- Все еще дуешься? – спросил Мигель, обнимая обнаженное тело Келли, лежащей среди скомканных простыней.

- Нет, теперь я боготворю тебя, – Келли поцеловала Мигеля в грудь. – Спасибо.

Мигель обнял девушку за талию и положил ее себе на живот. Она лукаво затаилась перед его более чем готовым к делу мужским достоинством.

- Думается мне, я заслуживаю награды, мадмуазель, – охрипший от желания голос Мигеля вогнал Келли в дрожь. Она наклонилась к груди Мигеля и поцеловала его. Длинные, густые волосы девушки отделили обоих от реального мира, закрыв их в волшебном, колдовском мирке. Мигель задохнулся от этого страстного, властного и томительного поцелуя.

- И я собираюсь наградить Вас, капитан, – прошептала Келли.

Они сплелись в жарком объятии, подобно двум изголодавшимся друг по другу людям, как делали это много раз до этого. Они целовали, лизали, кусали друг друга, увлеченные древней любовной игрой, побежденные и побеждающие.

Гораздо позже, когда свет утренней зари окрасил горизонт в пурпурные тона, Келли уснула в объятиях своего обожаемого испанца самой счастливой женщиной на свете...

Неожиданно разразился жуткий ураган, будто вырвавшийся из границ ада. Небо скрылось, превратив день в ночь, словно сама природа взбунтовалась, натравив на остров яростный ветер и низкие черные тучи, изрыгавшие потоки воды. Эта буря была самой сильной из тех, о которых вспоминали люди, живущие на островах. Жители боялись, что многие дома на Гвадалупе и Мартинике не устоят под напором стихии.

Корабли были крепко-накрепко пришвартованы к причалу, чтобы разбушевавшееся море не швырнуло их на скалы, и все же “Миссионер”, “Черный Ангел” и некоторые другие суда были повреждены. Многие дома превратились в руины: их крыши слетели, ставни исчезли, многочисленные пальмы были сломаны или выдраны с корнем. Вихрь тащил за собой домашнюю утварь, животных, людей, словом, потери были более чем значительные.

Ураган пронесся вблизи от “Прекрасного мира”, так что в поместье не досчитались поголовья скота, уток и кур, а также пострадала добрая часть черепичной крыши амбара и ограда на северной стороне имения.

Вместе с Арманом и Роем Мигель чинил всё, что требовало срочного ремонта, а Келли, Вероника и Лидия наводили порядок внутри жилища. Некоторые окна в доме были напрочь сорваны с петель, и повсюду царил невообразимый хаос.

Перемазанный грязью с ног до головы Мигель вошел в дом. В руках он держал соломенную шляпу, его волосы были всклокочены, а сам он был зол, как тысяча чертей. Однако настроение испанца резко изменилось, когда он увидел заплаканную Келли.

- Что случилось, малышка? – он обнял девушку и вытер ей слезы.

- Одна из скульптур разбилась вдребезги.

- Глупенькая, – сказал Мигель, ласково покачивая Келли и целуя ее в кончик носа. – Я куплю тебе еще десять. Пойдем, ты ведь не будешь плакать из-за куска камня, правда? А кстати, если ты будешь продолжать хныкать, эти чудесные кошачьи глазки затуманятся и станут некрасивыми. Ты же у меня красавица, хотя грязь и эта косынка тебе не идут.

Келли сняла пеструю косынку, которую она повязала на голову, чтобы не запачкать волосы; косынка вовсе не красила ее.

- Ты поранился.

- На меня упал сверху кусок черепицы.

- Дай, я залечу эту ранку.

Келли помогла Мигелю снять рубашку, нашла воду, полотно и мазь. Пока Келли обрабатывала рану, ее глаза постоянно возвращались к золотому с изумрудами браслету, которым всегда щеголял Мигель.

- Чье это?

- Что?

- Браслет.

- Одного человека, которому не повезло.

- Ты убил его?

- Это он пытался меня убить.

- Наверняка это был подарок какой-то дамы. Он очень красивый.

Если Келли восхищалась чем-то, что ей нравилось, Мигель всегда был готов отдать ей эту вещицу.

- Тебе хотелось бы иметь этот браслет? – поинтересовался он и теперь.

- Нет!! – Келли никогда не заикалась об этом украшении. Ей нравился этот браслет, и она думала, что он очень красиво смотрелся на загорелой коже. Она не хотела, чтобы Мигель лишился браслета, потому что он придавал ему еще более экзотический вид.

Мигелю показался странным столь решительный отказ. Его ослепило сомнение, что Келли могла думать о браслете только как об еще одной награбленной вещице. Она осуждала способ, которым он добывал драгоценности? Но ведь всё, что доставляло ей удовольствие, было плодом пиратства! Своим отказом Келли будто вырвала кусок души Мигеля. Он занимался тем, чем занимался. И оставался для Келли все тем же грязным пиратом. Да, она терпела его, позволяла заниматься с ней любовью, но в глубине своей души была убеждена, что он не был благородным кабальеро. Стиснув зубы, Мигель промолчал.

Келли была занята врачеванием ссадины и не заметила перемены настроения Мигеля. Закончив обрабатывать ранку, она перевязала ее и подала Мигелю бокал вина, а потом села на ковер у его ног и положила подбородок ему на бедро. Девушка рассеянно смотрела в окно, где снаружи светило солнце, и легкий ветерок спокойно покачивал пальмы.

- Мне сказали, что здесь пришвартовался какой-то корабль под английским флагом.

- Да.

- Арман говорил, что он в очень плохом состоянии, и еле добрался до берега.

- Они потеряли грот-мачту и бóльшую часть парусов, а также очень много матросов. Счастье для них, что они еще сохранили свой груз – он пригодится, чтобы оплатить ремонт и чтобы им оказали необходимую помощь. Да и вообще им лучше убраться отсюда поживее, здесь они нежеланные гости.

- Должно быть, ужасно, погибнуть в море во время шторма, – сказала Келли, пропуская мимо ушей едкое замечание Мигеля, сразу напомнившее ей о его ненависти к ее соотечественникам.

- Не ужасней, чем погибнуть на земле.

Келли промолчала, и Мигель тоже ничего не говорил. Упоминание об Англии встало каменной стеной между ними. Девушка снова подумала о своих родителях и брате, и ей стало больно от тоски.

- Мигель, ты разрешишь мне когда-нибудь вернуться в Англию?

Мигелю было бы не так больно, даже если бы его подстрелили. На мгновение его сердце остановилось, а затем болезненно и неровно забилось; пальцы судорожно сжали стакан. Он посмотрел на Келли сверху. Она казалась ласковой кошечкой, которая трется щеками о его ноги, а потом выпускает львиные когти. Ответ Мигеля прозвучал хлестко, как удар кнута:

- Значит, вот чего ты хочешь: уехать.

- Я думала о своей семье... – Келли запрокинула голову, чтобы посмотреть на Мигеля, и наткнулась на пару драгоценных зеленых изумрудов, таких холодных, что у нее перехватило дыхание.

- Удрать от человека, пленницей которого ты являешься, – вот что ты думала.

- Я не...

- Я неподходящий человек для дамы твоего класса, – де Торрес гневно выплевывал каждое слово, а Келли не понимала, что такого она сказала, отчего Мигель пришел в такую ярость. – Я понимаю, что компания гнусного пирата это не то, о чем ты мечтала, верно? Было бы гораздо лучше, если бы тебя привечали благородные напудренные кавалеры, которые не щеголяют в проклятых ворованных браслетах.

- Мигель, я не...

- Лучше принимать их льстивые речи и даже обниматься с каким-нибудь из этих дураков на балу, – желчно продолжал Мигель, упиваясь своей злостью. – Конечно, это было бы лучше, чем общество грязного пирата!

Келли задыхалась. О чем это он? Что она ему сказала? Что вывело его из себя? Она хотела вернуться в Англию только за тем, чтобы повидаться с семьей и сказать им, что она жива. Бросить его? Да ей даже в голову не приходило покинуть его и “Прекрасный мир”. Здесь было все, что она хотела. Здесь был он, человек, которого она любила больше жизни.

Мигель встал и поднял ее. Его руки, сжимавшие запястья девушки, были подобны жестким браслетам кандалов. Мигель причинял ей боль, и Келли испуганно смотрела на него. Он грубо притянул ее к себе и резко выпалил:

- Запомни только одно, малышка: ты – моя. Ты – моя рабыня! И тебе не освободиться от меня!