Помянутый брат недовольным голосом велел отправляться в обратный путь, ни словом не перемолвившись более с актёрами.

А спустя какое-то время, когда всё более-менее успокоилось, Шляпа С Цветочками, то есть Мехец, откинул крышку сундука и сказал нам довольно ласково:

- Перепугались? Вылезайте, всё в порядке. Эти выкидыши болотных змей отправились восвояси.

И расхохотался так, что цветочки на его шляпе угрожающе задрожали и стали терять матерчатые лепестки.

====== Глава 9. Не надо мне лапшу на уши вешать! Я её так съем! ======

Шляпа С Цветочками, то есть Мехец, откинул крышку сундука и сказал нам довольно ласково:

- Перепугались? Вылезайте, всё в порядке. Эти выкидыши болотных змей отправились восвояси.

И расхохотался так, что цветочки на его шляпе угрожающе задрожали и стали терять матерчатые лепестки.

Я осторожно помог выбраться Анъяху, потом вылез из сундука сам и тихо сказал:

- Спасибо вам. Вы очень рисковали, когда прятали нас.

- Пожалуйста, парнишка, только мы особо не рисковали. Этот сундук невозможно увидеть, если мы сами не захотим его показать. Это очень старинная вещь.

- Удивительно, что такая вещь запросто хранится у бродячих актёров… – высказался я.

Мехец расхохотался ещё громче:

- А что ты вообще знаешь о Тэмми, малыш?

Я честно ответил:

- Почти ничего.

- Вот-вот, – усмехнулся Мехец, – думаю, что родом… очень издалека.

Мне осталось только поразиться проницательности комедианта и кивнуть, застенчиво потупив глаза в стиле: «Я маленький бедный голодный сиротинушка…» Мехец оценил, хлопнул меня по плечу, ласково погладил по голове Анъяха и заявил, что пора ужинать и знакомиться. Именно в таком порядке.

Мы выбрались из фургона и тут же были усажены у костра вездесущим (нет, наверное, всё-таки это мальчик) зеленоволосым Нанэри, а в руки нам пурпурноволосый (наверное, и это тоже мальчик) Литти тут же сунул по огромной миске вкусно пахнущего варева непонятно из чего, но я был не склонен к расспросам. Я так проголодался, что слопал бы и жареных крыс под соусом, поэтому, получив ложку и поблагодарив гостеприимных хозяев, начал уничтожать содержимое тарелки. По вкусу это неведомое кушанье напоминало овощное рагу с мясом, и я, не обращая внимания на весёленький сине-серо-жёлтый цвет содержимого, первую миску проглотил, практически не жуя. Желудок проснулся, возрадовался и попросил ещё. Литти жалостливо вздохнул и шлёпнул нам с Анъяхом, который тоже успел расправиться со своей порцией, по хорошему половнику добавки. Вторая миска пошла уже с некоторым разбором, но мы всё равно уничтожили всё, и я подумал о том, как мало надо человеку для счастья. А уж поданный мне металлический стакан с каким-то кисло-сладким напитком типа компота поднял моё отношение к окружающему миру с отметки «гадость» на отметку «сносное».

- Вот это да! – высказался один из двух незнакомых мне парней, появившихся у костра ужинать – видно, это и были неведомые Амал и Фиран, у которых медовый месяц, – а это точно Нанэри готовил? Нанэри, ты туда грибов цуйм случайно не сыпанул? Первый раз вижу, чтобы твою стряпню уничтожали с таким энтузиазмом!

Зеленоволосый (мальчик всё-таки) мгновенно выхватил половник у Литти и немного погонял парня вокруг костра под звонкий ржач остальных. Но потом Нанэри сменил гнев на милость и наделил его миской с ужином, как и прочих. А когда все более-менее насытились, Мехец обратился к нам и спросил:

- Ну-ка рассказывайте, Цветочки, из какого Храма удрали, и почему Жрецы ищут одного преступника, а не двух? И как так получилось, что на вас не подействовало их адское зелье?

Мы с Анъяхом переглянулись и стали рассказывать. Почему-то мне показалось, что этим людям нужно рассказать всю правду, поэтому мы и рассказали всё, как есть, включая мою подслушанную в Храме беседу между Мирзобилем и Аллиром и то, что мне сумел передать Пёс Истины. Слушали нас внимательно, а когда мы закончили, Литти даже зааплодировал:

- Какая пьеса из этого могла бы получиться! Неужели всё это правда?

- Чистая правда, – кивнул Мехец, покосившись на перстень с большим прозрачным камнем на своей руке. – Малыши даже в мелочи ничего не приврали, что бывает очень редко.

- А как вы это определили? – тут же вылез любопытный Анъях.

Мехец кивнул на свой перстень:

- Это артефакт. Когда человек говорит неправду, камень начинает мутнеть. Людям столь непредсказуемой профессии, как у нас, полезно иметь такие штучки, чтобы не попасть впросак.

Я машинально кивнул и подумал, что комедианты попались нам явно непростые. Или здесь все…как их… Тэмми… таскают за собой подобные вещички? Сундук, теперь перстень… Интересно, что у них ещё в запасе имеется?

Мехец, заметив мой хитрющий взгляд, заявил, что тоже хочет рассказать о себе и своей труппе. Она действительно состояла всего из шести человек – самого Мехеца, игравшего роль главного режиссёра, художественного руководителя и главы во всех смыслах, его помощника Туктука (Борода с Косичками), который специализировался на ролях злодеев, и актёров Амала, Фирана, Нанэри и Литти, исполнявших в каждой пьесе в основном роли романтических влюблённых, но, поскольку ролей у каждого из них в пьесе было несколько, то приходилось совмещать. И да, все актёры были мужского пола, но это было связано не с прямым запретом, как в японском театре Кабуки, а с тем, что в пьесах почти не было женских ролей. Женщины играли столь незначительную роль в местном общественном устройстве, что все конфликты, коллизии и любови происходили в пьесах между мужчинами. Редкое исключение составляли роли Храмовых Жриц и Богини Тальяны. Кстати, Амал и Фиран, в отличие от хрупких, похожих на девочек-подростков Нанэри и Литти, были вполне себе нормальными парнями – высокими, достаточно мускулистыми и очень красивыми. Амал был черноволосым и черноглазым, со смуглой, почти шоколадной, кожей и вьющимися волосами. Его красоту не могла испортить даже клоунская, со всех сторон обшитая разноцветным треугольными лоскутками, джиба. Фиран был рыжеволосым, с голубыми, чуть раскосыми глазами, с кожей цвета средиземноморского загара и хитрой улыбкой. Джиба его была не такой пёстрой, как у Амала, зато причёска… Рыжие волосы Фирана были заплетены в мелкие-мелкие косички, а кончик каждой косички был продет сквозь расписную деревянную или резную костяную бусину, так что передвигаться бесшумно для парня было нереальной задачей. Бусинки всё время сталкивались друг с другом и забавно щёлкали. Часть косичек была собрана в узел на макушке и закреплена большим зелёным бантом. Честное слово, увидев это чудо парикмахерского искусства, скончался бы от культурного шока даже Сергей Зверев. А ещё Амал и Фиран предпочитали сидеть в обнимку и в перерывах между репликами целоваться. А целовались они так, что краснели, похоже, даже кэпсы – добродушные ездовые зверюги, напоминавшие бочонки на толстых коротких ножках.

Но народ, похоже, своим внешним видом совершенно не заморачивался, мне объяснили, что для Тэмми существуют строгие правила внешнего вида, и что пестрота нарядов и прочие изыски для них обязательны – чтобы Тэмми можно было распознать издалека в любой толпе. Более того, если Тэмми рискнут надеть обычную одежду, за это полагается наказание плетьми, особенно в Казашшане и Хорибе. В Хухландии с этим полегче, но пёструю одежду носить заставляют и там.

- Почему? – удивился я.

- Это требование Жрецов Храма, – отозвался Туктук. – Они нас не слишком любят, считая наше ремесло низким, а нас самих – Проклятыми Богом. Тэмми даже не разрешают хоронить на кладбищах, их тела сжигают, а прах развеивают по ветру.

Та-ак, помнится мне, что такое отношение к актёрам было и в Средние века. Но что плохого в тех, кто доставляет радость людям?

Похоже, этот вопрос я задал вслух, и на него ответил уже Мехец:

- Видишь ли, жрецы очень хотят контролировать всех – и крестьян, и горожан, и знать, и даже Правителей. А вот мы не поддаёмся контролю. Обычаи не позволяют мешать Тэмми в их передвижениях по Нирее и запрещать их представления. А язвительные Тэмми часто в своих представлениях на злобу дня высмеивают и Жрецов, и Правителей, и даже самих Богов. Понятное дело, что это дико не нравится местным власть имущим, вот и получается частенько, когда сразу после представлений Тэмми вынуждены паковать пожитки и удирать куда глаза глядят. А ещё нас считают еретиками, которые молятся Аллиру не от души.