Интервью пошло неплохо. Анита оказалась умнее и веселее, чем сначала показалось Лу.

— Наша новая форма функциональнее, чем кажется, — говорила Анита. — Брюки-юбка очень удобны, чтобы выкатиться из самолета в критической ситуации.

— Выкатиться?

— Вы можете сказать «выскользнуть». В критической ситуации надо выпрыгнуть на длинный надувной трап и соскользнуть по нему на землю. Слава Богу, мне пришлось делать это только дважды. Первый раз, когда мы еще носили форменные юбки. Помню, она завернулась до самой шеи. А во второй раз я чувствовала себя женщиной.

— Ужасно. Кто-нибудь пострадал?

— В первый раз никто. А во второй пожилой мужчина сломал ногу на трапе. На это очень смешно смотреть со стороны, но беда в том, что самолет в любую секунду может взорваться, а все пассажиры в панике.

— Представляю их состояние.

— Но если не брать этого в расчет, большинство девушек не в восторге от новой формы. В ней что-то от Бэтмена.

Лу записала все это. И вдруг, к своему удивлению, услышала слова Аниты:

— Вы работаете с Питером Нортропом, правда?

— Да. — Лу с интересом смотрела на нее. — А почему вы спрашиваете?

— Его жена дружит с моей подружкой, и она как-то упоминала, что ее муж работает в «Тряпье». Какой он? Она — жуткая.

— Правда? А что в ней жуткого?

Анита вспоминала обо всем, за что невзлюбила Беверли с самого начала, и самое главное, о том, что подозревала, будто Роберт продолжает с ней встречаться, хотя и отрицает это.

— Не вдаваясь в детали, — сказала Анита, — она все-таки сучка. Они разошлись?

— Да, насколько я знаю.

— А что вы о нем думаете?

— Ничего, — резко сказала Лу. — Гнилая скотина.

Анита солидарно улыбнулась.

— Я так же говорю о парне, которого люблю. Тоже скотина.

Несомненно, скотина виновата в твоем аборте, подумала Лу.

— Как же вы можете его любить?

— Если подумать, то все мужчины скоты, правда?

Лу сочла забавным, что сидит со стюардессой, которую готовили ублажать мужчин, быть вежливой, улыбаться, а в личной жизни она не стесняется признаться, что улыбается своему естественному врагу. На память ей пришли слова Симоны де Бовуар: «Сталкиваясь с мужчиной, женщина всегда играет». С такой психологией де Бовуар стала бы великой стюардессой.

— Я не согласна с вашим мнением обо всех мужчинах. Так же, как нельзя говорить обо всех женщинах, — сказала Лу. — Я думаю, что так нельзя обращаться с людьми. Вы смешиваете всех в одну кучу. Надо подходить индивидуально, иначе можно промахнуться.

— Рассказывайте, — странно улыбнулась Анита. — А почему вы так не любите Питера Нортропа?

— Он не очень приятный человек. Вы удовлетворены?

Потом Анита удивлялась, как у нее хватило духа спросить:

— Не то что Дэвид Сверн?

Лу оледенела, услышав из уст незнакомки имя Дэвида, ею овладели страх и в то же время некоторое уважение к Аните, которая взяла верх над ней.

— Кажется, вы много обо мне знаете, учитывая, что мы никогда не встречались, — сказала Лу. — Или я ошибаюсь?

— Нет, не встречались.

В детстве Лу часто смотрела фильмы ужасов, закрыв глаза руками, но чуть расставив пальцы, чтобы все-таки видеть фильм. Именно так она сейчас себя чувствовала: ей хотелось узнать все до конца, и боялась этого. Не трусь, сказала себе Лу, эта девушка, возможно, не причинит тебе вреда.

— Но вы очень много обо мне знаете, — сказала Лу.

— Верно.

Показалось, что в «Палм Корт» воцарилась мертвая тишина, хотя ничего не изменилось — все столики по-прежнему были заняты, женщины по-прежнему разговаривали.

— Вы не потрудитесь объяснить, откуда у вас столько сведений?

На этот раз закурила Анита.

— У меня есть подруга, француженка, которая очень интересуется астрологией, особенно переселением душ. У нее теория о людях, живших в Атлантиде…

Когда через сорок минут Лу выбегала из «Палм», она была в состоянии, близком к шоку.

Вместо того чтобы поймать такси, как обычно, решила пойти пешком к парикмахеру на еженедельную стрижку, надеясь, что прогулка поможет ей развеяться. Атлантида, потерянный континент, леди со вшами, и, подумать только, их связывала Лу Маррон, потом аборт в Пуэрто-Рико.

Не удивительно, что в голове каша. Откровения Аниты в конце обеда очень напоминали дешевые мыльные оперы по телевизору. Сначала Лу ужаснулась услышанному, потом посочувствовала, потом разгневалась, а потом весь цикл повторился.

На углу Пятой авеню и Пятьдесят первой улицы она натолкнулась на мужчину.

— Извините, — автоматически сказала Лу, не глядя на него.

— А вы очень красивая. — Его налитые кровью глаза смотрели на нее с религиозным фанатизмом. — Вы не должны стыдиться. Вы слышите?

Еще один придурок, город забит ими. Не удивительно, что люди в Нью-Йорке ходят очень быстро. Не только потому, что торопятся, но и потому, что в движущуюся мишень труднее попасть.

«Людовик XV» — было написано на огромном щите дорогого здания. Швейцар в форме вежливо улыбнулся, и она, как и каждую неделю, вежливо улыбнулась в ответ.

— Добрый день, — сказал он, придерживая дверь.

— Добрый день.

Привычка — великая вещь, подумала Лу, но в то же время и опасная. Совершая привычный ритуал, можно обмануться и поверить, что все так же, как всегда, что ничего не изменилось. Но после обеда с Анитой жизнь перевернулась. Теперь она знала, что чужие люди думают о ее взаимоотношениях с Дэвидом, и это было не очень приятно.

Когда Лу надела розовый халат, она вошла в салон, где ее ждал Филипп.

— Как дела, мисс Маррон?

— Не слишком, Филипп.

— Но выглядите вы прекрасно.

— Вы всегда так говорите.

— Это мой стиль. Разве Рубироза говорил женщине, что она выглядит плохо?

— Нет, но вспомните, как он умер.

— Как? — искренне удивился Филипп.

— Не помню.

Оба рассмеялись, и он занялся ее волосами, которые ему нравились, потому что были прямыми, густыми и толстыми. Как-то Лу пришло в голову, что то, что в юности досаждает, в зрелом возрасте приносит радость. В детстве мать часто накручивала ей волосы на бигуди, чтобы сделать их волнистыми, а сейчас все девушки с волнистыми волосами делают все, чтобы их выпрямить.

С другой стороны, ее ноги вылеплены более отчетливо, чем у других детей, у нее были мускулистые икры из-за ранних занятий балетом, а сейчас лучше было бы, чтоб они были потоньше. Лу особенно остро ощущала это летом, когда нельзя было надеть темные чулки, и завидовала девушкам с бесформенными, но тонкими ногами.

Она не стала читать «Вог» под феном, а задумалась о разговоре с Анитой.

— Моя подруга Симона говорит, что в магазине все знают о вас и о Дэвиде, — сказала Анита. — Они смеются, когда он называет вас мисс О’Хара. Веселятся, когда думают, кого хотят этим обмануть.

— Он хочет защитить меня.

— И себя тоже.

— В этом ничего страшного нет, не правда ли?

— Нет, если не страшно быть на содержании у пожилого женатого человека.

— Дэвид меня не содержит. Никто никого больше не содержит. Эта эпоха кончилась. Как вы понимаете, у меня есть работа. Не знаю, почему я должна оправдываться перед вами. Моя личная жизнь вас не касается.

— Вот здесь вы ошибаетесь, — быстро сказала Анита. — Потому что, если Дэвид Сверн заразил вас вшами, а вы передали их Питеру Нортропу, а Питер — Беверли, а Беверли — Фингерхуду, а Фингерхуд заразил меня, то вы виноваты в худших днях моей жизни.

На минуту Лу показалось, что она сходит с ума.

— Вши? О чем вы говорите? Вы спятили?

— Ну, знаете, как они передаются. Один человек спит с другим, тот с третьим…

— Вши?

— Откуда-то они должны были появиться, и есть какая-то странная связь между названными мною людьми. Очень странная.

— Не уверена, что проследила ход ваших мыслей, но, если отбросить так волнующих вас вшей, вы намекаете, что я спала с Питером Нортропом?

— А разве нет?

— После аборта у вас помутился разум.