Наш наблюдательный пункт в Кубинке сразу сигнализировал о появлении больших групп бомбардировщиков противника. Самолеты, находившиеся в готовности номер один, немедленно поднялись навстречу врагу. Следом за ними с небольшими промежутками взлетели летчики, бывшие в готовности номер два и три. Аэродромы опустели в считанные минуты. Около шестисот истребителей 6-го авиакорпуса — «миги», «яки», «лагги», И-16, И-153, «харрикейны», «китти-хауки», «томагауки», Пе-3 — перерезали курс вражеской армаде. Разгорелся беспримерный по своим масштабам и ожесточенности воздушный бой. Ураганный огонь открыла по противнику зенитная артиллерия.

Я нахожусь в просторном укрытом подземелье — командном пункте обороны Москвы. Здесь кроме непосредственных руководителей собралось много совсем сейчас ненужных должностных лиц. Командир арткорпуса генерал Даниил Арсентьевич Журавлев то и дело передает своим зенитным частям:

— По-плот-ней огонь!

Полковник Климов, внимательно следивший за сообщениями о ходе воздушного боя, вдруг бросает мне:

— У тебя еще есть готовые самолеты?

Солнце уже склонялось к закату. Конечно, часть самолетов И-153 вернулась на свои аэродромы, но в полках имеется летный состав, не летавший ночью. Так и докладываю комкору.

— Выпускай немедленно в бой все готовые к вылету самолеты! — распоряжается он. — Прикажи, кто не уверен в ночной посадке, тот после боя пусть покидает самолет на парашюте. Действуй, Михалыч.

Эскадрильи «чаек» снова поднялись в воздух.

Потери немцев росли, но они лезли и лезли. Гибли и наши герои-истребители. Враг не ожидал такого ожесточенного сопротивления. Тяжелые немецкие бомбы кромсали подмосковные леса, пустые поля. Наступившие сумерки, близость переднего края, почти пустые баки и полностью расстрелянные боекомплекты у советских истребителей — все это, вместе взятое, спасло от гибели немало неприятельских машин и летчиков.

Попытка немцев совершить дневной налет на Москву потерпела полный крах. Гитлеровское командование оставило свою бредовую идею разрушить советскую столицу с воздуха.

Вскоре после этого воздушного сражения истребителями ПВО был сбит Ю-88, проводивший с большой высоты фотографирование наших наземных войск. Летчик спустился на парашюте и был взят в плен. На вопрос, почему прекратились налеты на Москву, он отвечал; «На Москву летать невозможно. Немецкая авиация понесла здесь колоссальные потери. У вас неприступная противовоздушная оборона…»

На страницах книги неоднократно встречается малоизвестный широкому читателю самолет Пе-3. Я уже упоминал, что массовый серийный пикирующий бомбардировщик Пе-2 был наскоро создан на базе опытного герметического высотного двухмоторного истребителя «Сотка», имевшего двух членов экипажа и мощное пушечное вооружение для стрельбы вперед. По замыслу конструкторов он предназначался для уничтожения бомбардировщиков врага, прорвавшихся на высоте в наш глубокий тыл. Однако «Сотка» как истребитель в серийное производство не пошла — мы остро нуждались в пикирующем бомбардировщике.

Между тем в конструкции переделанного самолета имелась так называемая излишняя прочность, присущая только истребителям. Это обстоятельство и позволило на серийном заводе внести в конструкцию машины некоторые изменения: сняли тормозные решетки, установили дополнительный бензобак, благодаря которому увеличилась дальность полета. Самолет получил название Пе-3 и стал истребителем. Во второй половине 1941 года фронт получил около 200 таких машин.

Летно-тактические данные Пе-3 незначительно отличались от тех, которые имел его собрат, так как внешние габариты и винтомоторная группа остались прежними. На нее установили два двигателя ВК-105Р мощностью 1100 лошадиных сил. Взлетный вес составлял 8040 килограммов, максимальная скорость у земли — 450, а на высоте 5000 метров — 540 километров в час. Потолок — несколько выше 9000 метров, дальность полета доходила до 1700 километров.

Вооружение Пе-3 состояло из пушки ШВАК и двух крупнокалиберных пулеметов Березина — для стрельбы вперед. Один такой же пулемет устанавливался для обстрела задней полусферы. Им управлял штурман. Кроме того, под плоскостями самолета размещалось восемь реактивных снарядов и набор мелких авиабомб.

Истребителями Пе-3 были оснащены несколько полков ПВО и части ВМФ.

Решающие события, конечно, развертывались на наземном театре военных действий. Авиацию ПВО стали все чаще бросать на прикрытие наших общевойсковых резервов, штурмовку вражеских войск, охрану с воздуха окруженных немцами кавалерийских частей.

Руководство одной из таких операций командование корпуса опять поручило мне. Предстояло одновременно прикрыть с воздуха высадку на станции Ряжск ста пяти воинских эшелонов 61-й резервной армии генерал-полковника М. М. Попова и патрулировать вдоль железнодорожного полотна на участке Кораблино — Ряжск — Богоявленск. Для проведения операции выделялись полк «мигов» и два полка «яков».

Прилетели на заданный аэродром. Распределяю места для стоянок полков. К моему «мигу» подкатывает легковая машина «эмка». Шофер лихо докладывает:

— Начальник гарнизона генерал-лейтенант авиации Кравченко просит вас прибыть к нему на командный пункт.

Григорий Пантелеевич Кравченко — в прошлом летчик-испытатель НИИ ВВС.

Г. П. Кравченко

Ознакомившись с моей задачей, генерал остался весьма доволен новым соседством. Сам он командовал сильно потрепанной в боях штурмовой дивизией Ил-2 и нуждался в прикрытии аэродрома от воздушных налетов.

— Обстановка здесь весьма неутешительная, — говорил генерал. — Немцы обошли Тулу с юго-востока и двигаются на Каширу. Так-то, Петр Михайлович.

Так не так, а задачу выполнять надо. Истребители приступили к работе немедленно, полки тщательно охраняли железнодорожные пути. Наши соседи на своих Ил-2 упорно штурмовали передний край противника и его ближние тылы.

Кравченко уже не так, как прежде, опасался за свой аэродром. В светлое время мы надежно прикрывали его. Ночами же положение обоих авиасоединений становилось весьма незавидным. Если бы гитлеровцы попытались продвинуться немного на восток, туго бы нам пришлось, до крайности туго.

Так продолжалось неделю, пока на командный пункт не явился пожилой моряк. Он доложил начальнику гарнизона:

— Товарищ генерал, Уссурийская бригада прибыла для прикрытия железнодорожного узла. — И представился: — Полковник Молев.

От такого известия можно и в пляс пуститься! Шутка ли — целая бригада. Да и какая бригада! Она имела кадровый морской командный состав, рядовые — сплошь сибиряки. Уже через два дня они доставили первых пленных, трофейные бронемашины и мотоциклы. Не имея противотанкового вооружения, герои-пехотинцы в декабрьский тридцатиградусный мороз дружно бросались в атаки, улучив удобный момент, бесстрашно захватывали вражеские бронеавтомобили.

— Фриц, сдавайся, а то капут! — обычно кричали они при этом.

И фрицы, видя бессмысленность сопротивления, сдавались.

В дальнейшем Уссурийская бригада была переброшена на волоколамское направление, где показала истинные образцы храбрости и массового героизма. Сам полковник Молев, ведя в наступление своих подчиненных, пал смертью храбрых, но его соединение, понеся тяжелые потери, все же захватило намеченные рубежи.

Вслед за бригадой Молева начали прибывать и эшелоны резервной армии. Истребители ПВО полностью обеспечили безопасность выгрузки войск.

Поставленные перед авиагруппой задачи были выполнены. Мы расстались с Г. П. Кравченко, но теперь уже навсегда.

Интересную, волнующую, поистине героическую жизнь прожил Григорий Пантелеевич. Родился он в 1912 году в семье крестьянина-бедняка на Днепропетровщине. Военную службу начал курсантом Качинской военно-авиационной школы. Окончил ее в 1932 году и остался в ней инструктором.

Через год его перевели в строевую часть, а в 1936 году он стал летчиком-испытателем НИИ ВВС. Вначале работал в подразделении Томаса Сузи, затем сам командовал эскадрильей. В числе наших добровольцев находился в Китае. Вернувшись оттуда, снова испытывал самолеты, уже в моем подразделении.