— Как только подвернется подходящее судно. У меня месячная отсрочка на то, чтобы принять решение. В таких вещах осторожность не помешает. Если тебе попался капитан или экипаж, с которыми трудно ладить, то, считай, твоя жизнь превратится в ад.

— А ты не хочешь остановить свой выбор на планете?

— И торчать на ней десять лет, пока не выплачу компании ее затраты на мое медицинское образование? Нет уж, спасибо. Если я останусь корабельным врачом, то отработаю на Саксуэлла всего шесть лет. При этом мне придется посещать многие планеты, но зато, слава Богу, я смогу иногда проводить отпуск на Земле.

— Но между отпусками тебе придется безвылазно сидеть в ракете.

— Знаю. Но мне хочется поскорее развязаться с этим. Потом я смогу практиковать на Земле. Она меня вполне устраивает.

— Но не меня. Чересчур много полицейских и слишком мало преступников. На ней мне никогда не продвинуться по службе. Вот Дикая Глушь как раз по мне.

— Думаю, придется мне туда наведаться, чтобы раздобыть мужа, — вмешалась Рода. — Я слышала, там на одну девушку приходится по пять мужчин. Чудесно… просто чудесно!

Недовольно глянув на нее, они замолчали и не раскрывали рта до самого дока. По прибытии Голерс схватил сумки и выпрыгнул из машины. Выйдя из шлюза, он вошел в люк «Короля эльфов». Его встретил таможенный инспектор Гарри Гарази.

— Сюда, Марк. Она в своей каюте. Прехорошенькая девчушка. Во всяком случае, когда была здоровой, как мне кажется. А сейчас она вроде как побледнела и осунулась. И язык весь распух.

— Кто был поблизости, когда она заболела?

— Ее отец. Во всяком случае, так говорят. Сейчас он с ней и не отойдет от нее до прихода врача. То есть до твоего, Марк.

— Спасибо, что просветил.

Они прошли по коридору, поднялись по лестнице на другую палубу, миновали комнату, где несколько членов экипажа раздевались для врачебно-таможенного досмотра, поднялись по узкой винтовой лесенке и подошли к двери. Гарази постучал.

Послышался низкий голос:

— Входите.

Они вошли. Каюта оказалась достаточно просторной, чтобы вместить двухъярусную кровать, туалетный столик с большим зеркалом, откидной письменный стол, прислонившуюся к углу шагающую куклу в половину человеческого роста, застекленную полку с книгами и микрофильмами, еще одну встроенную полку с морскими раковинами из дюжин двух миров и фотографию женщины. Дверь между кроватью и туалетным столиком вела, как предположил Голерс, в ванную — одну на две каюты. Через другую, полуоткрытую дверь виднелись платья на вешалке. Все они были белыми.

Белой была и форменная одежда капитана Асафа Эверлейка. Голерса это удивило, так как Звездная корпорация Саксуэлла требовала от своих сотрудников, чтобы они одевались в зеленое. Голерс посмотрел на капитана Асафа и сразу понял, что перед ним человек, который способен настоять на личном мнении и сделать все по-своему, несмотря на противодействие со стороны даже такого гиганта, как Саксуэлл.

По сравнению с Эверлейком грубое и энергичное лицо его друга Располда казалось нежным и безвольным. Времени разглядывать больше не было, и Марк Голерс склонился над девушкой, лежавшей на нижней койке. На ней была белая блузка и белые широкие брюки. Ее лицо казалось таким же белым, как ее одеяние. Она лежала с закрытыми глазами; рот ее, весь в крови, был приоткрыт. Губы потрескались, сильно покусанный язык распух. Пульс частил.

Врач обратился к Гарази:

— Снаружи ожидает Рода. Попроси ее установить мехлаб в холле, ладно? Здесь нет места.

Он надавил на глазные яблоки больной и заметил, что они твердые.

— Капитан, — спросил он, — у нее когда-нибудь случались подобные приступы?

— Ни разу.

— А когда произошел этот?

— Час назад, по корабельному времени.

— Где?

— Здесь.

— Вы присутствовали во время приступа?

— С самого начала.

Голерс перевел взгляд на капитана. Тот выделял каждый ударный слог так, будто его язык был молотом, который бил по наковальне, распластывая по ней слоги.

Словно прикрытые жесткой броней, его светло-голубые глаза казались под стать голосу. Брови над ними были цвета засохшей крови. Их длинные густые волосинки торчали пиками фалангитов. Да и сам капитан Асаф Эверлейк, на взгляд Голерса, походил на ощетинившегося ежа. Даже неподвижный и молчаливый, он производил впечатление неприступной крепости.

Голерс тотчас позабыл о нем, стоило Роде просунуть голову в дверь.

— Нужно взять пять проб крови, — сказал он. — Подготовь мехлаб для анализов по определению уровня сахара в крови, инсулина, адреналина, по количественному содержанию кровяных телец и общий клинический. Настрой на подачу сигнала, предупреждающего о чужеродных телах. И, пожалуйста, принеси сюда энцефалограф.

Голова Роды скрылась за дверью.

— Минутку, Рода! — крикнул он. — Будь добра, понюхай ее дыхание.

Она склонилась над девушкой.

— Запаха ацетона не чувствую, доктор, — сказала она немного погодя. — В самом деле, ничего не чувствую, вот только запах рыбы.

— Она что, ела недавно рыбу? — обратился он к капитану Эверлейку.

— Вполне возможно. Сегодня пятница, по корабельному времени. Придется справиться об этом у повара. Я сегодня не ел.

Голерс взял металлическую коробочку электроэнцефалографа, соединенную с мехлабом длинным проводом на катушке, и принялся медленно водить ею над головой девушки. При этом он попеременно то выключал, то включал прибор. Рода, взяв пробы крови, вышла. Когда за ней закрылась дверь, Голерс попросил отца девушки описать припадок.

Время от времени врач кивал, пока капитан описывал классический пример эпилептического припадка, инсулинового или адреналинового шока. Голерс сомневался, что у нее диабетическая кома, но для полной уверенности ему было необходимо знать уровень сахара в крови. Не исключена также и вероятность того — о чем так беспокоятся работники врачебно-таможенной службы, — что девушка могла подхватить вирус какой-нибудь неземной болезни или дать приют паразитирующему организму. Правда, Голерс так не думал. Скорее всего она просто впервые поддалась одному из самых обычных недомоганий земного типа.

Однако кто знает. А вдруг в ней притаился неизвестный ужасный микроб, который вызовет эпидемию вроде Черной Смерти[2], если вырвется за пределы этого корабля?

В эту минуту она открыла глаза.

Не успел он заговорить, чтобы успокоить ее, как девушка отпрянула от него. С расширенными от страха глазами она пыталась забиться в постель от него подальше. Ее отец тотчас подскочил к ней, оттесняя врача своим худым телом.

— Все хорошо, Дебби. Папа с тобой. Тебе нечего бояться. Ты только лежи спокойно, слышишь? Лежи спокойно, и ты поправишься.

Она не ответила, но посмотрела мимо отца на Голерса. Ее глаза были такими же светло-голубыми, как у отца, только помягче. Теперь, когда она приподняла голову, Голерс обратил внимание, что ее золотистые волосы очень длинные. Одно это заметно выделяло ее в мире коротких стрижек.

— Кто это? — спросила она хриплым, напряженным голосом. Затем ее голова снова опустилась на подушку, словно усталость взяла свое. Девушка закрыла глаза и сцепила на груди пальцы. Минуту Голерс наблюдал за ней, потом вышел из каюты, захватив с собой электроэнцефалограф.

Рода Ту подняла от мехлаба глаза:

— Общий клинический еще не готов, но остальные уже есть.

Она протянула ему бумажную полоску с пробитым на ней машинным кодом.

— Похоже на адреналиновый шок, — произнес Марк Голерс.

— Ничего чужеродного? — обрадовался Гарри Гарази. — Это же здорово! Кстати, а что такое адреналиновый шок?

Врач посчитал, что располагает достаточным временем, и пустился в объяснения:

— Когда уровень сахара в крови понижается, мозговой слой надпочечной железы выделяет гормон эпинефрин. Из-за него животный крахмал в печени превращается в животный сахар, и уровень сахара в крови таким образом повышается. Но адреналин — это крайняя мера со стороны организма. Он слишком часто служит причиной тахикардии, приливов крови, судорог. Эти симптомы совпадают с теми, какие бывают у диабетика во время инсулинового шока, а также с симптомами некоторых форм эпилепсии.