Этот дилижанс, такой неудобный, ходивший некогда от Миссури до Калифорнии, имевший свое расписание и определенный маршрут протяженностью более восьмисот лье, назывался Overland-Mail[478] и служил в США почтовой каретой. Дилижансы перевозили огромное количество корреспонденции между восточными и западными штатами — официальных депеш, любовных писем, торговой, промышленной, сельскохозяйственной переписки, всевозможных ценностей: банковских билетов, простых векселей, переводных векселей — все это перевозилось без присмотра, часто без охраны, страховки, как попало, в бесформенных тюках; ценный груз с грехом пополам добирался до измученного ожиданием получателя.

Охрана, если была, состояла из нескольких хорошо вооруженных солдат, но чаще путешественники сами должны были не только заботиться о своей безопасности, но и защищать почту Соединенных Штатов.

Знаменитый путешественник Хепворт Диксон[479] однажды оказался в подобных обстоятельствах.

«Экипаж, — вспоминает он, — передвигался, запыленный и шумный. Через два часа мы проехали Форт-Райли, двумя или тремя часами позже остановились в Джанкшен-Сити. Этот так называемый город состоял из шести деревянных бараков. Вышли, чтобы поужинать. Нас ждали теплые лепешки, чай и помидоры. Час проговорили с хозяином.

— В путь! — кричит кучер, или кондуктор, как его здесь называют.

Мы торопимся, пояс застегнут, а за него засунут пистолет с большим количеством патронов. Ночь черна. Наш огромный дилижанс заменила легкая, поставленная на ужасные рессоры коляска меньшего размера, менее прочная, с несколькими полотняными лохмотьями вместо штор. Прекрасный экипаж для прерий, но не внушающий доверия путешественникам. Письма свалены в мешки, пришлось применить силу и изобретательность, чтобы они все поместились. Обитатели Запада слывут мастерами в таких делах. Они так хорошо выполнили задачу, что не верится, чтобы два человеческих существа могли втиснуться между сокровищами, доверенными почте, и стенкой экипажа. Но все возможно в этом мире. Скрестив ноги, просунув локти в ремни, мы смогли это сделать, правда с большим трудом. Ждем. Нас успокаивают, утверждая, что через несколько минут кто-то сейчас принесет еще несколько ценных посылок, но они не займут много места. Но что это? Экипаж готов к отправлению, а охраны не видно. Мы требуем объяснений, и служащий сообщает, что офицер, командующий в этом районе, не дает солдат. Штат очень маленький; индейцы волнуются, угроза со всех сторон; трудно удержаться на своем посту.

— Однако, — дополняет служащий, который очень хочет нам помочь, — дорога совершенно надежна; я уверен, что вчера уже отправили в долину несколько человек.

«Счастливого пути!»

И вот удача. Полоска света! Слава Богу, охрана!.. Нет, в моих длительных и бесчисленных путешествиях я не встречал ничего подобного этому Почтовому Национальному Большому Дилижансу Прерий. Он пересекает самый сомнительный район, тот, что создает наибольшую опасность для путешественника и торговца. Цивилизация и ее достижения очень далеки. Индейские племена вооружены. Итак! Все предоставлено на волю случая. Вперед, путешественники, прокладывайте путь! Умирайте, живите, устраивайтесь! Но мы англичане и способны себя защитить. Покажем наши револьверы, пусть думают, что мы умеем ими пользоваться. Доверимся нашему оружию и нашей храбрости.

«Ах! ах! дорога не слишком приятная», — сокрушается смотритель одной из станций.

Мы приветствуем его, готовые углубиться в ночь и пустыню.

— Впереди дикая прерия, — предупреждает он, — вы там не найдете никакого гарнизона. Правительство никогда ничего не сделает для нас, пока не произойдет какое-нибудь страшное несчастье и не откроет властям глаза… Что для них жизнь нескольких человек!

Слышим, как другой храбрец вскричал в момент отъезда:

— Да! Вот если этих месье скальпируют!.. Может, тогда администрация пошевелится хоть немного!..

В момент, когда мы преодолеваем один из длинных пологих хребтов Смоки-Хилс, мы видим отряд чейенов[480], которые держат путь по соседней возвышенности. Они все на лошадях и ведут в поводу запасных. Блеск их длинноствольных карабинов говорит о том, что они вооружены. У каждого краснокожего револьвер; у некоторых два или три пистолета, засунутых за пояс; почти у всех поперек седла ружье. Нас заметили и, кажется, собрались перерезать путь. Я обращаюсь к кучеру, рядом с которым устроился на сиденье.

— Кто эти индейцы?

— Клянусь честью, — ответил он тем особым непринужденным тоном, свойственным людям Дальнего Запада, — они мне не нравятся.

Потом, поразмыслив, добавил:

— Я думаю, невозможно догадаться, чего они хотят; если не собираются нас зарезать, то подойдут, чтобы попросить милостыню; если это воры, то спрячутся в укромном месте, чтобы их не было видно; я полагаю, что эти парни ступили на тропу войны.

Вот несколько индейцев сбились в кучу, мы можем их пересчитать: всего их пятеро, и ведут они в поводу четырех лошадей. Индейская тактика заключается прежде всего в том, чтобы разведать, каковы силы противника, поскольку для индейцев до сих пор большее значение имеет количество врагов, чем их сила. Изобретательные в военной хитрости, они устраивали засады и редко осмеливались вступить в бой, когда темнота или другая причина мешала им просчитать все шансы на успех. Осторожность этих краснокожих была нам в этот момент на руку. Мы получше задернули занавески, чтобы наши противники, которые видели лишь двоих на козлах, кучера и меня, не догадались, сколько вооруженных револьверами людей поджидали их внутри экипажа. Они знали, что обычно пассажир не сидит под обжигающим солнцем, если внутри почтовой кареты есть места. Но в данном случае места в карете были заняты мешками с почтой, о чем чейены и команчи[481], конечно, знать не могли. Пятеро краснокожих легко атаковали бы одного или даже двух белых, если только те будут почти безоружными, а сами дикари откроют огонь первыми. Итак, все прошло без сюрпризов, мы с облегчением увидели, как они один за другим проследовали по гребню, с каждым шагом все больше удаляясь от нас. Держа палец на курке револьвера, внимательно наблюдая за тем, что происходит вблизи и вдали, глядя в оба, мы продолжали путь».

Английские путешественники счастливо отделались. В подобных обстоятельствах дело не всегда обходилось миром, и мародеры часто бывали лишь осведомителями многочисленной банды, хорошо вооруженной, алчной, злобной и жестокой.

Непрекращающейся борьбе белых и краснокожих на этом бескрайнем пространстве посвящено немало незабываемых строк. Вы, надеюсь, читали романы Купера[482] или Ирвинга[483] о кровавых драмах, разграблениях станций, убийствах мужчин и женщин, из-за чего эти равнины Дальнего Запада долгое время оставались малонаселенными.

Янки, с их удивительным духом инициативности, сумели с изумляющей быстротой найти замену этому древнему средству передвижения, непригодному для ярых сторонников технического прогресса. Как мы увидим дальше, потребовались веские причины, чтобы на смену допотопному деревенскому дилижансу пришел локомотив, позволяющий преодолевать с полной безопасностью за несколько дней путь от Нью-Йорка до Сан-Франциско.

Инженер Джозеф Плам был первым, кто серьезно предложил в 1836 году в газете «Нью-йоркский курьер» строительство железной дороги как средства для соединения Атлантических и Тихоокеанских штатов. Но в ту пору идея еще не созрела; строительство железных дорог и машинного оборудования было еще в зародыше и не позволяло найти быстрое и практичное решение. Предложение Плама сочли за эксцентричную фантазию. Однако война с Мексикой, уступка ее правительством обширных территорий Соединенным Штатам, открытие золота в Калифорнии, все это увеличило потребность в сообщении и заставило подумать о том, как его облегчить. Вспомнили о проекте Плама и пришли к заключению, что железная дорога между штатами, добывающими золото, и теми, что производят хлопок и зерно, найдет очень широкое применение для торговли и даст неисчислимые выгоды.