— Само собой разумеется, они были пойманы. Их местонахождение было определено, конфискованы их запасы высушенных трав, и был вынесен приговор, вследствие которого выживших не было. Они предали веру, но им был предоставлен выбор — доказать свою невиновность, путем утопления, или признать свои грехи, путем сжигания на костре и возвращения к дьяволу, которому они поклонялись.

Бледные щеки Нилы блестели от каскада слез. Ее нос покраснел от холода, и она обернула свои руки вокруг тела, пытаясь спастись от озноба, но главным образом, чтобы сдержать себя от попытки бежать. Никакие веревки не держали ее. Она могла бы уйти. Могла бежать.

Но также она знала, что мы поймаем ее, и я должен буду добавить еще одно наказание за непослушание.

Все это я знал.

Все это я понял, только взглянув в ее застывшие глаза.

Я также понимал, что она не осознавала, что плачет — полностью покоренная и униженная тем, куда приведет мой рассказ.

Сделав глубокий вдох, я продолжил:

— Все, что я сказал, — правда. Тем не менее есть правила — как и во всем.

Кат кивнул, как будто лично был там и наблюдал за горящим костром.

— Бедные люди были пойманы, в то время как те, кто был достаточно богат — нет. Не означало, что женщины, которые обедали тортами и чаем и использовали служащих, чтобы смыть следы своих преступлений, не прохлаждались без дела — они были далеки от этого. Они были самыми опытными. Они продавали свое варево другим хорошо обеспеченным домохозяйкам и подкупили каждого чиновника, который осмеливался задавать вопросы об их вере.

Я совершил ошибку, снова посмотрев на Нилу. Ее губы были приоткрыты, и она беззвучно говорила.

«Пожалуйста».

Отведя взгляд, я вынудил себя продолжить:

— Ваша предок не стала исключением, мисс Уивер. Она открыто делала то, что хотела. Она варила так называемые эликсиры и разбрасывалась так называемыми проклятиями. И она делала все это из гостиной хозяйства Уивер — хозяйства, которое Хоук вычищали и сохраняли в порядке.

— Прошло несколько лет, и она оставалась незамеченной, но, конечно же, она совершила ошибку. Она потерпела неудачу, создавая микстуру для аристократического потомка своего друга. Микстура не сработала. Ее средство не исцелило ребенка, а отравило.

Нила накрыла лицо руками.

— Слух распространился, и мэр постучал к ним в дверь. Он прикрывал глаза на некоторые вещи, но больше не мог игнорировать ее проступки и прогнулся под давлением слухов в народе. Когда он прибыл арестовать ее, миссис Уивер объявила, что делала это под принуждением. Она была доброй, простой женщиной без какого-либо стремления к власти. Разумеется, мэр не поверил ей. Он своими собственными глазами видел, что случилось с мальчиком, который умер от одного из ее пузырьков. Но Уивер ему платили. Если бы он отправил жену самого богатого человека в городе на костер, он мог послать прощальный поцелуй своему дополнительному заработку. Но если он не прислушается к пожеланиям своего прихода, он может столкнуться с петлей в ответ.

Я сглотнул, ненавидя следующую часть. Когда Бонни сказала мне, что случилось, меня почти вырвало от ярости. От мысли, что Уивер сходило с рук подобное.

Мои губы скривились от ироничной правды. Сейчас мы были теми, кому сходило с рук убийство — прямо под носом у закона.

— Миссис Уивер придумала решение. Она обещала, что это принесет пользу всем. То есть, всем, кроме Хоук.

Нила склонила голову, втянув ее в себя.

Бонни фыркнула.

— Слушай, девочка. Слушай об отвратительных деяниях рода, в котором ты была рождена.

Нила подняла голову, выпрямила плечи. Ее челюсти были стиснуты, и она вперилась взглядом в мой, ожидая, что я продолжу.

Засунув кулаки в карманы джинсов, я сказал:

— Она открыла мэру тайну... ложь. Она сказала, что невиновна в этом. И это дело рук четырнадцатилетней дочери ее прислуги. Она поведала мэру, что поймала девушку с поличным, когда та продавала зелья из кухни. Она сфабриковала доказательства того, что дочь моего предка обманула и бросила тень на имя Уивер. Мэр был доволен этой сказкой. Он должен был что-то ответить разъяренной толпе и одновременно сохранить свою зарплату. Уивер наградили его премией за преданность, а бедную дочь Хоук увезли, чтобы бросить в темницу в ожидании суда.

Дэниель рассмеялся.

— Мотай на ус, Нила. Понимаешь, к чему это ведет?

Я сердито посмотрел на него.

Кат выпалил:

— Заткнись, Дэн. Это дело Джета. Дай ему закончить.

Дэниел надулся, бросив пустую бутылку в камыши у своих ног.

Я вздохнул. Почти конец.

Нет, еще нет.

Я все еще не взыскал долг.

Я закалил свое сердце, закрываясь от всего, кроме следующих десяти минут. Если я поделю свой день и сосредоточусь на крохотных деталях, то пройду через это.

Я пройду через это.

— Целую неделю она сидела в камере без еды и воды. Ко времени суда у нее была горячка от голода и болезни. Дочь Хоук признала свою невиновность, она стояла перед судом присяжных и умоляла их уступить здравому смыслу. Ее разрывали на части все осуждения против нее, и она спорила, что любой здравомыслящий человек увидит, что делала миссис Уивер. Но правда не освободила ее.

Нила дернулась, когда я сказал это, ее глаза заискрились пониманием значения нашей прошлой дискуссии.

Отведя взгляд, я сказал:

— Она была приговорена к сжиганию на костре на рассвете.

Нила застонала, покачав головой в ужасе.

Бонни Хоук пробормотала:

— Теперь видишь, почему мы вас так ненавидим?

Бросившись вперед, я закончил:

— Спасительной милостью было то, что у нее был выбор. Дочери Хоук сказали, что она могла доказать свою невиновность или признать вину. — Двинувшись к Ниле, я запустил пальцы в ее волосы, проклиная свое сердце за то, что оно трепетало, когда черные пряди были обвиты вокруг моих костяшек. — Как вы думаете, что она выбрала, мисс Уивер? — Я провел носом по ее горлу, делая все от меня зависящее, чтобы укротить мой член от реакции на ее восхитительный запах. — Огонь или вода... что вы выберете?

Нила задрожала сильнее, ее глаза были как черные шары страха. Она пыталась заговорить, но вместо этого вырвался хрип. Облизав губы, она снова попыталась:

— Невиновность. Я бы предпочла невиновность.

— Так вы предпочтете утонуть, чем быть очищенной огнем?

Еще одна слеза скатилась по ее щеке.

— Да.

— Да, что?

Собравшись с силами, Нила громко провозгласила:

— Я выберу воду.

Я кивнул.

— Точно. И мой предок выбрала это.

Меня собираются утопить.

Я должна была раскаиваться за гнусную ложь, доказывая свою непричастность к колдовству, в том, что я не практиковала его, и не была виновна в гибели стольких девушек в прошлом.

В XV веке законы создавались и регулировались церковью. Только церковь имела полный контроль. Было неважно, что именно церковь приговорила молодую девушку к смерти, и не имело значения, что она была невиновна. Даже, если она выбирала испытание водой, все равно для нее все заканчивалось смертью.

Я вспомнила пословицу тех дней, она не давала мне покоя.

«Невинные всплывут после смерти, виновные же утонут так же, как и их грязные души».

Оба сценария заканчивались смертью.

Там не было места правосудию — лишь ненормальная толпа развлекалась тем, что оскорбляла и рвала на части жизнь юной девушки.

Встряхнув головой, я пыталась прогнать это видение из своих мыслей.

Джетро раскачивался передо мной, повернувшись спиной к своей семье, его взгляд был направлен только на меня.

Под его золотым льдом скрывалась потребность быть понятым мной. Для того чтобы я могла простить его за то, что он собирается сделать.

Как он мог просить меня об этом, когда я не знала, выживу ли я?

Если ты сегодня обретешь свою могилу, не осуждай его больше, чем он сделает это сам.