Вид у Аниты был такой, будто ее обдали ледяной водой.

— Кто вам это сказал?

— Никто. Я сама вычислила.

— Спорю, Роберт сказал Беверли, Беверли Питеру, а Питер вам.

— Я начинаю думать, что вы на самом деле сумасшедшая. Кто такой Фингерхуд? Из того, что он заразил вас вшами, я заключаю, что это мужчина. Может, мне следует спросить, что такое Фингерхуд?

— Мужчина, это верно. Мой нынешний любовник. Но я его не люблю, я люблю Джека Бейли. От него я и забеременела.

— Чудесная компания.

— Но Симона говорит, что Джек не был с нами в Атлантиде. Стейси тоже. Симона подозревает, что они жили в Помпее.

Когда Лу вернулась в офис, чтобы написать интервью с Анитой, ее ждало сообщение от Дэвида: «Я заеду в восемь. Потом давай поужинаем».

Этим вечером они хотели посмотреть спектакль «Кабаре». Лу мечтала его увидеть, хотя читала рецензии, но после обеда с Анитой у нее не было настроения смотреть музыкальную комедию. Если бы она сказала об этом Дэвиду, он бы ответил, что это способ развеяться, но Лу никогда не руководствовалась этой теорией. Она предпочитала смотреть музыкальные комедии в хорошем настроении, тогда внутреннее состояние становится просто радужным.

Дэвид давно называл ее мазохисткой за то, что она поддавалась настроениям, но механически улучшать его она не хотела. Лу предпочитала свой ритм подъемов и спадов, иногда отчаяние становилось глубже, чем у других, зато и радость больше.

Сидя за столом под большим фото Марка Бохана, Лу начала печатать:

«Она очень живая блондинка. Ее зовут Анита Шулер. У этой стюардессы очень четкие представления об одежде, мужчинах и сомнительных удовольствиях от путешествий».

Не упоминать о вшах, абортах, предостерегла себя Лу и немедленно выбросила из головы эти вещи, не обращая ни малейшего внимания на царящую вокруг суматоху. Чтобы работать журналистом, нужно иметь нюх на новости и стальную дверь в сознании.

«О новой форме наша стюардесса Анита сказала, что она функциональнее, чем может показаться на первый взгляд. Юбка-брюки очень подходит, чтобы выкатиться из самолета в критической ситуации».

Девушка, писавшая о рынке сумочек, влетела, когда Лу уже заканчивала, и тут же затарахтела на машинке как одержимая. Однажды она призналась, что ненавидит любые сумочки, поэтому Тони Эллиот и назначил ее на этот участок.

— Тони Эллиот — извращенец, — сказала тогда девушка. — Как только этот сукин сын узнает, что тебя меньше всего интересует, он тут же тебя этим и займет.

Теперь, несколько месяцев спустя, Лу неожиданно вспомнила эти слова. Она знала, что это не совсем случайно, потому что жизнь научила ее, что люди, как белки, создают свои запасы на зиму. В надлежащий момент они раскрывают кладовые памяти и достают то, что нужно для выживания. Если, конечно, они вообще могут выжить.

— Ищи меховую сумочку, — сказала девушка за соседним столиком, не поднимая глаз. — Этой зимой их будут носить все леди. Ты счастлива, что ты не леди?

Лу знала, что девушке ответ не нужен, та просто так разговаривала с собой. Она откинулась на спинку стула и перечитала написанное об Аните Шулер. Неплохо. Если Тони понравится, она пошлет Кава или другого фотографа сделать несколько фото, и тогда все пойдет в номер на следующей неделе.

— Я? — сказала репортер по сумочкам. — Я уже десять лет ношу телячьи черные сумки.

Лу положила статью в корзину и задумалась, почему не она, а Питер получил колонку. В чем истинная причина? До сих пор она была твердо уверена, что Питер и Тони стали любовниками. Все остальные тоже так думали, но если они ошибаются? Ведь и раньше ошибались в Тони Эллиоте. Что, если он дал колонку Питеру потому, что Питер действовал так, будто ему наплевать на нее, а она явно показывала, что для нее это вопрос жизни и смерти?

Лу посмотрела на часы и увидела, что уже пять минут шестого. Куда ушел день? Она чувствовала себя утомленной, но энергичной, как будто какая-то тайная нервная сила противилась желанию тела расслабиться. Каждая жилка болела. Разум говорил, что надо ехать домой и отлежаться в ванне до того, как в восемь заедет Дэвид. Тогда почему же она не закрывает машинку и не уходит?

— Я не помешаю? — раздался голос над головой.

Напротив, оперевшись на стол, стоял Питер Нортроп.

— А, это вы, — сказала она, чувствуя себя идиоткой.

— Да, боюсь, вы не ошиблись. У вас такой отрешенный вид, что я чувствую себя инопланетянином из Порлока.

Не принимая его литературной реминисценции, она сказала:

— А я думала, вы из Гарден-Сити. — И почувствовала себя еще большей идиоткой.

— Я хотел вернуть вам книгу, которую брал. Она у меня в столе.

— А, «Герцог». Вам понравилось?

— Честно говоря, я и не мог прочитать ее. Книгу сразу реквизировала моя жена.

— Я уже забыла о ней. Дэвид дал ее мне сто лет тому назад. Я думаю, он тоже забыл о ней, но надо ее вернуть.

— Да, конечно.

К ее удивлению, он продолжал стоять, вперив в нее свои голубые глаза.

— Я еще хотел спросить: почему бы нам не выпить?

— Сейчас?

— Да, если вы свободны. Я предлагаю «Сторк клуб».

Так все называли забегаловку внизу здания.

— Ну, — сказала она, — мне надо ехать домой и переодеться, у нас с Дэвидом билеты на «Кабаре».

— У вас уйма времени, правда? Сейчас только пять.

— Не знаю.

Лу не могла сказать, что ее поразило больше: высокомерный Питер Нортроп приглашает выпить с ним или то, что она принимает приглашение.

— На очереди муфты, — сказала репортер по сумочкам. — Вот увидите.

— Я принесу книгу, — сказал Питер. — Вы готовы?

— Была и буду.

Этот ответ она с большим интересом вспомнит через несколько месяцев.

— Здесь скоро будет тьма народа, — сказал Питер, когда они уселись в баре.

Он предлагал занять кабину, но Лу настояла на баре. Бар более безличностей по сравнению с кабиной. Окруженная другими людьми, Лу могла уговорить себя, что здесь она не вдвоем с Питером Нортропом.

— Люди ходят сюда из-за кондиционера, — сказала она. — Ясно, что не из-за дизайна.

— И не из-за еды.

— Об этом я и говорю.

— Что будете пить? Я хочу виски со льдом.

— Я тоже.

— Два виски со льдом, — сказал он бармену, похожему на Гилберта Роланда.

— Вы сюда часто ходите? — спросила Лу.

— Кажется, во второй раз. Страшноватое местечко, да? Кто писал эти фрески?

— Безработный каменщик.

— Подозреваю, что вы правы.

Они рассмеялись, как бы признавая, что достигли глубокого взаимопонимания. Мужчина в мягкой шляпе с лентой бросил монету в музыкальный ящик.

Ты слишком хорош, чтобы быть правдой, не могу оторвать глаз от тебя, мечтаю прикоснуться к тебе, я так хочу обнять тебя.

— Самый гнусный музыкальный ящик в мире, — сказала Лу.

— В этом баре не хватает только одного.

— Чего же?

— Телевизора с бейсбольным матчем.

Девушка справа от Лу начала всхлипывать в салфетку, а ее спутник тщетно пытался утешить ее. Чем больше он говорил, тем сильнее она рыдала. Лу уловила только одну его фразу: «Это не так безнадежно, как ты думаешь».

Наконец-то пришла любовь, и я славлю Бога за то, что жив.

— Почему, — спросила Лу, — чужое горе всегда кажется не совсем настоящим?

Она думала не только о паре справа, но и об аборте Аниты. В обоих случаях Лу было слегка неприятно, но не больше.

— Они очень реальны для тех, кто любит катастрофы, — ответил Питер. — Иначе мыльные оперы не были бы так популярны. Они порождают сочувствие.

— Только не у меня. Меня разбирает смех.

На Питере был прекрасно сшитый костюм, но ему надо было бы побриться. А глаза у него зеленые, а не голубые, подумала Лу. Ей было интересно, где он живет сейчас, когда разъехался с женой.

— Если вы смеетесь, значит, вы не плачете, — сказал Питер.

— В этом все дело?

— Есть такой шанс, не так ли?