– Чай, времена были! – растроганно подмуркивал подобревший мужик. – Четыре сорок две пузырёк тянул! Пятёрку берёшь, коленвал прикупил (тогда магазинную поллитровку почему-то так и называли), пару сырков, хлебца с полбуханочки. Эх-ма, шистьнадцать копеек буханка хлебца! Эх-ма…

С водочной ностальгии я перевёл разговор на коррупцию. Про то, как господа казнокрады, гады, распилили местный бюджет. (А кум в это время уже прицелился на рывок).

– А коррупция? – негодуя, вопрошал я. – Это же ужас! Это же беспредел! Куда ни ткнись, отлистывай деньги! Иначе не решишь ни одного вопроса. Вот сколько тебе, отец, нужно хомяков продать, чтобы прокормиться, а? А проверки у вас есть? Базарники, видать, тоже тебя нехило пощипывают?

– Пощи-и-ипывают! – уныло кивнул теряющий бдительность повелитель хомяков, махнул рукой и распахнул душу: – От, надысь, паря, банковал я альбиносами (по дешёвке зашли в продажу, вурдалаки!) Торгова-а-ал разло-о-оманный, аки курва. Михалыч получку придыбал, проставу стелил на ЖЭКе. Славно мы тогда покушали. Вот скажи мне, паря, какая наутро работа, кады черепуха на бочину шуршит, болезная? Чай, мне, паря, тольки-тольки похмельнутся, я уже наметил… Почапал за ряд… А, чай, они, контэр… роллер… контарлёры, заразищщи, тут как тут. Ходы сюды, грят, мужичэлло. Давай, грят, Афанасич, местовое сгружай. Твоё место, грят, сто второе? Сто второе, грю! Моё! Сгружай, грят, сто шестьдесят восемь колов по квитанции. А без квитанции – сто пятьдесят. Бан-ди-ты!

– Ай-яй-яй! – сокрушался я, горестно кивал, а сам всё плотнее закрывал Афанасичу обзор.

Следом за бандитами и шуршащей черепухой уместно легла риторика о глобальном распространении во Вселенной низкопробной палёнки. Вслед за ней пришёл черёд главного вопроса… нет, не о смысле жизни. И не о Вечности. О том, где дёшево и сердито можно произвести древний ритуал опохмела!

Пока я распинался о вреде трезвого образа существования, панорама обзора перед Афанасичем закрылась полностью. Теперь я стоял вплотную к бумажным коробкам и наглухо прикрывал корзинку с Хокой. Кумушкин, пора. Действуй! Иваныч медленно протянул руку к хомячку…

– Чай, я ему, козлишшу, толковал: на угол нада чапать, паря, на угол! – горячился Афанасич. – Там пельменная была, а теперича разливайка. Там по совести бадяжат. Так нет, попёрся Митрич в переход… Ёханый чебурек! В переход, придумал, о, чудило! Ты, паря, брал водовочку, хуть бы разок в переходе?

– Не, не брал! – пожимал я плечами. – А шо?

– Я те отвечаю… и не ходи тудай.

А кумушкин в этот момент хомячка из лотка – хвать! И готово! Маленький Хока, сверкая глазками-бусинками, скрылся в могучей ладони кума. Иваныч отступил пару шагов в сторону и со скучающим видом (и хомяком в кармане) стал прогуливаться неподалёку. Дельце обтяпано! Пора ретироваться.

– …ото мы опосля перехода ролики свои чудок и не откинули! – трагически выдохнул Афанасич. – Подсуетился, Митрич, сэкономил, курва…

Заверив Афанасича, что даже в самом диком похмелье никогда не пойду за водкой в переход, я выпрямился и похлопал его по плечу:

– Лады, отец. А где тут у вас туалет?

– Да во́на, в конце ряда – налево рули. Отлить – пятерик… эх-ма, а раньше по энтим деньгам – цельный коленвал!.. От, жисть…

Я направился «в туалет», кум – за мной. Словно заправские джентльмены удачи, мы с Иванычем скоренько смешались с толпой и заторопились обратно к машине.

***

Окрылённые и счастливые, мы бегом вернулись к «пирожку». Витёк уже и задремать успел.

– Григорьич, подъём! – радостно затарабанил я ладошкой по капоту машины. – Вставай, страна огромная! Труба зовёт. Эй, барин!

Витёк подскочил как ужаленный:

– Барин! Ну ты даёшь. Зачем орать на ухо?

– Миссия завершена! Вот мы и радуемся.

– Так что, обратно едем? – скрипуче протёр глаза Витёк. – Я бы сегодня ещё и отдохнуть не прочь. Завтра понедельник, начало рабочей недели.

– Витёк! – потрепав его за плечи, воскликнул я. – Выручил, друг. Спасибо! Кум чем-нибудь вкусненьким проставляется.

– А то! – пробасил невероятно довольный кум. – Долг платежом красен.

– Ну и ладненько, – пробормотал Витёк. – Поехали уже домой.

Он вылез из кабины, обошёл машину, распахнул настежь дверцы будки и кивнул внутрь отсека.

– Прошу вас, господа! – хахакнул Витёк. – Карета подана!

Перед глазами возникло жерло ненавистной будки. А внутри, словно приговор – две табуретки. Наше с кумом счастье тут же улетучилось. Бурча под нос сочную нецензурщину, мы полезли внутрь. Бедный Хока даже и не догадывался, что на пути домой ему предстояло боевое посвящение в домашние хомяки. А как он думал? Сладкую жизнь ещё заработать надо.

Дверцы захлопнулись. Машина чвиркнула стартером, дёрнулась и, угрожающе урча мотором, рывками начала набирать скорость. Мы с кумом, уже опытные такие, битые, со знанием дела расклинились на табуретках. Я впился двумя руками в края табурета. Кум держался одной рукой – вторая была занята Хокой. Хомяк, бесцеремонно стиснутый в кулаке, тревожно зашевелил носиком. Усами пышными повёл. Опасливо сверкнул глазёнками. И врождённое хомячье чутьё Хоку не подвело! Издевательство началось. Болтанка, зигзаг влево, зигзаг вправо, подскоки вверх, рывки вниз, скачки́, снова болтанка. Занос! Ай! Ещё занос! Ай-яй-яй! Какой кошмар!

Вошли в очередной поворот. Пережили. Снова поворот. «Ку-у-ум, держись!» Пронесло. Следующий дорожный изгиб. Пронесло… нет, не пронесло! Подскочив на лежачем полицейском, машина одновременно попала передними колёсами в небольшую ухабину. Как Витёк ни старался выкрутить баранку и выровнять занос, наше равновесие было уже не спасти. Мощная инерция стряхнула меня и кумушкина с табуреток на пол. Шмяк! Да-дах!

– А-а-а! – то ли весело, то ли в отчаянии вопил кум.

– О-у-о-у! – обречённо голосил я, ударившись затылком о стенку кабины. – Погибаем, братцы! Кум, знай: ты был моим самым лучшим другом!

– !!!, ???, !!! – дико переживая, матерился про себя Хока. Вот уж, воистину, ситуация, когда народу вокруг много, а послать куда подальше – некого!

Вырвавшись на ровный участок, «пирожок» разогнался во всю мощь своего двигателя. Видать, Витёк пытался застать хотя бы половинку воскресенья и поэтому топил на всех парах. Неведомая сила прижала нас к металлическому полу. «Пирожок» летел, словно гоночный болид. И вот, ещё одна ухабина. «Дрынсь!» – тряхнуло будку на острой кочке. Массивный табурет, подпрыгнув, отскочил от стенки будки, просвистел мимо нас с кумом и, словно в кинобоевике – бабах! – хлопком вырвал одну из дверок будки. Ударившись об асфальт, табурет разлетелся просто вдребезги!

Грозно газуя, машина двигалась очень быстро. А Витьку как повылазило. Ничего в боковые зеркала не замечает! Кричим-кричим – не слышит. Ломимся кулаками в кабину – не слышит! Через стенку кабины – только и разобрать приёмник: «И снит-ся нам не рокот космодро-о-ома, не э-та ледяная синева-а-а…» Зараза! Приедем домой, устрою я ему рокот космодрома!

Разбросанные по будке, словно тараканы из популярного советского мультика, мы с кумом пытались подняться на корточки. Даром! Дверцы будки, словно крылья сказочного железного дракона, то распахивались настежь и обнажали ускользающую от нас дорогу, то захлопывались и перекрывали воздух. Очередной толчок! Коварная дорожная ухабина снова припечатала нас к полу. Завалившись набок, кум разжал руку и… только не это! Хока!

Смекнув, что человечество к фауне черство и безразлично, и что рассчитывать стоит только на себя, перепуганное животное, видимо, решило: пора рвать когти! Отчаянно виляя куцой попкой и царапая линолеум маленькими цепкими лапками, Хока кинулся спасаться… к хлопающим полуоткрытым дверцам!

– Ку-у-у-умэ! Держи! Хомя-я-а-а-к! – завопил кум. – Хока-а-а!!!

Метнув взгляд к дверцам, я моментально просёк, что хомячку нужно всего мгновение, чтобы выпрыгнуть из будки. Времени на размышления не оставалось. Подскочив на коленки, раком, как можно резче, я оттолкнулся от пола и кинулся за хомяком. А Хока, паршивец – прыг, и уже летит в проём! Видя, как свободолюбивый Хока устремляется в шуршащую пропасть, я рыбкой прыгнул в раскрытые дверцы и резко махнул правой рукой. Хвать хомячка в ладошку, прямо на лету! Ура, ребята, поймал! Не было под рукой видеокамеры, да и не кому было снимать. А какие получились бы кадры! Хомяк вылетает из будки, я, с криками «Хока, держись!», на полтуловища вылетаю из машины вслед за хомяком. Хватаю в жменю зверька! И сам чуть ли не выпадаю на дорогу! Не вывалился я только потому, что побелевший, с перекошенным ртом кумушкин в последний момент успел схватить меня за пояс джинсов. Схватил, держит нас с Хокой над стремительно летящим полотном, а затащить обратно не в силах. Короче говоря, желающим вкусить острых ощущений – милости просим проехаться по извилистым ухабам в будке грузового «пирожка». Куда там слабеньким американским горкам!