Причиной моего потрясения была не только неожиданность его появления. Есть большая разница между тем, что изображено на картинке, и тем, что видишь во плоти. На страницах комиксов эта тварь выглядела милой, забавной и привлекательной. Ожив, она стала попросту кошмарной.

— Не бойся, — произнесло видение. — Скоро ты ко мне привыкнешь.

— Ты кто? — спросил я.

Тут из-за дерева вышла Алиса. Она разинула рот от изумления и мертвой хваткой вцепилась в мою руку.

Чудовище помахало сигарой.

— Я Аллегория с берегов Иллинойса. Добро пожаловать во владения Великого Махруда, пришельцы.

Что он хотел сказать последними словами, до меня не дошло. И только через минуту я понял, что титул его был совместным каламбуром автора вышеупомянутого комикса и героини одной из пьес Шеридана, миссис Малапроп.

— Полное мое имя — Альберт Аллегория. Во всяком случае, в этом воплощении, — пояснил кошмар. — Сами понимаете, другие формы — другие имена. А вы двое, как я полагаю, — новички, жаждущие жить на берегу Иллинойса, пить из него божественный Хмель и поклоняться Быку? — Он поднял руку: кулак был сжат, но большой палец и мизинец торчали вперед. — Это знак, который делает всякий правоверный при встрече с товарищами. Запомните его, и у вас не будет никаких хлопот.

— Откуда ты знаешь, что я новичок? — спросил я, не пытаясь солгать, так как мне показалось, что Аллегория настроен к нам благожелательно.

Он рассмеялся. Звуки отдавались в его пасти, как в рупоре. Алиса — уже не самоуверенный офицер морской пехоты — еще сильнее сжала мою руку.

— Я в некотором роде полубог, — ответил Аллегория. — Когда Махруд — Бык имя его — стал богом, он написал мне письмо — воспользовавшись, разумеется, обычной почтой — с приглашением перебраться сюда и состоять при нем полубогом. Мирские дела меня никогда особенно не волновали, а поэтому я проскользнул мимо армейских кордонов и принял на себя обязанности, которые Махруд — Бык имя его — на меня возложил.

Я тоже получил письмо от своего бывшего профессора. Пришло оно еще до того, как началась эта заваруха, и предложения перебраться сюда и состоять при нем полубогом я не понял. Я посчитал, что у старика просто шарики за ролики заехали.

— И каковы же твои обязанности? — поинтересовался я, не придумав ничего умнее.

Он снова помахал сигарой.

— Работа моя нисколько не обременительна и заключается в том, чтобы встречать новичков и предупреждать их, чтобы глядели в оба. Им нужно зарубить у себя на носу, что не все таково, каким кажется на первый взгляд, и что им нужно вглядываться, чтобы видеть символ за занавесом действий. — Монстр сделал затяжку и продолжил: — У меня есть вопрос к тебе. Сейчас не отвечай. Подумай и скажешь мне позже. — Он сделал еще затяжку. — Вопрос таков: камо грядеши?

Объяснять он не стал и, бросив: «Пока», заковылял по боковой тропинке. Короткие ножки двигались, казалось, совершенно независимо от вытянутого крокодильего туловища. Пару секунд я смотрел ему вслед, стараясь унять дрожь, затем вернулся к дереву, где оставил бак, и вскинул его на плечи.

Шли мы быстро. Алиса была настолько подавлена, что даже не замечала собственной наготы.

— Меня очень пугают такие случаи, — проговорила она наконец. — Как человек может принять подобный облик?

— Выясним, — произнес я с наигранным оптимизмом. — Кажется, стоит быть готовыми к чему угодно.

— Пожалуй, и то, что миссис Дурхам вам нарассказала на Базе, — правда.

Я кивнул.

Незадолго до того как Зону оцепили войска, жена профессора переправилась на другой берег реки, где, как она знала, находился ее муж. Пусть он и провозгласил себя богом — она его не боялась.

На всякий случай миссис Дурхам прихватила с собой двух адвокатов. Внятно описать, что же именно случилось на другом берегу, она не сумела, но некая сила, управляемая, по-видимому, доктором Дурхамом, обратила несчастную в огромную хвостатую обезьяну, заставив спасаться бегством. Оба адвоката, превращенные в скунсов, тоже были вынуждены ретироваться.

— Я не могу понять, как Дурхам это делает, — заметила Алиса, поразмыслив над этими странными событиями. — Откуда у него такое могущество? И какими орудиями он пользуется?

Несмотря на жару, по телу у меня побежали мурашки. Не стоило говорить ей, что я являюсь главной причиной происходящего. Я и без того чувствовал себя достаточно виноватым. Более того, если я начну объяснять ей, во что верю, она решит, что я совсем спятил.

Тем не менее именно так и обстояли дела. Потому-то я и вызвался добровольцем на это задание. Кто заварил кашу, тому и расхлебывать.

— Пить-то как хочется, — пробормотала Алиса. — Папаша, как насчет глотка воды? Другой возможности нам может не представиться.

— Черт, — рявкнул я, снимая со спины бидон, — не называйте меня папашей. У меня есть имя — Даниэль Темпер, и я не настолько стар…

Я примолк. По возрасту я ей и впрямь годился в отцы. В захолустье штата Кентукки, во всяком случае.

Догадавшись, о чем я думаю, она улыбнулась и протянула мне небольшую кружку, которую отстегнула от бака.

— Возраст мужчины таков, насколько он чувствует себя мужчиной, — прорычал я. — А я ощущаю себя не старше тридцати.

Тут в лунном свете на тропинке что-то мелькнуло.

— Ложись, — шепнул я Алисе.

У нее только-только хватило времени нырнуть в траву. Мне мешал бак, так что я решил остаться и встретить опасность лицом к лицу.

Разобрав, что именно движется по тропинке, я пожалел, что не бросил бидон. Неужели в этом позабытом Богом краю не осталось ни одного человеческого существа? Сначала — Аллегория. Теперь — Осел.

— Привет, братец! — поздоровался он и, прежде чем я успел поставить бак на место, запрокинул назад чудовищную голову и огласил окрестности громовым хохотом — не то «ха-ха», не то «иа-иа».

Мне-то было не до смеха. Слишком у меня были натянуты нервы, чтобы притворяться, будто мне весело. К тому же от него сильно несло Хмелем. Меня едва не вывернуло, прежде чем я отшатнулся.

Осел был высок и, в отличие от большинства ослов, покрыт короткой светлой шерстью. Стоял он, как человек, — на двух ногах, но украшенных широкими копытами. Голову его венчали два длинных волосатых уха, но во всех остальных отношениях это был самый обычный человек, какого можно встретить на улице — или в лесу. Звали его, как он не замедлил представиться, Поливиносел.

— Что это за бидон? Зачем он тебе?

— Тащу наружу контрабандой Хмель, — соврал я.

Он осклабился, обнажив длинные желтые лошадиные зубы.

— Самогонщик, ха! Только чем тебе за нее платят? Для почитателей Все-Быка деньги ценности не имеют.

Поливиносел вытянул правую руку — большой палец и два средних были согнуты, указательный и мизинец торчали прямо.

Когда я не сразу ответил тем же, он нахмурился было, но расслабился немного, стоило мне повторить его жест.

— Я занимаюсь контрабандой из любви к искусству, — сообщил я. — А также для того, чтобы распространять свет истины.

Откуда взялась последняя фраза, ума не приложу. Скорее всего она явилась следствием его ссылки на «почитателей» и похожего на религиозный символ знака, который показал Поливиносел.

Поливиносел протянул большую волосатую руку и отвернул кран на баке. Не успел я пошевелиться, как он наполнил сложенную лодочкой ладонь, поднес к губам и с шумом выпил, но тут же выплюнул, обрызгав меня с головы до ног.

— Тьфу! Да это же вода!

— Разумеется, — обиженно отозвался я. — Избавившись от Хмеля, я наполняю бак обычной водой. Если меня ловит патруль, объясняю, что тащу в эти места контрабандой чистую воду.

Поливиносел снова заржал и хлопнул себя в восторге по бедру. Звук был, как у топора, вонзающегося в дерево.

— И это еще не все, — понесло меня. — Я уже договорился кое с кем из высокого начальства, и они позволяют мне проходить через кордон в обмен на Хмелек.

Поливиносел подмигнул, взревел и снова хлопнул себя по бедру.