– Жестокосердный, нет, жестоковыйный вы молодой человек! – таких обидных, сложных слов опер не слышал даже от матерых рецидивистов. – Да что же вы меня вдовой делаете раньше выплаченной ипотеки? Не вы на мне женились, не вам меня и в брошенки записывать!
Дама шумно высморкалась и скрестила руки на груди, наглядно иллюстрируя пример из языка жестов: разговор окончен и наши дороги разошлись. Какой-нибудь ломающийся на правах человека коп-недоучка спасовал бы и проворонил ценного свидетеля, но Виталика учили там, где женщины с бородой не собирали стадионов и вольнодумства карались по всей строгости.
– Жениться я планирую более удачно, – осадил он свою визави. – А не хотите сотрудничать со следствием, пятнадцать суток в камере вам положены на раздумья. И штраф за оскорбление при исполнении! В размере, который дальнейшую ипотеку действительно ставит под большой такой вопрос!
Руки и соболя вмиг перегруппировались, сложив новую, покорную и очень лояльную к следствию позу. Клавдия шмыгнула носом и дрожащим голосом стала вспоминать:
– В тот вечер произошло много чего. Во-первых, Султан Сулейман кинул фиолетовый платок какой-то чернявой глисте. У меня настроение испортилось на неделю. Во-вторых…
Катанин захрустел пальцами и мысленно представил, как они уверенно смыкаются на дебелой, обвитой цепочками шее опрашиваемой. Картина выходила загляденье. Отогнав чудное видение, он мягко попытался скорректировать Клавдины показания:
– Прекрасно. С вашими родственниками разберемся позже. Давайте еще раз с самого начала, но про супруга.
– Так я же вам говорю, я же все рассказала! – снова зашлась в рыданиях мадам Поленко. Виталий поморщился, нацедил из графина полный стакан и, критически оглядев распухшую физиономию Клавдии, от души добавил в мутную воду полпузырька валерианки. Пусть потом поговорят, будто родная милиция их не бережет!
Дама одним глотком осушила протянутый ей коктейль. Спиртовая часть настойки была, конечно, не при чем, а вот драгоценные эфиры и растительные вытяжки мгновенно зарумянили Клавины щеки и даже слегка ее успокоили:
– Так вот, с начала. Познакомились мы с Леней на рынке…
Опытные товарищи, конечно, говорили Катанину, что свидетелей, особенно женщин в климаксе, бить и перебивать не следует: в куче навоза обязательно отыщется жемчужина требуемой истины. Но в случае с мадам Поленко опер уже сидел в навозе по горло, захлебываясь в зловонной жиже каких-тообрывочных сплетен, ябед на соседок и мистических откровений. Поэтому, только ради спасения утопающего, он все же нетерпеливо прервал плакальщицу и снова направил ее в нужное русло:
– Это тоже важно, но давайте все-таки начнем в обратном порядке. Сначала о том, что было на днях. А затем вернемся в прошлое и вспомним все остальное и очень существенное. Ну, попробуйте!
Клавдия Энгельгартовна подняла глаза к потолку и завела рассказ, который в свою очередь уже завел с утра все управление:
– Значит, так. Леонид Серафимович, он, конечно, уже почти стал хороший человек. Мне совсем немного не хватило времени, хотя Господин Рафаэль и говорил, что его сущность астрально светло-голубая. Или даже оранжевая. Как по-вашему, оранжевая все-таки?
Виталий устало прикрыл глаза и безнадежно махнул рукой:
– Вскрытие покажет, какая там сущность. Если найдется. Продолжайте.
Клавдия вздрогнула, поплевала через левое плечо и постучала по столу под носом у опера. Приняв эти, в общем-то, необходимые и достаточные меры, она по рецепту Господина Рафаэля все же припечатала их для надежности заговором: "Оранжевая найдется, слава волоокому Ярилу, паки троекратно!", и, как ни в чем не бывало, продолжила:
– Так вот. Тот день я решила посвятить Люциферу. Леня-то с ним не занимался. Все на мне было! Знаете, это черное существо, может, других и пугало, но не меня. Мы решили, чтоб он покорил весь мир, понимаете? Вот я, значит, делала обряд, когда Леня пришел. А Люцифер на мне лежал.
Милиционер аккуратно принялся убирать в стол заточенные карандаши, ножницы и другие острые вещицы, стараясь при этом не спускать глаз со своей собеседницы и дружелюбно ей улыбаться. Немного подумав, он все-таки отодвинул чашку и кактус: когда-то, будучи еще зеленым курсантом, он читал увлекательную книгу о предметах, извлеченных из тел жертв маньяков и сумасшедших. Катанин знал, что последнее "прости" можно сказать и пуговкой. Наконец, почувствовав себя в относительной безопасности, он переспросил:
– Значит, вы уверяете, что Люцифер, дьявол, к вам являлся и даже вступал с вами в связь? Может, говорил еще что?
Клавдия всплеснула похожим на рояль бюстом:
– Являлся??! Да он жил со мной постоянно! В отличие от моего мужа, которого черти, видать, на Луну носили в это время. Хотя вы, товарищ милиционер, вижу, разбираетесь. Он мне и правда все говорил, Люцифер, но только так, что я одна его понимала.
В дверь просунулась рыжая голова катининского коллеги. Повернувшись ухом к замечательной свидетельнице, он транслировал в коридор ее последние откровения. Аудитория рыдала. Проводивший опрос Виталий впадал в бешенство, но поделать ничего не мог. Ему приходилось наслаждаться первоисточником в подлиннике и без купюр. Мадам Поленко заливалась соловьем:
– И, значит, решила я помочь Люциферу завоевать мир! Ну хотя бы в нашем городе, сами понимаете. Как говорит Господин Рафаэль, степ бай степ. Сначала город, область, потом и мир. А Люцик, это мы его так ласково звали по-домашнему, какой-то страшный стал в последнее время, неуправляемый. Вот вы как думаете, это легко мне было?
Катанин с отвращением посмотрел на торчащее в двери ухо и вкрадчивым голосом обратился к Клавдии:
– Думаю, нелегко. Коллеги из вытрезвителя говорят, это очень нелегко, когда черти пляшут и домовые шалят.
– То домовые, а то вещь одушевленная, которая и возмутиться может, набедокурить, – Клавдия Энгельгартовна чувствовала себя все увереннее и спокойней. Сначала Катанин ей не понравился, показался неприветливым, но теперь, разглядев в его душе нежные струны и интерес к ее любимцу, она искренне радовалась новому внимательному собеседнику:
– Значит, вот. Все уже и готово было, когда Леня пришел и стал Люцифера изгонять. И ведь как Люцик с ним бился! Но потом все-таки мой муж заслал его куда-то в тартарары, и мы стали его приманивать обратно, и звать везде…Только все напрасно, о-о-о! Не вернулся Люцифер к мамочке! О-о-о, о-о-о, – мадам Поленко зарыдала горше прежнего, а Катанин отер пот со лба. Схватка с Сатаной добавляла еще одного фигуранта к делу о двенадцати врагах Леонида Серафимовича, и это были только те, которых следствию удалось установить за минувшие сутки. В целом, показания супруги выглядели на общем фоне ярко и неизбито, но начальство старшего оперуполномоченного предпочитало более скучные отчеты без бесовщины. Виталий встал, походил по кабинету, предусмотрительно не поворачиваясь спиной к Клавдии, и попытался систематизировать полученные сведения.
– Я правильно вас понял: вы поссорились с мужем, потому что он запретил вам сожительство с Сатаной? Соседи снизу утверждают, вы кричали и угрожали мужу убийством.
Клавдия уставилась на милиционера и с сомнением протянула:
– Ну-у-у, убийством вряд ли можно назвать то, чем я ему угрожала… Наоборот! Я сказала, что мама моя с кумой приезжают с деревни. На днях. И брата моего, сварщика, привезут. Потому как он как раз между летом и первым сентября бывает трезвый, и его можно погрузить в поезд. Между нами, если Люцифер не найдется, то братец Леню мог бы на конструктор разобрать и двух новых котиков сделать! Он у меня этот…гиппиусец! Борец за все живое. Но мужу я такого сказать не успела.
Виталий нахмурился:
– Гринписовец, наверное. При чем здесь какие-то котики? Можно это понимать так, что ваш брат конфликтовал с гражданином Поленко?
Теперь уже гораздо более грозно нахмурилась Клавдия Энгельгартовна:
– Писовцы – это у вас здесь в городе в розовых труселях ходят. Советский милиционер бы постыдился слова такие говорить. И знать их тоже! И вообще, что значит "какие-то котики"! Мы с вами цельное деловое утро говорим про моего Люцика и как нам с вами его найти. Вон у вас сколько настрочено, проверьте свои каляки, а не братца моего обзывайте.