– Я подтвердил Ваше алиби, рассказав о нашей встрече в тот день.

Он не смотрит мне в глаза, стараясь выглядеть так же непроницаемо, как пристало агенту. И до меня запоздало доходит, что Бьёрна накажут за самовольно предпринятые действия. Тагамуто не потерпит вмешательства в свои планы, а уж тем более, если их пытаются изменить, она еще больше захочет напомнить о том – кто главный. Таким образом, Бьёрн будет отстранен, я лишусь союзника, и все вернется на свои места – балаган марионеток, руководимый то Тагамуто, то Гаспаром.

***

Все церемонии выглядят одинаково. Но каждые похороны проходят по–разному.

Для журналистов это было прощание с очередной жертвой неизвестного убийцы. Для пришедших знакомых это была вежливая необходимость отдать последний долг. Для меня, как единственного близкого человека, это было прощание. Ни слез, ни горя, ничего. Недоброе прошлое ушло, и сейчас я говорила "прощай" человеку, которого знала несколько лет. Смерть примиряет людей, и она сейчас мирила меня с бывшим мужем.

Священник закончил свою речь и отошел в сторону, присутствующие потянулись небольшой цепочкой к гробу, чтобы положить на него принесенные цветы. У меня цветов не было. И к гробу я подошла просто, чтобы мысленно пожелать покойному лучшей доли там, куда он ушел.

Затем я отошла подальше, к стоящим возле могил деревьям. Они были голыми, спящими, но через несколько месяцев по их стволам побежит сок, разбудит каждую веточку, и кладбище зазеленеет, напоминая людям о вечном круге жизни и смерти. Сейчас же выпавший снег четко обрисовывал каменные плиты памятников. На одну из них неподалеку от меня опустилась большая темная ворона. И ее антрацитовый глаз смотрел в нашу сторону, явно не одобряя того, что люди производят столько ненужного шума. Птица наклонила голову набок, словно хотела разглядеть получше происходящее. Затем взмахнула широкими крыльями и взлетела. Она пролетела достаточно низко над землей, как раз между мной и остальными, и я невольно проводила птицу взглядом. Черный веер перьев скрылся в таких же черных ветках дерева на той стороне кладбища, которое разделяла полоса дороги, используемой для подъезда катафалков. Машины, на которых все прибыли сюда, стояли вдоль линии асфальта, и их потихоньку заносило мелким снегом, похожим больше на крупу.

Один автомобиль выбивался из общей массы. Он был припаркован на другой стороне дороги, и я не могла вспомнить, чтобы его хозяин присутствовал на прощании. Я видела фигуру в темном пальто, стоящую возле машины. Чтобы не мерзли руки, Гаспар держал их в карманах, и это придавало ему еще больше вид наблюдателя. Он мог быть здесь более десятка минут или же только приехать. Я смотрела на него, он смотрел на похороны, и было ясно – Хорст не собирается присоединяться к церемонии.

Мы пересеклись взглядами лишь на секунду, после чего Гаспар сел в машину. Наверно я не подошла бы к нему. Когда соприкасаешься со смертью, сложно лгать. Сложно изображать что–то. Смерть сдергивает все шторы и заставляет самую потаенную правду оказаться на свету. Я не смогла бы стоять рядом с Гаспаром, обнажая все свои вопросы, обвинения и эмоции. И мне сейчас было абсолютно безразлично – что привело его на кладбище.

Глава 19

Спустя несколько дней после похорон я всё еще обдумывала идею продать дом и уехать куда–нибудь. Мне нравилось представлять, каким будет новое место, ничто не мешало мне создавать его образ. Может, это будет северный район, где тишина и погода создают одно целое. Может это будет небольшой городок у реки, где зимой стоят морозы, а летом над водой поднимаются туманные завесы.

Дом будто понимал, что я хочу его оставить. Все словно сговорилось и демонстрировало мне свое негодование: из рук выскальзывала посуда, замки, новые и исправные, внезапно заедало так, что приходилось возиться довольно долго, чтобы их открыть. На самом деле, мне всё это только казалось. Мне хотелось видеть это, и я придумывала себе эти истории. Ведь у меня просто тряслись руки, мысли бродили слишком далеко от попытки повернуть ключ в нужную сторону. И я знала, что с этим надо заканчивать.

Бьёрну я позвонила лишь один раз, когда решила прервать информационное молчание и узнать самостоятельно – что они думают об убийстве. Я могла это себе позволить. Я была заинтересованной стороной.

Он даже будто обрадовался мне. Очевидно, за то время, пока мы варились в нашем адском котле, он перестал видеть во мне подозреваемую. Это было даже приятно, когда есть кто–то, кто относится к твоим словам с некоторой долей доверия. Бьёрна не отстранили, но Тагамуто обязательно нашла способ напомнить ему о том, что он не должен мешать делу. Анна не хотела, чтобы инициатива переходила к кому–то, она должна была держать руку на пульсе. Так что, Бьёрн дал мне алиби, весьма условное, так как при желании можно было бы докопаться до любого алиби и найти повод для обвинения. Так–то у меня был мотив убить своего бывшего.

Звонок не дал ничего. Они по–прежнему искали виновного, но не обвиняли того же самого убийцу предыдущих жертв лишь потому, что по мнению полиции почерк был не его. Трубку я положила с твердым убеждением, что мышление полицейского почти не способно выйти за рамки. И тысячи дел решались бы лучше, если бы они на мгновение поставили бы себя на место убийцы. Хотя, впрочем, не мне, разработчику дизайна интерьеров, было поучать людей, сдавших курс криминалистики, юриспруденции и прочих премудростей. Я просто решила, что попробую сама сделать то, что смогу.

Зима окончательно утвердилась в правах, снег лежал на крышах домов, на дорожках. Иногда приходилось расчищать крыльцо, чтобы не открывать дверь прямо в небольшой сугроб. Рождественские праздники должны были начаться через неделю, и город медленно утопал в гирляндах огней, игрушек и праздничного настроения.

Я редко вылезала на улицу, предпочитая каждое утро заниматься упражнениями, затем работать над чем–то из проектов. Начальство решило, что мне стоит поработать на дому. Таким образом, они шли навстречу мне, да и сами оставались в выигрыше.

А потом, когда за окнами темнело, я уходила наверх с большой чашкой кофе с молоком и сидела на теплом ковре с ноутбуком перед собой. Из новостей я уже знала о том, что компания Алана разорена, и благополучие сестры рассыпается как карточный домик на сквозняке.

Сочельник наступил незаметно и тихо. Когда–то этот день был самым ожидаемым, и предвкушение появлялось за несколько дней до его прихода. Во всех семьях сейчас люди веселы и довольны, кухни полны тепла и аромата специй, члены семейства держатся вместе, и их скрепляет друг с другом вошедший в дом дух Рождества.

В этот раз я не испытывала уколов тоски по прошлому. В доме не было украшений и елки, вместо них я поставила на видное место семейную фотографию, где родители и мы, еще маленькие и далекие от вражды, улыбаемся в объектив камеры. Раньше я избегала фотографий, они служили для меня напоминанием о том, чего уже нет, и я инстинктивно обходила стороной то, что причиняло боль. Теперь боль отошла. И я улыбалась, бросая взгляды на отца, прищурившего один глаз, на мать, которая даже на снимке оставалась силой притяжения для всей семьи.

Этим миром в душе я была обязана Гаспару, но вспоминать о нём не хотелось. Достаточно было того, что он был в моей голове постоянно, как часть меня. Иногда казалось, что я начинаю думать как он, или же, что мои мысли говорят его голосом. Во всяком случае, я не стала поздравлять Гаспара с Рождеством, прекрасно зная, что в телефоне есть несколько пропущенных звонков от него, и если я продолжу его не замечать, то он однажды постучится в мою дверь. Я, конечно же, не ждала Санту, не вешала носок на камин – не было камина для этого. Перед тем, как лечь, я подумала, что единственным подарком, который мне хотелось, было бы разрешение вопросов и белых пятен. С тем я и заснула.