***

Крепко работали семьи в деревне. Но и жили дружно, весело жили. Рожали детишек, чтили устои рода. Смеялись счастливо. Радовались солнышку и дождику. По утрам собирали с травки у крыльца свежую прозрачную росу, полные ладошки росы! Ею же и умывались. Вдыхали ароматы раскидистой благоухающей сирени, цветущей под окнами хаты. Никуда не спешили, не пробегали мимо самого главного. В радостных минутах святых церковных праздников, венчаний, народных гуляний – все вместе, всем селом. Как и в горе – словно один твёрдый кулак. Когда в деревне намечалась свадебка и молодым требовалось справить жилище, община всем гуртом спешила на помощь. Сообща заготавливали лес, пилили доски, замешивали саман для глиняных блоков или ставили сруб, забивали под новый забор столбы. Высаживали молоденькие саженцы яблонь, груш, слив, поодаль от них сажали смородиновые кусты, крыжовник, малину, голубику. Выкапывали два погреба, рыли колодец. Мазали глину, выкладывали печь, размешивали известь. И уже через несколько дней новое жильё для молодой семьи было готово.

Если кто-то из односельчан хворал или не справлялся с полевыми работами, соседи тут же подставляли плечо – помогали распахивать землю, сеяли или жали хлеба, собирали урожай фруктов в саду. И тогда, в конце рабочего дня, добрый хозяин от чистого сердца накрывал щедрый стол и потчевал милых соседей чем Боженька послал. Тяжёлым, но благословенным трудом, жил деревенский человек. Каждый в народе знал прописную, впитанную с молоком матери истину: «Труд благословен Богом».

Это не то что сейчас в городе… Сгорит жильё, обкрадут домушники,иль иная беда вдруг случится… Сосед по многоэтажкескорчитгорестнуюлицемернуюминуипожалеет, как будтоискренне: «бедный ты, соседушка, бедный!» А следомотвернётся ирадостноручки потрёт.Как же! А у меня всё хорошо! Теперь я круче соседа! У меняиквартиркацелая, и холодильничеквсякойвсячинойвкусненькой набит, и свёрточек валютный в туалетном бачке припасён.Ах, как же иногда хороши пожары и домушники! А если у какого-нибудь предпринимателя налоговая инспекция бизнесразорит, такэтодляокружающихвообщебудетпервый в годупраздник.Ухмыляясь, чужомунесчастью радуются, словно щедрому подарку, невесть откуда свалившемуся…

Очерствели людив Системе. Так, не люди, а одно слово – наждачная бумага. Никтонынче не пожалеет и рукупомощи в беденепротянет. Каждый сам за себя. Извини, брат! Ничего личного.Рассчитывай на свои силы! Не смог деньжат на чёрный день поднакопить, значит, ты лох. Что с тебя взять?Уйди в небытие. Системойденежныйноминалнедаром возводится вранг императорский. Вотименяетчеловек свои дни, усилия и устремления на звонкую жлобскую монету. Вначале под размен бросают дни и непринципиальные убеждения, а в итоге размениваются жизнь,любовь,дружба,честь, совесть, стыд, преданность,главные жизненные принципы. А про взаимопомощь или дружбу и заикаться не моги. Что вообще сегодня такое – взаимопомощь да дружба эта? Кто помнит? В реалиях Матрицы люди интересны друг другу ровно настолько, насколько могут быть друг другу полезны. И ничего личного! Такова она, нынешняя городская жизнь. Не продашь себя Системе – Система продаст тебя…

Крепко работали семьи в деревне. Но и жили дружно, весело жили. Уважали традиции предков. Неукоснительно соблюдали посты и святые заповеди. Молились искренне, с любовью молились. Больше отдавали, чем получали. Любили Боженьку и ближнего не на словах, а на светлых делах. Жили с пользой, мудро воспитывали молодое поколение. Своё будущее воспитывали. И питались при этом с умом. В отличие от современного человека, что ни попадя в рот не совали.

Уважали храм своего тела…

***

Советский Союз. 1965–1970 годы. Коммунистическая индустриализация VIII советской пятилетки гремела и разрасталась. В почёт решительным шагом входили инженеры комбинатов, заводские наладчики, слесари, штамповщики, токари, фрезеровщики, электрики, фабричные конструкторы и технологи. Простые же колхозники – скромные трудяги садов, полей, ферм, тракторных и рыболовецких бригад оказались вдруг не в цене. Не покладая рук, они продолжали кормить прожорливый и ненасытный город. Но бронированная махина индустриализации теперь равнодушно взирала на усилия деревни и с каждым днём всё сильнее задвигала её на обочину цивилизации. Но покушать при этом требовала каждый день. Через тридцать лет после окончания Великой Отечественной войны начался обратный процесс – упразднение сельских идеалов и восхваление лицемерных городских пейзажей.

В крепких хозяйствах, где не про самогон, а про детей своих думали, жизненные планы выстраивались с оглядкой на величие индустриальных пятилеток. Наклон шёл в сторону интеллигенции, к весьма отдалённым от огорода мудрым прищепкам очков, справкам, накладным, журналам и прочей бумажной работе. «Ну яка така, кажы, романтика и почёт у агронома? – сетовали отец и мать, думу думая о судьбе внезапно повзрослевших детей. – Поблыжче бы к интульгенции, к бумагам бы поблыжче! От, якбы ж на ликаря вывчытыся! Або на вчытельку».

Честно говоря, что касается «ликаря» или «вчытельки», доля истины в таких размышлениях имелась. Это сегодня новое поколение медработников – хоть расстреляй их на месте – ни в зуб ногой в своём необычайно нужном ремесле. Приловчились банки кофе да коньяк с населения собирать, а толку никакого. Сидят мёртвым грузом на муниципальном бюджете, да пакеты с шампанским, шоколадом и фруктами трамбуют. И нынешние учителя со своими высшими ценностями Системе и на фиг не нужны. Одна нынче ценность – бледно-зелёные бумажки с портретами хмурых мужиков. Раньше по-другому всё было. Преподавателя или фельдшера исключительно по имени-отчеству величали, ценили, благодарили, за помощь и образование детей челом отбивали. Перед ними даже сам голова общины шапку торопливо ломал.

С моими родителями так и получилось. Неоспоримые доводы бабушек и дедушек о том, что «гарнише статы якымось милицьёнером-гаишныком, ликарем або вчителькою у миський школи, ниж збыраты усе жыття бурякы у совхози та дряпаты колгоспных коров за цыцькы на обсчий ферми», оказались в судьбе и отца, и мамы решающими. Подстёгиваемые отчими наставлениями о престижной городской жизни, папа и мама собрали вещи в нехитрый дорожный узелок, влюблённо взялись за руки, шагнули за порог и отправились покорять неизведанные урбанистические вершины. С жалкими крохами денег в кармане и аттестатами о неполном среднем образовании, они отважно бросили вызов городской системе.

Закончив с отличием вечернюю школу и высшие учебные заведения (отец – политехнический институт по специальности инженер-механик, мама – университет по курсу филологии), родители поселились в арендованном однокомнатном флигельке и устроились на работу. Отец – в токарный цех, мама – в местную школу, той самой «вчытелькой», поближе к бумагам и тетрадкам.

Так началась их взрослая городская жизнь. А там, с разрывом в четыре годика, запланированные и долгожданные, подоспели и мы со Славуней. На дворе звенела душистая, пахнущая акацией и свежим ветерком весна 1976 года…

ЧАСТЬ 2

Новая жизнь

Обязанности в нашей дружной семейке были негласно регламентированы. По предпочтениям. И по талантам. Две трети семейных забот, как водится, взваливал на плечи отец. Прогулки во дворе, домашки по алгебре и физике, спортивные тренировки, художественные кружки, поездки на приусадебный участок ‒ культурно-хозяйственное «министерство» полностью возглавлял папа. Потчевание семейки душистыми борщиками и пышными пирогами, стирка белья в чреве ревущего на всю прихожую чудища – советской стиральной машине «Волга-8» (пятница – замачивание белья, суббота – вываривание его в огромных жестяных корытах и воскресенье – собственно, сама стирка), заманивание запуганных прививками дитятей в безжалостную поликлинику, профсоюзные путёвки в оздоровительные санатории – этот участок работы возлагался на маму. Нам со Славуней предписывалось каждую пятницу убирать квартиру (мне – родительскую спальную и зал, Славуне – кухню, детскую, прихожую) и тягать из школы богатые уловы пятёрок.