- Что было тогда?

   - Тогда мне показалось, что это удалось...

   - Что удалось? - не понял Клаус.

   Хельга неожиданно рассмеялась.

   - Моя молитва. Она подействовала. И позже, когда вы сказали мне, что отправите меня в лагерь... Вы помните? После этого мы снова ужинали, и я думала, что все кончено... В тот вечер я снова молилась, но уже совсем не так... А как положено...

   - То есть как?

   Хельга снова рассмеялась и, присев на подоконник, продолжила:

   - Вы читали в детстве греческие мифы?

   - Конечно, - Хайдель почувствовал, как с каждым ее словом на него все больше накатывает какая-то странная ледяная волна.

   - Я тоже их читала. И знаете... Еще тогда, в детстве, я обращала внимание на то, что у обычных земных женщин могли быть в мужьях олимпийские боги. Я... - Хельга на секунду приложила руку к губам, - я завидовала им... Правда, это было просто как игра, но все же... Вы, наверное, не поймете меня до конца, но я постараюсь объяснить... Так вот, в тот вечер я думала: "Пожалуйста, будь сегодня таким же, как и раньше. Пусть все, что произошло вчера, окажется всего лишь недоразумением, которое ты мне давно простил. Пожалуйста, не будь жестоким". Вы поняли, в чем разница?

   - Нет, - ответил Клаус, нервно закуривая вторую сигарету.

   - Это же так просто! Я стала обращаться к вам на "ты", потому что к богам иначе не обращаются... И помните? В тот вечер все снова получилось так, как я хотела.

   Клаус пораженно смотрел на нее и не мог ничего сказать. "Это безумие, до которого ее довел постоянный страх? Или это любовь, граничащая с помешательством? - думал он, глядя на Хельгу, рассматривающую ночные огни. - Где проходит эта грань, и как мне относиться к услышанному?"

   - Знаете, - прервала Хельга его размышления, - потом я стала делать это постоянно... Когда вы были добры ко мне, я мысленно благодарила вас, а когда было что-то не так, то я просила у вас прощения и уговаривала остаться ко мне добрым... Понимаете, ведь богов любят, боятся, но на них не обижаются, как не обижаются на дождь, который пошел в тот день, когда хотелось солнца... Теперь вы поняли? Я боготворю вас. Вот и все. А остальное вы знаете.

   Хайдель посмотрел на ее профиль, освещенный светом лагерных огней. "Так вот оказывается, что меня так в ней поражало ... - он мысленно прокручивал в памяти все образы женщин, с которыми в разное время сводила его судьба. - Не только любовь, страх, покорность... При таких обстоятельствах, возможно, эти чувства смогла бы испытать любая. Но это... Это поклонение, трепет, обожествление... Именно это заставило меня так сильно полюбить ее. И никто никогда не сможет мне дать того, чем обладает она... Эту противоестественную веру в меня, как в бога, сошедшего к ней с сотворенного ее любовью Олимпа". Ему стало страшно от предчувствия какой-то беды, но голос Хельги вывел его из оцепенения:

   - Господин Хайдель... - она умоляюще посмотрела на него, - Пожалуйста, позвольте мне задать вам вопрос. И... Как мне просить прощения за то, что я осмелилась заговорить об этом?

   - Я разрешаю. Не бойся, - он все еще не мог прийти в себя от ее исповеди.

   - Мне... Я... Понимаю, что это против правил, но все же... Только один раз...

   - Что именно, о чем ты? - спросил Хайдель, недоумевая, о чем она говорит.

   - Только один раз, пожалуйста, скажите мне правду... Вы меня любите?

   Хельга внимательно посмотрела на него. "Пожалуйста, скажи "да", - подумала она и затаилась, - скажи "да", и тогда я пойму, что действительно права".

   - Хельга, сядь, - сказал Клаус и, дождавшись, когда она окажется рядом, обнял ее и, крепко прижав к себе, сказал, - Да! Я люблю тебя, и это не вымысел, не обман. Это по-настоящему. Хотя, возможно, ты и не можешь понять, как можно любить и так вести себя, но... Знаешь...Так получилось, что... Понимаешь, иногда у людей в душе есть что-то скрытое, нечто такое, о чем, возможно, они и сами не догадываются. Они могут этого не знать, и это остается внутри них всю жизнь, однако... Хельга... Когда мы встретились, то пробудили друг в друге эти чувства и, сами того не зная, каждым своим шагом, жестом, поступком не только усиливали их, но и одновременно давали друг другу то, чего мы жаждали на самом деле.

   - Странно, - продолжил он после минутного молчания, - познакомься мы с тобой в мирное время, при других обстоятельствах, возможно, мы и не стали бы друг для друга тем, чем стали теперь... Нет... Я не прав... Это все равно проявилось бы, потому что иначе просто не может быть... И все же... Хельга, я люблю тебя, люблю, как не любил никого прежде... И среди этого мрака, жестокой реальности, наполненной страстями, эта любовь стала для меня смыслом, ради которого, как оказалось, я и жил все это время...

   Глава 16

   Прошли недели. Однажды Клаус приехал домой раньше обычного.

   - Хельга! - крикнул он. - Пойдем, мне надо с тобой поговорить.

   Они сели в кресла, и спустя некоторое время Хайдель сказал:

   - Ты должна знать, что происходит вокруг.

   Она удивленно посмотрела на него.

   - Приближается финал, развязка драмы, - Клаус нервно щелкнул пальцами. - Эта война проиграна, Хельга, и скоро сюда придут советские войска. Ты понимаешь, что тогда будет?

   - Да... Хотя нет... Я не знаю... - она испуганно посмотрела на него.

   - Так вот. Завтра ты должна уехать. Я сделал все документы - они дадут тебе возможность беспрепятственно проехать по стране. Я хочу переправить тебя в Мюнхен. У меня там есть дом. В документах сказано, что ты вдова и купила его на деньги, оставленные тебе покойным супругом. Это надо делать сейчас, пока еще не стало слишком поздно. А потом, когда все это произойдет... Ты будешь жить, как жила раньше. Не бойся, эти документы тебя не подведут, здесь все сделано как надо. Я дам тебе кое-какие драгоценности, много денег, а после, когда эти купюры выйдут из обращения и не останется ничего, что можно продать... Возможно, ты начнешь сдавать верхние этажи ... И дальше... Тебе придется снова научиться жить.

   Хельга еще некоторое время сидела молча, а потом произнесла:

   - Я должна уехать? Завтра? Потому что вы сделали документы и все решили?

   - Да, - Клаус недоуменно посмотрел на нее.

   - А вы?- Хельга вцепилась руками в подлокотники, боясь потерять сознание. - Почему мы не можем уехать вместе?

   Он вытащил из кармана пачку сигарет и закурил, откинувшись на спинку кресла:

   - Скажи мне, Хельга... Сколько времени ты живешь, испытывая постоянный страх? Год? Два? Или больше?.. Так вот... Если мы вместе уедем... Предположим даже, что все сложится удачно и мы скроемся где-нибудь в Швейцарии или, что еще более вероятно, в Латинской Америке, то... то я буду обречен до конца своих дней жить в постоянном страхе. Сотни оставшихся в живых жертв, сотни свидетелей... За мной, как и за многими, кто занимал такую же должность, будут охотиться годами, не теряя терпения и не сбавляя пыла. Меня будут искать, и даже если допустить, что я смогу жить так незаметно, что меня никто не найдет, то... Хельга! Что это будет за жизнь? Кем буду я там, на берегах этих непостижимо далеких морей, в той стране, куда начнут сбегать десятки таких, как я? У меня недостаточно денег, чтобы жить так, как я привык, а по-иному... По-иному, Хельга, я жить не хочу...

   - Но что вы будете делать?

   - Останусь здесь, пока еще есть некоторое время в запасе, а после...

   Неожиданно Хельга встала и, пройдя по комнате, остановилась возле окна.

   - Я не хочу никуда ехать, - сказала она, глядя на жестяную крышу фабрики. - Я останусь здесь, а потом...

   - Но я не спрашиваю у тебя, чего ты хочешь! - резко оборвал ее Клаус. - Ты должна делать то, что я приказываю. А я решил тебя обезопасить. Я хочу, чтобы ты осталась жива и уцелела в той мясорубке, которая начнется повсеместно и совсем скоро. Поэтому я завтра отправляю тебя в Мюнхен!