В день свадьбы Патуран уже готовится принять принесённый слугой яд, но к нему врывается Дютел вместе со Стражей Правителя. Дядю и его сынка благополучно арестовывают, дядю сажают на кол, что подчёркивается особо, а сынка отправляют в ссылку.
Патуран и Дютел празднуют пышную свадьбу, на которой их благословляет сама Тальяна. Мир, дружба и всеобщее счастье.
Прочтя сей шедевр драматического искусства, я малость прифигел, тем более, что Анъях явно шмыгал носом, проникшись историей любви, и поинтересовался у Нанэри, какая роль мне отводится в этой чудной постановке. Нанэри хмыкнул и сказал, что злодеем-дядей, само собой, будет Туктук, он, Нанэри, будет играть роль Патурана, Амал – Дютела, Фиран – доброго отшельника Пыхпыха, Ан – почти безмолвную роль старого слуги, Тальяной будет Литти, так что методом исключения я понял, что мне досталась роль дубины стоеросовой – дядюшкиного сыночка. Многообещающее начало артистической карьеры, ничего не скажешь.
О том, что он погорячился с наказанием, которому был подвергнут брат расследователь, Главный Жрец понял уже на следующее утро, когда попытался организовать поиск Супруга Бога. У него не было ни должного опыта, ни таланта к этому делу, но было хотя бы достаточно мозгов, чтобы это понять. Поэтому он отдал несколько приказов, и три часа спустя бледный и осунувшийся, но способный передвигаться благодаря чудодейственным снадобьям брата лекаря, брат расследователь стоял перед ним. И никто бы не прочёл на его лице ничего, кроме исполнительности и преданности общему делу.
Мирзобиль посвятил брата расследователя в проблему, отвёл на её поиски два месяца, решив, что небольшой запас времени ему не помешает, и торжественно объявил брату расследователю, что если задача будет выполнена, то его наказание будет отменено полностью, более того, Великий Аллир непременно вознаградит сторицей столь усердного своего служителя.
Брат расследователь поклонился Главному Жрецу, не подавая виду, что каждое движение, несмотря на усилия брата лекаря, отдавалось жестокой болью в разодранной спине, заявил, что приложит все усилия по поиску Супруга Бога, и удалился организовывать поиски.
Поиски и впрямь были организованы весьма быстро и умело, но сети брат расследователь на сей раз ставил явно не там, где следовало бы. Однако понять этого никто не сумел. А сам брат расследователь спустился в подвалы Храма, где содержались Псы Истины, и долго смотрел на их вожака. А вожак смотрел на него.
====== Глава 11. Какой-то вы маньяк... несексуальный ======
Следующие два дня прошли без особых происшествий. Я даже стал привыкать к нашему странному распорядку – мы вставали рано, приводили себя в порядок и завтракали, собирали пожитки и отправлялись в путь. Один раз мне доверили готовить завтрак – оказалось – ничего сложного. Каша, она и есть каша, а готовить на костре я умел – в школе мы достаточно часто ходили в походы с физруком и трудовиком. Так что Нанэри только один раз показал мне всякие местные приправы и прочие продукты питания и объяснил, что к чему, и я запомнил. На память я не жаловался никогда, и сварганенное мной блюдо хоть и получилось с дымком, но вышло вполне съедобным и даже вкусным. А ещё я научился управлять кэпсами. В этих добродушных скотинок с плюшевыми мордами и мягкими губами, очень похожих на карикатурно нарисованных пузатеньких лошадок с толстыми короткими ножками, но с козьими изящными рожками и полосатых, словно тигры, я просто влюбился. А что? Нрава они были кроткого, неприхотливо лопали всё, что росло под ногами, а остатки каши, похлёбки или маленькие кусочки лепёшки воспринимали, как лакомство. Особенно мне нравилось, как они аккуратно, одними губами, брали кусочек лепёшки с ладони и доверчиво фыркали. Управлять ими было абсолютно несложно – примерно так же, как и нашими лошадьми – с помощью длинных вожжей кэпсы поворачивали вправо или влево, команда «фурр» обозначала «стоп», а команда «кэ!» – вперёд. Вот и вся премудрость. Так что я с удовольствием менялся с Нанэри или Литти и ехал в нашем фургоне в качестве возницы. А ещё я учил роль, репетировал по вечерам с другими, выслушивая строгие замечания Мехеца, откопал в фургоне с реквизитом странный струнный инструмент под названием «комба», немного похожий на гитару, но сделанный не из дерева, а из половинки какого-то местного гигантского овоща, выдолбленной и наполненной небольшими металлическими шариками. Похоже, именно такую комбу, только побольше размером, и раскурочил Анъях, когда устраивал свои пакости в Храме. Комба, конечно была тяжеловата, чтобы играть стоя, но звук у неё был очень интересный – на низких нотах похожий на рокот или гул моря, на высоких – нежный, как капель, а средний регистр звучал примерно так же, как наша гитара. К моему удивлению, знакомые мне мелодии на комбе получались очень даже оригинально и узнаваемо. А уж когда я спел пару песен из дворового репертуара и «Я свободен» Кипелова, то даже заработал аплодисменты от коллег, а немногословный Туктук, как обычно, с самой зверской физиономией, сказал, что я могу даже зарабатывать себе этим на хлеб. Как я понял, в его устах это была высшая похвала, и я её оценил.
А ещё я сунул нос в бухгалтерские книги Мехеца – да-да, профессиональная привычка взяла верх – и поразился тому, насколько громоздкая у них система счёта. Она напоминала древнеримскую, то есть, специальными значками обозначались числа 1, 5, 10, 50, 100 и 1000. Два записывалось, как «один плюс один», четыре – «пять минус один», а шесть – «пять плюс один». В первом случае значок, обозначающий единицу, ставился слева от пятёрки, во втором – справа. Чтобы записать число девяносто девять, нужно было написать один значок – пятьдесят, четыре – по десять, один – пять и четыре единички. А уж если сотен было больше… Короче, неудивительно, что торговлей и бухгалтерским учётом в этом мире занимались только весьма продвинутые ребята, а уж вычисления при наличии только сложения и вычитания превращались в аццкую пытку. Опытные купцы всегда носили с собой небольшие счёты, которые помогали подсчитывать нужное количество десятков и сотен без долгих нудных вычислений. То, с какой скоростью я считал в уме, привело Мехеца в состояние чуть ли не священного трепета, и вся бухгалтерия отныне была свалена на меня, благо, что их цифры не составляло никакого труда запомнить. Я привёл в порядок все записи в бухгалтерской книге, писать, кстати оказалось совсем не трудно, гусиными перьями здесь пользовались только охотники и лучники, а для письма существовали особые палочки, по форме напоминавшие карандаши и способные писать на любой поверхности и в любых условиях, хоть под водой. Тоже простенькие бытовые артефакты, как и мешок, очищающий одежду. В общем и целом мне всё пока нравилось – может, бродячая жизнь была именно тем, чего мне не хватало в прошлом?
В общем, расслабился я. Каюсь. Подзабыл, что в любом мире, и в нашем, и в этом, полно сволочей. Но обо всём по порядку.
На третий день я вполне уже освоил нехитрые мизансцены, слова своей роли знал назубок, и Мехец заявил, что пьесу необходимо начать обкатывать. Дескать, завтра мы остановимся на ночлег не в лесу, а в большом торговом селе, там и состоится премьера. Меня это повергло в состояние лёгкого шока, но все остальные по-доброму объяснили, что чем дальше от больших городов, тем невзыскательнее публика, а недостатки игры и самой пьесы лучше выяснить, так сказать, в процессе, и я вынужден был согласиться. На четвёртый день я наблюдал, как Нанэри и Литти, взяв в помощь Анъяха, приводят в порядок костюмы. Нет, костюмы были чистые – а волшебные мешочки на что? – но необходимо было посмотреть все бантики-кружева-пуговицы, а также подогнать всё под конкретного актёра, если была такая необходимость. Меня к этому процессу не допускали категорически, резонно опасаясь за сохранность костюмов, ибо к чему-чему, а к шитью у меня не было ровно никаких талантов. Так что мне досталось править кэпсами и повторять реплики из своей роли. Дело у парней спорилось, и уже к обеду, когда мы въехали в большое село с весьма своеобразным названием Забежский Пукальник, костюмы были полностью готовы. Мехец, который явно был знаком с этой местностью, уверенно показал нам, где находится постоялый двор, куда мы и направили наши фургоны.