Следующая ужасная мысль была о том, сколько же его собратьев ползает по ее лобку в эту секунду. Она закурила, испытывая жгучее желание заорать изо всей мочи. Сначала, пока не поняла, что заполучила, Анита решила, что у нее такой же зуд и чесотка, как у Симоны, но интуиция подсказывала, что они с Симоной настолько разные, что у них не может быть одинаковой болезни, разве что разразится всемирная эпидемия чумы.

Анита знала, что бы с ней ни случилось, это будет отражением ее личности, точно так же как зуд из-за забытого тампона отражал личность Симоны. Когда поймала и изучила вошь, то вспомнила, что родилась под знаком Рака, символом которого был краб, и задумалась: может, ее постиг ужасный удар со стороны звезд? Немного утешало, что в ее несчастье виноваты звезды и все было предопределено заранее.

— Не надо паниковать, — сказала она себе, так громко взвизгнув, что прибежала горничная.

— В чем дело, мадемуазель? Есть проблемы?

— Ни в чем. — Анита нервно затягивалась сигаретой. — Извините.

— Глупые американки, — бормотала горничная по-французски, выходя из комнаты и покачивая головой.

Анита сломала сигарету, закурила другую и позвонила Роберту в Нью-Йорк, молясь, чтобы он был дома. К счастью, надежда сбылась.

— Ты заразил меня вшами, — сказала она, почесываясь и затягиваясь. — Должна сказать, что нельзя так поступать с людьми. Даже с худшим врагом.

— Вши! — простонал он. — Нет! Беверли!

Анита не сразу поняла его слова.

— Ты от нее заразился?

— Я не знал, пока ты не сказала, но в последние дни у меня очень чешется.

— Я не знала, что ты встречаешься с Беверли. Ты же говорил, что у вас все кончено, так как же ты мог заразиться от нее?

Голос у Роберта был очень смущенным.

— Я не собираюсь с ней встречаться, но недавно мы с ней виделись.

— Как давно?

— Примерно неделю назад.

Она почувствовала себя жестоко обманутой.

— Ты хочешь сказать, что спал с нами обеими в это время, скотина?

— Не закипай, — нервно сказал он. — Только два раза. И я сказал Бев, что это наша последняя ночь.

— Последняя ночь?! — закричала Анита, яростно расчесываясь. — Последняя ночь?! Ты хочешь сказать, что стоило мне ступить за порог, как ты прыгал в постель с этой гнусной шлюхой?

— Нет смысла впадать в истерику. Я не собираюсь больше встречаться с Беверли.

— Я тебе не верю. Ты лжешь. Ты ее любишь.

— Я ее не люблю, но, даже если бы это было и так, кто ты такая, чтобы говорить в подобном тоне? Ты любишь этого молчаливого придурка, который живет этажом ниже.

— Он не придурок, — сказала Анита, подумав, что Роберт, в общем-то, прав. — Это действительно глупый разговор, потому что главное — как избавиться от этой пакости. Ты знаешь, как лечиться?

— Купи в аптеке бутылку «Камфофеника» и протри лобок. Все сразу исчезнет.

— «Камфофеник»? Я пользуюсь им от лихорадки.

— А теперь используй против лобковых вшей.

— Они так называются? — Она вспомнила о его медицинских справочниках. — Кажется, ты специалист по этому вопросу. У тебя они раньше были?

— Когда я был в Корее, и, к счастью, мой сержант рассказал мне о «Камфофенике». Сейчас он стоматолог.

Анита не могла понять, при чем здесь стоматолог.

— Когда мы поехали в отпуск в Японию, — продолжал Роберт, — я ходил по борделям, а он делал себе татуировку. Сержант сказал, что за два бакса хочет что-то настоящее. Он вытатуировал слово «Мать» и с тех пор пытается избавиться от него.

У Аниты задрожали колени, когда снова вспомнила, что по ее самой интимной части тела ползают отвратительные насекомые.

— Он сейчас занимается фарфоровыми протезами, — сказал Роберт. — Наверное, они приносят счастье.

— Я чувствую себя прокаженной. Все, заканчиваю и бегу в аптеку. Надеюсь, у них есть «Камфофеник». Кстати, если ты получил их от Беверли, от кого заразилась она сама?

— Именно об этом я сейчас и думаю. Может, от своего мужа. Она говорит, что давно не спит с ним, но я ей не верю. Бог знает, где он их подцепил.

— Может, от этой журналистки, с которой работает в «Тряпье»?

— Почему ты так думаешь?

— Не знаю. Но, если у нее связь с хозяином Симоны, у нее может быть связь и с мужем Беверли. Из того, что Симона говорила о ней, нельзя заключить, что она страдает целомудрием.

— Вероятно.

— Из этого следует, что мистер Сверн заразил Лу Маррон, она передала их мужу Беверли, от него заразилась Беверли, потом ты, а теперь и я.

— Мы странным и таинственным образом оказались связанными, — мрачно сказал Роберт, яростно почесываясь, а Анита задумалась, не жили ли они все вместе когда-то в Атлантиде.

Когда самолет Аниты через два дня опоздал на шесть часов и приземлился в аэропорту имени Кеннеди, вшей у нее не было, а Нью-Йорк утопал в жаре раннего лета. В такси было очень душно. Анита даже испугалась, что упадет в обморок, и, когда вошла в квартиру, так и случилось. К счастью, Нэн, ее новая соседка, была дома и все видела. Позднее она рассказала:

— Ты падала на пол, как будто танцевала странный медленный танец.

— Это из-за жары. Невыносимая духота. Никогда со мной такого не было.

Когда она на следующее утро пошла к врачу, он спросил, когда в последний раз у нее были месячные.

— Не помню, — сказала Анита. — Я не слежу за этим.

И рассказала о нерегулярности цикла, от которой страдают многие стюардессы международных линий.

После того как доктор обследовал ее, он взял анализ крови и сказал:

— Подозреваю, девушка, что вы беременны.

— Беременна!?

Реакция у Аниты была такой же, как в случае со вшами. Смешно, невозможно, чтобы это случилось с ней.

— Но я не могу забеременеть. Я очень осторожна. Я всегда пользуюсь колпачками и все время смазываю их дорогим специальным кремом!

— Я сказал подозреваю, — терпеливо сказал доктор Кох. — Я не говорю, что уверен, но, к сожалению, все симптомы налицо. Матка твердая. Это один из первых признаков. Скажите, вас не тошнило в эти дни?

— Нет.

И тут вспомнила, как ее вырвало, когда она нашла записку Джека. Но кого бы не вырвало в такой ситуации?

— Грудь набухла, — продолжал доктор.

Щеки у Аниты вспыхнули.

— Я делаю некоторые… упражнения, чтобы увеличить ее, если хотите знать.

— Я получу анализ крови завтра днем, так что все прояснится.

Анита ненавидела его. Сначала увеличил размер колпачка, а теперь пугает ее угрозой беременности. Он чудовище, решила она, гинекологическое чудовище, которое любит пугать таких нежных девушек, как она.

— Уверена, что вы ошибаетесь, доктор Кох, — сказала Анита.

— Скоро узнаем. Позвоните мне завтра.

— Если хотите знать, что я думаю, то скажу, что вы разыгрываете не ту карту.

— Посмотрим. А пока я сделаю вам укол, чтобы попробовать вызвать менструацию. Было бы очень хорошо, если бы вы вспомнили хоть приблизительно дату последней. Чем больше задержка, тем меньше надежды, что уколы помогут.

— Уколы?

— Их три. Если первый не вызовет менструацию к вечеру, надо прийти завтра на второй, а послезавтра на третий.

— А если анализ крови будет отрицательным?

— К сожалению, даже отрицательный результат не дает стопроцентной гарантии. Все равно вы можете быть беременной. Всякое бывает.

— А если будет положительный?

— Положительный и есть положительный, — твердо заявил доктор Кох.

— Кажется, в последний раз это было в Риме, но я не уверена. — Анита боялась, что ее в любую минуту стошнит. — Надо посмотреть расписание и попробовать вычислить.

— Прекрасная мысль, — сказал доктор Кох. — А сейчас закатите, пожалуйста, рукав.

— По правде говоря, полет в Рим был очень давно.

— Постарайтесь выяснить точно.

Анита вышла из кабинета в угнетенном состоянии. Она направилась в «Палм Корт», выпила три рюмки бренди «Александр», съела салат из омаров и вспомнила слова Байрона о еде и питье женщин. Поэт утверждал, что в зрелище едящей или пьющей женщины есть нечто неприличное, если только речь не идет о салате из омаров и не о шампанском. Анита ощутила, что если бы Байрон жил сейчас, то он бы милостиво включил в этот список исключений и бренди «Александр».