Я отступила, задевая линию соли и разрушая грань пентаграммы. Гром гремел на горизонте, темные облака все сгущались.

Я видела это прежде — давно — в книге под названием «50 неординарных способов пыток». Вон взял ее в местной библиотеке. Я очень сильно ненавидела эту книгу. Он гонялся за мной по дому, растрясая страницы горя, крови и абсолютной боли.

Мне не нужна была вода, чтобы утонуть. Мой страх эффективно сделает всю работу.

Это были качели¹.

Испуганное хихиканье поднималось в моей груди. Я любила качели. Мы с Ви часто вдвоем качались на них, когда были детьми.

Но это были не просто какие-то качели.

Эти разрушили все счастливые воспоминания, когда-либо связанные с качелями. Я никогда бы не села ни на одни снова.

Не после сегодня.

Не после этого.

Джетро не смотрел, он поглаживал ближайший к нему конец, который выглядел как простой ствол дерева. Он был вырезан в гладкий столб с кожаными поручнями, забитыми в древесину.

В общей сложности было четыре ремешка.

Я проследила глазами длину качели, сфокусировалась на центре, прежде чем стиснула зубы и вынудила себя уставиться на конец.

Вот где я буду находиться.

Конец не был гладким или классическим. Он был видоизмененным. Это было... кресло.

Простое деревянное кресло с манжетами для запястий и лодыжек. Не было никаких подушек или роскоши — тюремная камера, подвешенная над глубоким прудом. Оно было направлено лицом к воде, и я не смогу видеть, что произойдет на берегу.

Это было хуже, чем любой столб порки или подземелье.

Джетро наклонился над деревянной балкой, из-за чего кресло раскачивалось над сверкающей водой. Оно двигалось как неудержимое, паря без усилий, раскачиваясь в мою сторону, как будто знало, что мне суждено сидеть на нем.

Я отошла назад, споткнувшись в спешке.

И врезалась во что-то твердое и теплое. Подпрыгнув, сглотнула крик, когда сильные пальцы Кеса обхватили мое плечо, потирая меня большими пальцами.

— Доверься нам. Мы не позволим тебе утонуть. Мы знаем, что ты не виновна в колдовстве, и нам не нужно доказательство этого путем отнятия твоей жизни. — Его голос понизился, едва различимый моими ушами: — Задержи дыхание и отвлекись. Не борись. Не сопротивляйся.

От кружащих движений его пальцев меня тошнило. Его доброжелательность делала все только хуже. Дернувшись из его хватки, я выпрямилась, дрожа.

— Не прикасайся ко мне.

В его глазах появилась боль, и по какой-то необъяснимой причине я почувствовала, что задолжала ему объяснение.

«Мне так холодно».

Страх украл все.

Я никогда не дрожала так сильно — никогда не была так напугана. Мои зубы застучали сильнее, и я прикусила язык. Боль вспыхнула, и струйка крови потекла в мой рот.

Джетро встал рядом со мной и вытянул руку.

— Готовы, мисс Уивер?

«Нет.

Я никогда не буду готова для этого».

Я затихла, сглотнула кровь и каждое желание умолять.

Если бы мы были одни, я бы упала на колени и обняла его за талию. Я бы послала к черту все приличия и самоконтроль. Я бы пообещала что угодно, отдала ему все, если бы он остановил это.

Пожалуйста, не делай этого.

Он сощурил глаза, сверкающие от гнева. Его семья наблюдала за каждым движением.

И вот когда стало все понятно. Не было никакого выхода. Он смирился. То же самое следовало сделать и мне.

Опустив голову, позволяя черным, как смоль волосам закрыть меня от мира, я кивнула.

— Тебе нужно сказать это, — пробормотал Джетро. — Скажи это вслух. Признай, что заслужила это.

Закрыв глаза, я немного умерла изнутри. Заставив себя поднять голову, я представила себя ему.

Джетро схватил мое запястье, его холодное прикосновение ощущалось как вечная мерзлота для моего уже замерзшего тела.

Потянув, он вытащил меня из пентаграммы и повел к креслу.

— Вы все еще не сказали это, мисс Уивер.

Моя паника стала физической, как будто в моем рту был кляп. Я боролась со словами. С одним простым словом.

Подойдя к стулу, я прошептала:

— Да. Я признаю, что заслужила это.

Джетро издал искаженный шум в груди.

Я закрыла глаза.

Все было кончено.

Привязать ее было одним из самых трудных гребаных действий, которые я совершал.

Не потому что моя семья наблюдала, и у меня не было ни малейшей чертовой возможности испортить взыскание долга.

И не потому, что в моем сердце таял лед.

И даже не потому, что я был так чертовски близок к потере самообладания и вероятность показать всем, кем я был.

А потому, что я обещал себе, что в следующий раз, когда буду удерживать ее, она получит удовольствие, а не боль.

Я хотел, чтобы она извивалась под моим языком, пока была связана. Я хотел попробовать ее, когда она кончит для меня и время для нее остановится. И я хотел, чтобы звуки ее восхитительных стонов заполнили мой слух, в то время как она была бы связана и находилась в моей в ловушке.

Я хотел, чтобы она сдалась мне. Доверилась мне. Чтобы дарила мне каждое отдельное наслаждение, которое могла почувствовать.

Когда я трахал Нилу в ее покоях во второй раз, я дал обет, взять ее без остатка. Для того чтобы разделить с ней мой путь... весь путь.

Это означало, что я хочу забраться глубокой ей под кожу; заполучить ее сердце и разум. Мне уже было недостаточно владения лишь ее телом. Одно ее тело было не в состоянии дать мне то, чего я жаждал. Только ее полное подчинение и неизмеримая любовь способны сделать это.

Я нашел бы время. Дни, чтобы извлечь все, что она должна была дать мне. Слово «пытка» связано со словом «извращение». И я бы извратил эмоции Нилы так, что она несла бы меня в своем сердце вечность. Я обрел бы дом внутри нее так, что, наконец, смог бы быть свободным, черт побери.

Она может дать мне лекарство, которое я больше нигде не могу получить. Она может перенаправить всю мою боль во что-то... что-то большее.

Я хотел большего.

Я хотел все.

И сейчас я остался ни с чем.

Теперь, связывание для нее навсегда будет ассоциироваться с чем-то, чего стоит избегать, особенно от меня.

Я чувствовал ее быстрое дыхание на своем лице, когда наклонился над ней и прижал ее предплечья к подлокотнику.

Белая сорочка не могла скрыть очертания ее нижнего белья и торчащие соски. Ее кожа была холодной, а губы синели с каждой минутой.

Она даже еще не была в пруду, но уже выглядела переохлажденной.

Она так же холодна, как и я.

Кожаная застежка выскальзывала несколько раз из моих рук, когда я возился с ней. К счастью, моя спина скрывала мои движения от взора отца, иначе он увидел бы, как тает мой ледяной панцирь. Он бы увидел муки в моих глазах из-за того, что я был так близко к этой женщине, в то время как она ненавидела меня.

Нила была виновницей моей погибели.

Она заставляла меня таять.

Она была чертовым солнцем. И я собирался разорить ее тепло.

После того как ее запястья были привязаны, я опустился, чтобы пристегнуть ее лодыжки. Ее ноги толкались, когда дрожь усиливалась. Ее зубы стучали и не попадали один на один, волосы склеил холодный пот, выступивший на лбу.

Момент моего колебания тянулся слишком долго. Потянувшись, я обернул свои пальцы вокруг ее ноги, собираясь закрепить манжету.

Она ахнула, привлекая мой взор на себя.

Черт.

Это была ужасная ошибка — смотреть на нее.

Она выглядела слишком маленькой. Такой сломленной. Ее глаза были слишком широки для лица; кожа обтянула кости, которые могли легко сломаться, если бы ей стало еще немного холоднее.

Я пытался не смотреть в сторону.

Пытался.

Но не смог.

Наши взгляды встретились. Я застонал себе под нос, связь между нами стала только сильнее. Ее бриллиантовое ожерелье искрилось, даже когда над нами собрались темно-серые облака и заслонили солнце.