своего собеседника.

Вскоре подъехал микроавтобус, в котором был Мотор, посадив туда раненых из отряда «Лета», а также Шарнира, бойцы из микроавтобуса направились к Матросу, но тот, отказываясь от поездки в больницу, закрыл дверь, указывая бойцам, что им пора ехать.

Из машины вышел Мотор. И только после обещания Матросу, что вечером его привезут обратно, тот согласился ехать в больницу.

С доктором мы общались редко, его и позывной был Док. До войны, этот со всех сторон правильный человек, был стоматологом. Такие как Док и детей-то своих не лупят, предпочитая телесным наказаниям, только ласку и терпение. Ему хоть на ногу наступи, а никогда не услышишь от него бранного слова. Наблюдая за Доком, я думал: «Насколько безгранично человеческое благородство». На войне с нами Док побывал в самых жарких местах и никогда не отказывал в помощи, даже если приходилось лезть в самое пекло.

Через окно, находившееся во внутренней стороне здания, несколько ополченцев попали внутрь. Во дворце культуры помимо актового зала находились: почта, приёмная главы администрации, аптека. Так как руководству уже доложили о взятии города, то было решено закрепиться во дворце культуры, и, дождавшись подкрепления, вновь штурмовать позиции противника. После отъезда Моторолы с раненными, уехали и руководители операции.

Подойдя к углу здания, я присел на крыльцо возле Митяя.

– Я с «Летовскими» ребятами общался, они говорят, что если бы не дождь, их бы на технике, как зайцев, передавили. У «Летовских» танкист бывший есть, говорит укры на технике за ними в погоню не пошли, потому как при таком сильном ливне триплекса у танков заливает, видимости ноль, эти несколько минут дали возможность отойти всем, – по детски улыбаясь, сказал мне Митяй.

– Да, Митяй, значит в этой жизни не всё так устроено, как хотелось бы этим подонкам! У них есть техника и оружие, а с нами – высший разум не иначе. Другого объяснения такому чуду я дать не могу.

Обследовав первый этаж и оборудовав окна под гранатометные точки, мы стали ожидать атаки.

Долго ждать не пришлось, после того как дождь кончился, «укры» пошли в наступление. На двух «БТРах», при поддержке танков, они уверенно продвигались вперёд. Через черту города они лезть побоялись и, обойдя нас по правому флангу, «БТРы», оторвавшись от поддержки тяжёлой техники, проскочили мимо одного из наших секретов.