Выругавшись на выдохе, он отпустил себя, и его бедра взяли верх, потираясь, входя, погружаясь… и ему нравилось, как Марисса держалась за его шею и плечи.

— Возьми мою вену, — приказала она.

Его клыки уже выступили из челюсти, и Бутч с шипением раскрыл рот. Укусив ее в свое любимое местечко, с левой стороны шеи, он сделал глубокий глоток, и вкус ее крови вкупе с сексом вынесли ему остатки мозгов.

Но долго он не протянет. Ниже пояса все развивалось слишком интенсивно, слишком быстро. Зализав ранки, Бутч изменил позу, чтобы войти еще глубже… потом обхватил ее бедра и подался вперед, насаживая на себя, так жестко, что металлический подголовник, который бился о стену, и пружинный матрас вторили единой симфонии скрипов.

Он услышал, как добился своей цели: Марисса кончила, его обычное, ничем не примечательное имя вырвалось из ее рта в наполненный сексом воздух… и он хотел остановиться, чтобы почувствовать, как стенки ее лона ритмично сжимали его член. Но он давно потерял контроль. Яйца покалывало, таз перешел в режим автомата, поэтому он мог сдержать его так же успешно, как остановить биение своего сердца… а член испытывал странную комбинацию онемения и суперчувствительности…

Оргазм вышел настолько сильным, что перед глазами замелькал фейерверк, и даже тогда Бутч знал, что еще не закончил.

Он продолжал вбиваться в нее, снова сменив позу, его вес уже держался на пальцах ног и руках, чтобы не раздавить ее.

Еще глубже. Невероятно.

Кровать была в меньшем восторге, начав миграцию по комнате.

Но остановиться было невозможно. Он просто пошел за ней следом… пока каркас услужливо не уместился в дальнем углу.

А вот и упор.

Гребаный ад. Идеально.

Бутч продолжал вбиваться в нее, тело двигалось само по себе, недели… если начистоту, то месяцы… ощущения, что их разделяло что-то, исчезли, словно он вытрахал разделявшую их дистанцию из этого мира.

Куча оргазмов. Того фантастически ужасного типа, когда от страсти скрючивает лицо, а по утру, после пробуждения, ниже пояса тебя ждут весьма неприятные последствия.

Когда все, наконец, кончилось, он рухнул на Мариссу. Он хотел перекатиться, чтобы ей было легче дышать. Правда. Хотел.

Нужно перекатиться.

Ага.

Через три… два…

…один.

Но у него ничего не вышло, казалось, будто на позвоночнике припарковали «Хаммер».

Марисса скользнула ладошками по его рукам.

— Ты невероятный.

Бутч попытался поднять голову. И обнаружил, что тот же паскудник с «Хаммером» оставил внедорожник на его затылке.

— Нет, это ты. — По крайней мере, именно это он хотел сказать. Изо рта вышла речь пережившего инфаркт пациента.

— Нет… это ты, — повторил он.

— Что?

Он мог лишь рассмеяться, и внезапно Марисса рассмеялась в ответ… и тогда Бутч заставил себя слезть с бедной женщины. Она последовала за ним, а потом, после ерзанья они устроились на кровати. Тела все еще излучали огромные волны жара, поэтому им было тепло даже без одеяла.

— Бутч, я люблю тебя, — сказала Марисса.

В кромешной темноте он знал, что она смотрела на него, и ему это жутко нравилось. Он хотел ее безраздельного внимания, жаждал и нуждался на каком-то жалком, к-слову-о-кастрации уровне. Но он никогда не потребует этого от нее… и для нетерпеливого сукина сына, он был более чем настроен ждать. Но когда что-то дарили по доброй воле? Ее любовь, ее внимание были подарком, к которому он никогда не сможет привыкнуть, как и она сама.

Закрыв глаза, он чувствовал, насколько сильно Марисса любила его… и забавно, что порой, когда состоишь в отношениях, в браке, так долго живешь с любимым человеком, подобные мгновения остаются такими же удивительными и волшебными, как и невероятный миг, когда впервые было произнесено «Я тебя люблю».

— Боже, я тоже тебя люблю.

Сейчас он поцеловал ее мягко и нежно, и не потому, что выдохся… на самом деле, если бы Марисса захотела второй раунд, он бы с охотой пробежал дистанцию. Нет, он целовал ее нежно потому, что эмоциональная связь между ними была одновременно сильной, как стальной трос, и тонкой, словно травинка.

Марисса кончиками пальцев пробежала по его груди.

— Ты бы хотел что-нибудь во мне изменить?

— Невозможно. Идеал невозможно сделать лучше. И нет, никогда.

— Ты милый.

— Такого обо мне точно нельзя сказать.

— Ну, ты милый со мной. — Пауза. — Я могу попросить помочь кое с чем?

— Я буду очень зол, если ты этого не сделаешь.

Опять длинная пауза. Настолько, что он перевернулся на бок и подпер голову рукой. Сейчас он пожалел, что в комнате было мало света, полоски из-под двери не хватало.

— В чем дело?

— Я знаю, как ты занят с работой и учебной программой…

— Стой. Ты серьезно? — Он нахмурился, хотя, наверное, Марисса и не видела. — Ты хочешь сказать, что есть что-то важнее тебя?

Она выдохнула проклятье, словно сдаваясь.

— Ты можешь помочь мне найти убийцу той женщины? Выяснить, кто она, что случилось с ней, кто сделал это с ней?

Он не колебался.

— Да, помогу. Почту за честь.

Ее облегченный вздох послужил еще одним комплиментом, к которым он никогда не привыкнет.

— Спасибо, — пробормотала она.

— Я собирался сам предложить, но решил уважать твои решения.

— Я не могу оставить ее в безымянной могиле.

— Этого не случится. Я об этом позабочусь. — Он снова нахмурился в темноте. — Но ты должна кое-что иметь в виду.

— Что?

— Я не смогу спустить все на тормозах.

— О, я знаю. Мы будем копать, пока все не выясним.

Бутч покачал головой.

— Я не об этом. У вампирской расы нет полиции. Нет тюрем…

— Есть исправительная колония где-то на западе. По крайней мере, раньше была. Не знаю, что с ней случилось…

— Вот именно. Нет процессуальных норм и наказания за преступления внутри расы. Способа наказать виновного или разобраться с ложными обвинениями. Роф, вернувшийся к традиции аудиенций, очень помогает в решении определенных споров, но он и судья, и суд присяжных одновременно… ничего страшного, пока дело не касается особо тяжких убийств и преступлений. И они еще будут. Это справедливо для любого общества, с клыками или без.

— Тогда что ты хочешь сказать?

Он понизил голос до рыка:

— Если я выясню, кто сотворил это с невинной женщиной, я не оставлю это безнаказанным. Ты понимаешь, к чему я клоню?

Глава 22

Мучительный. Стояк.

К закату следующего дня, проснувшись от настолько интенсивного, практически осязаемого сна, Крэйга мучил огроменный стояк в районе бедер: он лежал на боку, очевидно во сне перевернувшись в любимую позу, рука лежала в трех дюймах от члена… а на задней стороне век мелькало слайд-шоу с фотографиями Пэрадайз, с расчетом на то, чтобы подтолкнуть его к действиям с определенным финишем.

Разумеется, его совесть затеяла перебранку, но заведомо проигрышную.

Но он не станет дрочить в койке. Медсестра проверяла его каждые пятнадцать секунд, и, зная его удачу, она выберет нужное время, чтобы заглянуть в палату и проверить, что он все еще дышит.

Собравшись с силами, чтобы подняться, он…

Двигался без каких-либо усилий. Скинул ноги с кровати. Встал. На самом деле, казалось, он проспал целый месяц.

М-да.

Конечно, это все кровь Пэрадайз. И почему-то из-за этого он начал немного опасаться ее.

Шаг за шагом, он отцепил себя от различных машин и пакетов с жидкостями, а когда раздался вой сирен, жал по кнопкам монитора, пока тот не замолк. Потом направился в ванную, включил душ и закрылся внутри, решив, что медсестра вломится сюда как пожарная машина в горящий дом, когда обнаружит, что он покинул койку.

И, да, только он успел скинуть больничную сорочку и встать под струю воды, как раздался стук в дверь.

— Крэйг? — позвала его медсестра. — Все в порядке?

— Да. Приму душ и на завтрак.

— Хорошо. Но будь аккуратен… тебе нужна помощь?