К несчастью, инстинкт рационализации в человеке подавить трудно, как и стремление к власти. А потому мы имеем шарлатанов, выдающих себя за пророков, основывающих разнообразные религии и привлекающих народные массы во всей их идиотской простоте и трогательной жажде ухватиться за любое объяснение неизвестного.
Мне хотелось ему поверить, но я прекрасно знал, что у профессора не было ни умения, ни средств для того, чтобы построить такую машину.
— А как же в простонародье объясняют появление Хмеля? — осведомился я.
— Никак; для них источником Хмеля является Бутылка, — ответил Здравомыслящий. — Они божатся, что Дурхам черпает силы из этой Бутылки, которая по описанию есть не что иное, как самая обычная бутылка из-под пива. Некоторые, правда, утверждают, что на ней имеется in stiacciato[11] изображение быка.
Лоб мой покрылся испариной. Значит, это все-таки мой подарок! А я-то считал, что это лишь безобидный розыгрыш моего обаятельного и старомодного профессора античной литературы!
— Вся эта история, видимо, связана с его фамилией, — поспешил я заметить. — Студенты частенько называли его «Быком». И не только потому, что его фамилия Дурхам[12]. Жена водила его за собой, как за кольцо в носу, и…
— В таком случае он своих студентов одурачил, — сказал Здравомыслящий. — Потому что за его кроткой и покорной наружностью скрывался призовой бык, настоящий жеребец, похотливый старый козел. Не знаю, известно ли вам, но он содержит множество нимф в своем так называемом Цветочном дворце, не говоря уже о прекрасной Пегги Рурк, известной ныне как…
— Так она жива! — выдохнула Алиса. — И живет с Дурхамом!
Здравомыслящий поднял брови.
— Ну, это зависит от того, слушать этих шарлатанов или нет. Некоторые из них утверждают, что она каким-то таинственно-мистическим образом преобразилась — размножилась, как они говорят, — являясь каждой из нимф в серале Махруда и в то же самое время не будучи ни одной из них, и пребывает лишь в виде сущности. — Он покачал головой. — Ох уж мне эти рационализаторы, не могут не создавать себе богов и теологий.
— А кто такой Махруд? — спросил я.
— Да просто Дурхам наоборот. Знаете ли, в любой религии есть запрет на упоминание истинного имени бога. Тем не менее я полагаю, что такое имя ему придумали эти жулики-болтологи — главным образом потому, что не в состоянии произнести его нормально. А остальные настаивают, что добожественное имя смешивать с истинным не следует. Вот и прилипла кличка, вероятно, из-за восточного колорита, в представлении этих скудоумцев — мистического.
Разведданных набралось столько, что я в них совершенно запутался.
— А сами вы когда-нибудь видели Махруда?
— Нет, и не увижу. Эти так называемые боги просто не существуют — не более чем Аллегория или Осел. Человек в здравом уме в них не поверит. К несчастью, Хмель, несмотря на многие его восхитительные свойства, склонен делать людей нелогичными, нерациональными и подверженными внушению. — Он постучал себя по лбу. — Я же принимаю все его положительные качества и отвергаю остальное. И вполне счастлив.
Вскоре мы вышли на проселок, который я узнал.
— Тут и до моего дома недалеко, — сообщил Здравомыслящий. — В гости не заглянете? На ужин будет белка и сколько угодно Хмеля из колодца во дворе. Ко мне придут друзья, и до начала оргии мы сможем провести время в интеллектуальной беседе. Увидите, мои друзья весьма интересные люди — все сплошь атеисты и агностики.
Я содрогнулся при мысли, что мне предложат ненавистное пойло.
— Мне очень жаль, — как можно убедительнее произнес я, — но нам пора. Но не удовлетворите ли вы мое любопытство и не скажете ли, как вам удалось поймать эту белку?
— Кант, — ответил он, помахав книгой.
— Не вижу никакого кантика, — удивился я.
— Да нет. Не тот, который кант, а тот, который Иммануил Кант. Видите ли, Хмель необычайно стимулирует рост некоторых животных. Но более того — я не сомневаюсь, что он воздействует также на их нервную систему. Они ведут себя куда разумнее, чем прежде. Сочетание увеличения размеров мозга и изменения структуры нейронных сетей, полагаю. Но, какова бы ни была причина, Хмель наилучшим образом воздействует на грызунов. Оно и к лучшему. Замечательный, знаете ли, источник пищи… Я обнаружил, — продолжил он, заметив мое растущее нетерпение, — что нет никакой необходимости ни в винтовке, которая все равно в этих местах не стреляет, ни в луке и стрелах. Нужно только найти место, изобилующее белками, сесть под дерево и читать вслух. Покуда охотник занимается самообразованием и развлекается, привлеченная монотонным голосом белка медленно спускается с дерева и подползает все ближе.
Обращать на нее внимание не следует — нужно читать дальше. Любопытный зверек садится совсем рядом, медленно помахивая пушистым хвостом и вперившись в читающего черными глазищами. Через некоторое время остается лишь встать, закрыть книгу и подхватить белку, которая к тому времени уже полностью впадает в транс, из которого не выходит, даже когда приносишь ее домой и перерезаешь ей глотку.
Опытным путем я определил, что наилучшие результаты дает чтение «Критики чистого разума». Это их просто глушит. А вот кроликов почему-то легче всего прельстить «Тропиком Козерога» Генри Миллера. Во французском переводе, разумеется. Один мой приятель рассказывает, что для ловли птиц лучше всего подходит «Дианетика» Хаббарда, но, знаете ли, надо и совесть иметь. Я лично ловлю фазанов и гусей с помощью «Трех примеров к теории сексуальности».
Мы подошли к дому Здравомыслящего и распрощались с ним. Потом, ускорив шаг, одолели несколько миль по усыпанной гравием дороге, пройдя мимо множества в большинстве своем покинутых ферм. Некоторые сгорели, и обитатели попросту перебрались в амбары. Или, если и амбары выгорели дотла, соорудили себе шалаши.
— Фотоснимки с армейских аэростатов показывали, что в городе сгорело много домов, — сказал я. — А улицы буквально заросли травой. Я-то недоумевал — куда же делись погорельцы? Теперь понятно. Они стали жить, как дикари.
— А почему бы и нет? Похоже, им вовсе не приходится трудиться в поте лица своего, чтобы жить в достатке, — заметила Алиса. — Я обратила внимание, что нас совсем не кусают комары. Значит, всякий гнус, должно быть, уничтожен. Санитария тоже не доставляет обитателям этой долины особого беспокойства — Хмель убивает любые болезнетворные микробы, если верить этому просветителю белок. Бумажного и жестяного мусора у них не так много, чтобы его вывоз стал проблемой. И все они кажутся очень счастливыми и гостеприимными. Нам раз за разом приходится отклонять предложения перекусить и выпить Хмельку. И даже, — добавила она со злорадной улыбкой, — поучаствовать потом в оргиях. Похоже, что ныне это весьма респектабельное слово. Я не преминула обратить внимание на то, как одна красавица-блондинка на предыдущей ферме пыталась затащить вас за сарай. Признайтесь, за пределами Зоны такое вряд ли могло случиться.
— Может быть, я и лыс, — взвился я, — но не настолько, черт возьми, уродлив, чтобы в меня не могла влюбиться симпатичная девушка. Жаль, у меня нет при себе фотографии Бернадетты. Мы с ней как раз собирались объявить о помолвке. Ей всего лишь тридцать лет и…
— А зубы у нее все на месте?
— Абсолютно все, — отпарировал я. — Осколок снаряда не угодил ей в челюсть, а остатки верхних зубов не выпали из-за инфекции, потому что под рукой не было антибиотиков, когда ураганный огонь противника не давал высунуться из окопов в течение пяти суток… — Меня трясло от злости.
— Дэн, — смущенно пробормотала Алиса, — извините. Я не хотела.
— И не только это, — продолжал я, не обращая внимания на ее извинения. — Что вы на меня взъелись? Оставим в покое мои зубы, волосы и тот факт, что именно я, а не кто-то другой, додумался до этого фокуса с условным рефлексом, а мое начальство — включая президента — достаточно высоко оценило мои способности, чтобы послать в эту Зону без поддержки десяти тысяч прокладывающих дорогу морских пехотинцев. Если уж на то пошло, вас-то почему сюда заслали? Потому что ваш папочка-генерал решил наскрести за мой счет немножко славы для вас и себя? Уж если это не паразитизм военных — то что тогда? И больше того…