Современная Негласная война Системы против человечества – тотальное оглупление, развращение и упрощение человека, страшнее и кровопролитнее всех предыдущих войн, революций и обезумевших диктаторов вместе взятых. Телекоммуникационный монстр Системы вышел на проектную мощность и вовсю перепрограммирует сознание цивилизации. Такие понятия, как добро, честь, совесть, стыд замещаются новыми «ценностями» – жестокостью, беспринципностью, наглостью, жадностью, лицемерием и распущенностью. Модули подвижной и фиксированной орбитальной связи, комплексы выведенных на космическую орбиту спутниковых ретрансляторов, телерадиостанции, студии, вышки, коммуникационные трассы – всё это технократическое барахло, унижая Вселенную и Мироздание, круглосуточно обеспечивает наземную работу растлевающего души телевидения, развращённого радио, глобальной сети интернет. Словно познавшие грех ветхозаветные сыны Израилевы, современные люди легко отрекаются от любви, стыда и сострадания. От души отрекаются. Одурманенные информационными атаками Системы, люди инертны и безразличны, скупы на эмоции и фактически мертвы.

Времени раскачиваться у нас нет.

Лимит прочности планеты исчерпан.

Счёт жертв пошёл на миллиарды…

Деревенское счастье

Великая Отечественная война близилась к завершению. За плечами советского народа остались разгром фашистов под Сталинградом и на Курской дуге, освобождение Ярославля, Смоленска, Харькова и Ленинграда. Свободно вздохнули Белоруссия и Украина, Прибалтика и Кавказ. Пышными букетами цветов встретили советских воинов Молдавия, Румыния, Венгрия, Польша. У Вислы и Одера, Кёнигсберга и Дрездена немецко-фашистские полчища сопротивлялись смело, отчаянно, бешено, безнадёжно. Они прекрасно понимали, что это последний рубеж не только войны, но и их судьбы. Неудержимая Красная Армия сломила и это сопротивление. 1 мая 1945 года величавое алое знамя воспарило над руинами Рейхстага. Самая страшная война истории человеческой была окончена.

С 1946 года началась интенсивная демилитаризация экономики СССР, что не могло не отразиться на уровне жизни простых советских рабочих и колхозников. По сравнению с довоенной промышленностью, к 1950 году промышленное производство в СССР увеличилось на 60%. Хотя сельское хозяйство развивалось медленнее промышленного сектора, было заметно, что деревня тоже укрепляется и потихонечку становится зажиточной. К 1948 году удалось стабилизировать ситуацию с продовольствием, в связи с чем были отменены продуктовые карточки. Своевременное проведение в 1947 году второй денежной реформы упрочнило финансовые позиции послевоенной экономики. К 1960 году страна окончательно воспрянула от послевоенного ужаса и разрухи.

Миллионы судеб сожрала Великая Отечественная. Миллионы жизней сгубила. Залила чернилами горя и тоски миллионы душ. Не по сроку состарила миллионы матерей. Пресытившись огнём и кровью, с тем и успокоилась, уступая место новому времени. С фронтов и дальних эвакуаций торопились домой эшелоны фронтовиков, беженцев, работников тыла. Славные советские воины возвращались в отчие дома, обнимали выживших в аду войны родных и близких, оплакивали погибших друзей и родственников, открывали в своей судьбе чистые новые страницы. Вытерев рукавом слёзы горя и радости, они начинали жизнь заново. На ровном месте. Среди выжженного фугасами поля…

***

У крепких хозяев дворы воскресали в считанные месяцы. На месте обугленных скелетов деревенских и хуторских улочек поднимались добротные избы и светлые уютные хаты, ладились кряжистые просторные дома с расписными ставнями, блестели жирным чернозёмом распаханные наделы. На подворьях, в дальнем углу плана возводились сухие коренастые гу́мна – вместительные сараи с высокими потолками для сушки и хранения сена. За ними вырастали клуни – небольшие сенники для обмолота пшеницы. У хат обустраивались тёплые кладовые под запасы пшеницы, ячменя, овса, гороха. Тут же и подвал. Чуть прогуляйся по выложенной из камушков, поросшей сочной травкой дорожке, и упираешься в красивый дубовый колодезный сруб. А под ним – семиметровой глубины колодец с прозрачной и вкусной ключевой водицей. На первых порах водичку из колодца доставали железными вёдрами и деревянными ушатами. К ведру крепилась металлическая цепь или верёвка, которые вручную накручивались на дубовый барабан. Чуть позже, когда разжились и задобрели, многие хозяева пристраивали у колодезного сруба размашистые и пёстрые колодезные журавли. В тёплых выбеленных хлевах дружно жили коровки и телятки, в свинарнике – поросята, отдельно от них, в птичниках – уточки, гусаки, куры. В статных сараях, справленных под хозяйственный инвентарь, устало дремали острые сохи, трудолюбивые бороны, широкие грабли и работящие лопаты.

В крепком хозяйстве любой уважающий себя хозяин содержал коровушку, которая жила на подворье полноправным членом семьи – в тепле, сытости и особом почёте. Любушка-коровка, она ведь не только подружка, но и добытчица. Если в хозяйстве главной работницей числилась выносливая тяговитая лошадка, то коровка считалась главной кормилицей. Была корова – значит было и молоко. Было молоко, значит были и масло, и сметана, и творог, и сыр с простоквашей.

***

…Помнится, годков семь мне исполнилось. Студёный январь. Раннее-раннее утро. За окошком хаты потрескивает жгучий морозец, пушистыми хлопьями вьюжится зимушка-зимка. На небе блаженно досыпают звёздочки. Ласково помигивая волшебными огоньками, зирочки досматривают цветные сны. Четыре утра, не больше. Лежу себе на топчане, по самый нос завёрнутый в толстенное одеяло. Сверху одеяло, а снизу – тёплый уютный матрас, набитый мелкой соломой, греет. Сплю. Где-то далеко, в полудрёме, слышится, как по-боевому голосисто пропели в сарае третьи петухи. Слышу, проснулась бабулечка. Закряхтев, скрипнул досками топчана и дедуля. Взрослым пора вставать. Рано-ранёшенько просыпается работящая крестьянская деревня. Да оно и правильно. На то и придуманы Боженькой свет и тьма, чтобы ночью спать, а с рассветом радоваться новому дню и вершить свои великие дела.

Накинув лохматую шерстяную телогрейку, дедушка направлялся в сени за водой, а бабуля бралась за кочергу, чистить зольник. И уже через каких-то десять минут украинская мазанная печурка, проглотив небольшую вязанку дровишек и тихо загудев пламенем, заботливо принималась овевать хатку теплом, смешанным с изумительным ароматом древесины и тёплой глины. Сколько лет прошло, но эти блаженные деревенские рассветы я помню до сих пор. Завернувшись в старенькое одеяльце, так сладостно было согреваться в душистой соломе матраса, вдыхать запахи горячих смолистых поленьев и полудрёмно прислушиваться к душевному потрескиванию головешек в печи! Продерёшь правый глазик, полюбуешься в предрассветной мгле на гаснущие звёзды за окошком, повернёшься на другой бочок, зевнёшь, и вновь тихо засопишь в своей берложке. А глухо гудящая печурка – щёлк!, щёлк!, щёлк! – и далее будет убаюкивать своим уютным потрескиванием.

Растопив печку, бабуля направлялась в хлев на утренний удой. Подоит коровку – и обратно в хату. А в руке у неё – эмалированная циберка (ведро) парного пенного молочка. Коровка за ночь нам, внучатам, постаралась, собрала. Свежее, густое, сливочное, пенное, оно благоухало. Парные ароматы дополняли пленительную гамму запахов и звуков нового селянского ранка.

Чего только на деревне не готовили из домашнего молока! Молочные продукты выходили, пальчики оближешь. Смакота! Это не наши городские химические реактивы, которые Система называет элитными кефирами, сметаной, маслом, творогом и с рекламным боем втыкает нам в рот. Это что-то божественно вкусное, сытное. Совершенно иное.

Часть молока сливалась в большие пузатые банки. Чтобы продукт быстрее сквашивался, банки с молоком помещались в широкий жестяной таз, наполненный горячей водой. Под действием тепла молоко быстро превращалось в простоквашу. На деревенском суржике свежую простоквашу называли «ловкый смачный кысляк». Чтобы получить творог и сыворотку, бабушка добавляла в «ловкый кысляк» закваску из пшеничной муки или просто окунала в банку небольшую корочку домашнего хлеба. Сыворотку сливали, творог отдельно отбрасывали на влажное полотенце. Тоже, такая вкуснятина получалась!