Но несмотря на неблагоприятные климатические условия и скудость растительности, пустыни северного Тибета чрезвычайно богаты животной жизнью. «Не видавши собственными глазами, — говорит Пржевальский, — невозможно поверить, чтобы в этих обиженных природой местностях могло существовать такое громадное количество зверей, скопляющихся иногда в тысячные стада. Только бродя с места на место, эти сборища могут находить достаточно для ceбя корма на скудных пастбищах пустыни».

Наиболее многочисленные крупные млекопитающие тибетских пустынь: дикий як, два вида диких баранов, два вида антилоп, кулан, волк.

Дикий як, или длинношерстный бык, — это могучее животное весом до шестисот килограммов. Тело его покрыт густой черной шерстью. Як обладает громадной силой и превосходным обонянием. По самым высоким и скалистым горам як лазает прекрасно. В случае опасности стадо помещает телят в середину. Места, где як пасется и отдыхает, сплошь покрыты пометом, который составляет единственное топливо в здешних пустынях: никакой древесной растительности в тибетской пустыне нет. Если бы не было яка, то путешествие было бы здесь невозможно. Пржевальский застрелил тридцать два яка, но всё это добро зря пропадало, потому что зажарить или сварить мясо для себя было трудно: оно сильно замерзало, а сварить его на большой высоте нельзя было как следует: вода закипала уже при 85 градусах.

Ночью морозы достигали 30 градусов и более. Снег шел редко, притом он был мелкий и сухой, как песок. Случалось, что снег покрывал землю тонким слоем, но в следующую же бурю его сдувало ветром и смешивало с пылью или песком.

Отличительную особенность тибетской зимы составляли пыльные бури. Они всегда случались днем. К полудню ветер достигал силы бури, солнце делалось совсем невидным, наступало что-то похожее на сумерки. В расстоянии нескольких сот шагов нельзя было различить даже высоких гор. Однако термометр во время таких бурь показывал или немного ниже нуля, а иногда даже поднимался выше точки замерзания.

Объясняется это тем, что зимою над Тибетом устанавливается так называемая инверсия температуры: в нижних слоях воздуха холодно, а вверху гораздо теплее. Когда начинается сильный ветер, он перемешивает воздух, и верхние, более теплые, слои попадают вниз.

К закату солнца буря обыкновенно стихала вдруг, отрывисто, но пыль продолжала стоять в воздухе даже утром следующего дня.

Свое зимнее странствование по Тибету Пржевальский описывает так:

«Мороз стоит трескучий, да вдобавок к нему прямо навстречу дует сильный ветер. Сидеть на лошади невозможно от холода, итти пешком также тяжело, тем более нести на себе ружье, сумку и патронташ, что вместо составляет вьюк около 8 килограммов. На высоком же нагорье, в разреженном воздухе, каждые полкилограмма тяжести убавляют немало сил; малейший подъем казался очень трудным, чувствуется одышка, сердце бьется очень сильно, руки и ноги трясутся, по временам начинается головокружение и рвота. Ко всему этому следует прибавить, что наше теплое одеяние, за два года предшествовавших странствований, так износилось, что всё было покрыто заплатами и не могло достаточно защищать от холода...

Очень часто случалось, что к полудню поднималась сильная буря, которая наполняла воздух тучами пыли и песка; тогда уже итти было невозможно, и мы останавливались». «На месте остановки необходимо развьючить верблюдов и поставить юрту; эта процедура занимает почти час времени. Затем нужно итти собирать аргал, рубить лед для воды и усталому, голодному ждать, пока наконец сварится чай. С жадностью тогда ели отвратительное месиво из дзамбы с маслом и рад-радехонек, что хотя подобным кушаньем можно утолить свой голод».

Ночью путешественники не имели спокойного сна: на высоком плоскогорье, в сильно разреженном воздухе, всегда являлось удушье, губы и рот пересыхали.

Но все эти невзгоды с лихвой вознаграждались теми впечатлениями, какие путешественники получали от девственной природы. Где в другом месте можно было наблюдать такое изобилие крупных копытных животных, какое Пржевальский описывает в Тибете в хребте Шуга (к югу от Цайдама)?

«Хорошие пастбища по долине среднего течения р. Шуги привлекают сюда массу травоядных зверей. По нашему пути вдоль реки беспрестанно встречались куланы, яки и антилопы. С удивлением и любопытством смотрели доверчивые животные на караван, почти не пугаясь его. Табуны куланов (из рода лошадей) отходили только немного в сторону и, повернувшись всею кучею, пропускали нас мимо себя, а иногда даже некоторое время следовали сзади верблюдов. Антилопы спокойно паслись и резвились по сторонам или перебегали дорогу перед нашими верховыми лошадьми; лежавшие же, после покормки, дикие яки даже не трудились вставать, если караван проходил мимо их на расстоянии 1/4 версты».

Пределом странствований Пржевальского в это путешествие была река Янцзы-цзян в ее верхнем течении. Отсюда до Лхасы оставалось только 27 дней пути, то есть около восьмисот пятидесяти километров. Дойти туда было вполне возможно, так как проводник монгол ходил девять раз в столицу Тибета и отлично знал дорогу. Но Лхаса оказалась для Пржевальского на этот раз, как и впоследствии, недостижимой: вьючные животные едва волочили ноги, а деньги были на исходе.

Пришлось возвращаться домой.

Обратный путь из Тибета. Лишения и потери

На обратном пути через пустыню Алашаня Пржевальскому пришлось испытывать другие, чем в Тибете, крайности климата: стояла сильная жара при безоблачном небе, и термометр днем показывал в тени 45 градусов по Цельсию. Почва накалялась до 63 градусов и более. Воздух был чрезвычайно сух, и случалось, что дождь, падавший из облака в пустыне, не долетал до земли, а, встретив раскаленный нижний слой воздуха, снова превращался в пар.

Однажды экспедиция, не найдя правильного пути к колодцу, едва не погибла от жажды. При этом потеряли верного пса, который служил почти три года. Похоронив его, Пржевальский с товарищем плакали как дети.

Через Ургу (теперь Улан-Батор) и Кяхту путешественники в сентябре 1873 года вернулись на родину.

В начале 1874 года Пржевальский вернулся в Петербург.

Он привез с собою богатейшие научные материалы: съемку шести тысяч километров пути, новые данные но климату, растительности, животному миру и населению Центральной Азии.

В Петербурге Николай Михайлович был встречен с энтузиазмом. Географическое общество, отмечая, что его «путешествие есть одно из самых величайших географических предприятий нашего времени», присудило ему свою высшую награду — золотую Константиновскую медаль.

Второе центральноазиатское путешествие. Озеро Лоб-нор

В 1876 году Пржевальский отправился в новое, второе путешествие в Центральную Азию. На этот раз целью его был район озера Лоб-нор. Этот обширный водоем, принимающий в себя реку Тарим, в те времена был совершенно не исследован.

О городе (но не об озере) Лоп, который лежит в великой пустыне, упоминает еще Марко Поло, венецианский путешественник XIII века. На китайских картах, составленных в 1718 году, Лоб-нор изображен севернее, чем у Пржевальского. Объясняется это тем, что Тарим — это кочующая река, а Лоб-нор — кочующее озеро. Время от времени Тарим в низовьях изменяет свое направление, и тогда Лоб-нор перемещается.