Весь день до вечера она прибиралась в доме, периодически спрашивая совета у немого итальянца, который выполнял у коменданта одновременно работу и повара, и управляющего. После непрерывного кошмара пятого барака этот день показался ей раем, однако, чем ближе стрелки часов пододвигались к заветной цифре, тем сильнее нарастал у нее в душе страх. И поздно вечером, когда, услышав шум подъехавшей машины, Хельга, как ей было приказано, забилась к себе в комнату, она уже вся была пронизана почти животным ужасом от предстоящего контакта с новым хозяином.

   Примерно через час после возвращения Клауса домой в комнате у Хельги прозвенел звонок. "Началось, - подумала она, лихорадочно поправляя платье. - Главное - не допустить ни единой ошибки. Смотреть ему в глаза и молчать. Если он не пьян, то, возможно, к ночи все образуется". Поднявшись по лестнице, ведущей на второй этаж, Хельга замерла возле закрытой двери. "Что я должна сделать? Постучать и дождаться ответа или зайти без стука? - задумалась она, лихорадочно кусая губы. - Ладно, если он захочет меня убить, он все равно придерется к чему-нибудь, так что будь что будет". И, дождавшись в ответ на свой стук резкого "войди", она осторожно зашла в гостиную.

   Глава 4

   В этот раз Клаус был в более приподнятом расположении духа, чем накануне. Позади у него был день, полный событий, о которых он вспоминал, криво усмехаясь, и теперь он раздумывал над тем, как наиболее приятно провести предстоящий вечер. Удобно развалившись в кресле, Хайдель закурил сигарету, но неожиданно понял, что бутылку с водкой оставил где-то на первом этаже. "Проклятье, - подумал он, нервно передергиваясь, - придется опять идти вниз". Клаус уже почти было встал, как вдруг вспомнил, что у него теперь есть прислуга, которая существует именно для таких целей. "Отлично, - решил он, дотягиваясь до кнопки звонка, - она принесет бутылку, а я хоть рассмотрю, кого, собственно, притащил к себе в дом". Услышав через несколько минут стук в дверь, Клаус машинально отметил про себя, что если бы она зашла без разрешения, как это постоянно делала Магда, то он бы разозлился. Конечно, Магда только любовница и не обязана потакать всем его слабостям, но все равно ее манера ходить по его дому, как по своему собственному, его постоянно раздражала.

   - Войди, - он с любопытством посмотрел на дверь, в которую осторожно вошла Хельга.

   Слегка усмехнувшись от того, как она исполнительно смотрит ему в глаза, Клаус окинул ее внимательным взглядом и подумал, что это платье с убогим воротником и накрахмаленным белым фартуком неприятно напоминает ему давно ушедший в прошлое родительский дом с неизменными вышколенными горничными.

   - Иди принеси мне бутылку и стакан, - сказал он и, услышав в ответ неизменное "Слушаюсь, господин комендант", задумался о том, как опостылела ему эта должность.

   "Надо придумать какое-то другое обращение, - размышлял он, закуривая новую сигарету, - если она в ответ на все приказы будет напоминать мне, что я комендант этого проклятого лагеря, то в конце концов я ее пристрелю. А заниматься этим в собственном доме мне бы не хотелось. Достаточно того, что я делаю это на работе".

   Когда Хельга вернулась и, поставив на стол бутылку со стаканом, замерла в ожидании нового распоряжения, Клаус посмотрел на нее и задумался: "Какая у них у всех тяга к жизни. Она дрожит от страха, боится сделать лишнее движение, но тем не менее изо всех сил старается мне угодить. А для чего? Только для того, чтобы прожить еще один день этой ущербной жизни? В мирное время она бы была замужем, рожала бы детей, может быть, ходила бы куда-то на службу. А что теперь?" Он вдруг почувствовал, что ему расхотелось пить, и, продолжая разглядывать Хельгу, подумал: "У меня теперь есть прекрасная возможность развлекаться, не покидая дома, для этого мне даже не надо спускаться вниз - могу делать с ней все, что мне заблагорассудится".

   - Так как, ты сказала, тебя зовут? - спросил он, следя за выражением ее глаз.

   - Хельга Майерсон, господин комендант.

   Он поморщился:

   - Прекрати все время повторять это, обращайся ко мне по фамилии.

   - Слушаюсь, господин Хайдель, -Хельга изо всех сил старалась не вкладывать в свои ответы никаких оттенков.

   Клаус снова погрузился в рассуждения. Ему почему-то не хотелось отпускать ее, однако сочинять что-то подобное тому, что он любил проделывать в лагере, ему сегодня было лень, а потому он старался придумать для себя нечто новое, что могло бы слегка развеселить его перед сном. "Заставить ее бояться еще больше? - фантазировал он, внимательно наблюдая за Хельгой. - Это, кажется, уже невозможно, потому что она и так постоянно дрожит. Избить ее? Так все это уже опостылело там, внизу". На миг Клаусу показалось, что все идеи исчерпаны, и он автоматически сказал:

   - Присядь здесь, я хочу немного поговорить с тобой.

   Хельга послушно села на край стоявшего неподалеку стула, мысленно готовя себя к худшему. "Сейчас он начнет задавать мне вопросы до тех пор, пока я не допущу какую-нибудь ошибку, - думала она. - А после этого у него будет повод издеваться надо мной. Они все так поступают. И самое главное, что никогда не угадаешь, какой ответ был верен, потому что все это только игра. Такая специальная жестокая игра..."

   - Расскажи мне, как ты жила в своем Кракове до войны, - сказал Клаус, отрывая ее от размышлений. Ему хотелось пообщаться с кем-нибудь, а поскольку, кроме нее, у него дома в этот вечер никого не было, ему пришло в голову позадавать ей ненавязчивые вопросы.

   Хельга сжала пальцы до боли в суставах. Она не знала, чего он ждет от нее, и не знала, что ей отвечать. Однако на размышление было не больше нескольких секунд, и, почти не раздумывая, она сказала:

   - Я начала работать учительницей, собиралась выйти замуж, а потом... - она остановилась и в ужасе поняла, что дальше говорить ей нечего, отчего она только в безысходности закусила губы и стала молча смотреть на Хайделя, ожидая самого худшего.

   Клаус снова закурил. "Интересно, - подумал он, - я ежедневно вижу эти подобострастные выражения лиц, эти судорожно сжатые руки, бессильную ненависть, но отчего-то там внизу, все эти люди кажутся мне каким-то единым месивом, которое заслуживает только жестокости и презрения, а она... Хельга? Да, Хельга Майерсон, она вдруг стала интересна мне, как некое живое существо". Он отметил про себя и то, что хочет наблюдать за ней, что-то понять в ее поведении, однако, что именно им движет, он так до конца и не осознал, и от этого ему захотелось как-то спровоцировать ее на проявление эмоций. Он продолжал смотреть на нее, и ему стало казаться, что он только ищет способ развеяться. Найти для себя некий новый источник развлечений, который дал бы ему возможность и отдохнуть от лагеря, и бросить пить, и на время оставить Магду, которая уже порядком ему поднадоела. "Надо что-то предпринять, - уже почти с азартом думал Клаус, глядя в немигающие желтые глаза Хельги. - Что-то такое, чего еще не было. Без крови, без боли, но чтобы остался этот страх, и это... Что-то еще, чего я никак не могу в ней понять".

   - Иди к себе, - неожиданно для Хельги сказал Клаус и, дождавшись, когда за ней закроется дверь, снова погрузился в свои мысли.

   "Это должно быть нечто новое, - думал он, вертя в руке пустой стакан. - Что-то, чего она никак не ждет от меня, но при этом очень боится. Даже нет... Не так..." Он снова закурил и, прокручивая в голове всевозможные варианты развития событий, неожиданно сделал для себя открытие. "Она ждет от меня жестокости и издевательств? Каждую минуту боится, что я могу убить ее? Она даже не надеется обольстить меня, потому что понимает, что этот путь ведет все к той же боли и унижению. Да, это именно так, - утвердился Хайдель в своем мнении, - именно так, потому что она прошла пятый барак и никаких иллюзий по поводу действенной силы красоты у нее уже нет. И значит, она готова только к худшему". Он встал и прошелся по комнате, по привычке наматывая на руку широкий кожаный ремень. "Тогда, - и он рассмеялся от идеи, которая пришла ему в голову и показалась поразительно гениальной, - тогда надо дать ей все самое лучшее, и пусть она боится все это потерять". Он снова сел в кресло и, ощущая удовлетворение от наконец-то родившегося в голове плана, налил полстакана водки и залпом выпил. "Теперь осталось только начать воплощать это в жизнь, - решил он, как бы подводя итог своим размышлениям, - и это будет нечто грандиозное".