Деньги Мире понесли втроем: Катя, Шура и «нейтральная» Муза. Валя не захотела встречаться с Мирой.
Долго стучали, пока приоткрылась дверь. В коридор выглянула заспанная Мира в смятой пижаме.
— Что такое? Я ведь сплю, — не очень-то дружелюбно сказала Мира.
— Возьмите назад ваши деньги, — Катя протянула ей красненькую бумажку.
— А что случилось?.. Вы считаете, мало?.. — Похоже, Мира плохо понимала, чего от нее хотят. — Я могу добавить. Пять рублей, хватит?
— Возьмите свои деньги. Нам, вообще, не нужны… — Катя старалась говорить сурово, но голос получался противным, чуть ли не извиняющимся.
— А-а… Ну, хорошо. Спасибо, — Мира тотчас же взяла деньги. — Ой, как дует! Заходите как-нибудь в гости, — прощебетала она, и дверь захлопнулась.
Два дня Катя не замечала Шуру, а Шура не решалась с ней заговорить. На третий день о ремонте квартиры узнал Свиридов.
— Бессонова, а ну, исповедуйся; как это вы халтурой начали заниматься? — грозно спросил прораб, вызвав в контору всю бригаду на душевную беседу. — У нас пока еще такого безобразия не было.
Валя рассказала, как было дело.
— Другой разговор, — повеселел прораб, выслушав ее. — Оценим работу и пошлем Полунину счет. Полы не красили? Нет? Все равно рублей пятьдесят наберется.
— Иван Иванович, все-таки некрасиво получается, — Валя утратила обычное спокойствие, ей было очень неловко. — Мы ведь сами согласились. Она попросила, мы согласились. Теперь, выходит, вы с них деньги берете. Мы ведь как одолжение… — Валя сама запуталась в ходе своих мыслей.
— Ага, понятно! Тогда вы все квартиры ремонтируйте из одолжения. — Свиридов утратил веселость. — Это я не запрещаю. Но краску давать не могу и зарплату платить тоже. Ясно? Мы еще пока не при коммунизме живем. Когда он будет, тогда — пожалуйста. Тогда каждому за государственный счет все тридцать три удовольствия. А если вы такие добренькие и у вас уже коммунизм, то я эту сумму с вас удержу.
Такое предложение Свиридова девчонок не устраивало: и без того их финансы пели романсы. К тому же они знали своего прораба; раз он решил взыскать с Полуниных за ремонт, значит, взыщет.
Отпуская их домой, Свиридов строжайше приказал больше без его ведома ни в какие переговоры с жильцами насчет покрасок и побелок не вступать.
А еще через день Томка ехидно спросила Валю на кухне:
— Что, Валечка, сознательность сознательностью, а халтура халтурой? Сперва деньги с Полуниной взяли, потом Свиридова на нее с проверкой напустили?
— Откуда это тебе известно? — Валя больно переживала случившееся, и всякий разговор об этом больно задевал ее.
— От самой Полуниной. Она сегодня у нас в цеху платье мерила, рассказывала, как с ней поступили.
— Врунья она и сплетница! — сердито ответила Валя, и ушла из кухни.
Катя тоже чувствовала себя прескверно в связи со всей этой историей. Не выдержав, она сказала Шуре:
— Представь, что было бы, если бы мы деньги ей не вернули. Стыд-позор! Никогда нельзя свое достоинство терять.
— Думаешь, я не понимаю? Я, может, больше всех вас переживаю, — ответила Шура и вдруг расплакалась.
Катя обняла ее, и они помирились.
— Хоть бы скорей уехать отсюда, — вздохнула Катя. — До чего надоело!
…И вот теперь Валя принесла известие, что корабль идет. Может, уже вышел, может, еще выйдет, но, во всяком случае, он скоро будет. Во всяком случае, они скоро уедут.
Вечером девчонки в Валиной комнате на все лады обсуждали предстоящий отъезд. Подсчитали свои финансы, прикинули так и этак. Получалось неплохо: хватит вернуть подъемные, хватит на билеты, да еще останется немного.
— А в Магадане, девочки, сразу в горком комсомола пойдем. Не может быть, чтобы на Чукотке новые города не начинали строить, — фантазировала Валя. — Сразу попросимся туда. Вот увидите, сидеть в Магадане долго не будем. Возьмем направление, и до свидания.
В общем, настроение у девчонок было — лучше не придумаешь. И все пятеро — Валя, Катя, Шура, Муза и Света поклялись никогда не разлучаться.
6
Приход «Витязя» ожидался во второй половине дня.
К этому неопределенному времени, даже раньше этого неопределенного времени, все посельчане явились на пирс: музыканты — на грузовике, пионеры — в автобусе, остальные — пеши.
И когда все собрались, стало ясно, что в Каменном Сердце живет очень много мужчин, преимущественно молодых и неженатых, и очень мало женщин, преимущественно семейных. Молодые, неженатые парни расхаживали по пирсу веселыми компаниями, держали под мышками яркие веники полевых цветов, а семейные женщины прогуливались под ручку с мужьями.
Прошел час, два, три…
Июльское солнце светило вовсю. Море сверкало золотым блеском. Над водой носились белые чайки и черные бакланы, кричали и демонстрировали друг перед другом фигуры высшего пилотажа. Семейные женщины бросали из сумочек в воду поджаристые сухарики, и кукурузные хлопья. Птицы наперегонки кидались за дармовым харчем.
Еще через час на далеком, очень голубом небе вылепились белые мачты «Витязя». От пирса отвалил катер и помчался навстречу кораблю. На палубе стоял Петя Алферов в морской фуражке с крабом и в морском кителе с золотыми нашивками, стояли еще двое мужчин, тоже в морских фуражках, а вместе с ними — Петина жена Маша, в синем плаще-болонья и пестром платочке.
«Витязь» подходил все ближе. Но потом вдруг как вкопанный остановился на воде.
Защищаясь ладонями от резкого солнца, все смотрели, как с катера на корабль по штормтрапу карабкались три темные фигуры. Катер вернулся назад, и Маша в одиночестве высадилась на причал вдалеке от толпы встречающих.
Огромный корпус «Витязя» медленно швартовался к пирсу.
На верхнем мостике рядом с пожилым капитаном стоял Петя Алферов, отдавал в микрофон разные команды швартовки, поскольку он лучше приплывшего капитана знал акваторию своего порта.
Леера всех палуб облепили парни, девчата и свободные от вахты матросы.
— Товарищи на пирсе, будьте осторожны! — разносили репродукторы громовой голос Алферова. — Не подходите к краю! Корабль большого тоннажа и швартуется у нас впервые!..
Сашка Старовойтов носился по пирсу, сопровождаемый своей женой Анютой, и, точно не Женя Полунин, а он был организатором встречи, кричал:
— Граждане-товарищи, сдайте назад!.. Кого прошу — сдайте назад!.. Петя, по центру швартуйся! Сдайте назад, граждане-товарищи!
На «Витязь» полетели букеты. Оркестр заиграл марш. Женя Полунин сорвал с головы кепку, крикнул:
— Пламенный привет новоселам! Добро пожаловать на нашу землю!..
Заглушая оркестр, загремели якорные цепи. С «Витязя» на пирс перекинули трап.
Когда новоселы с чемоданами и рюкзаками сошли на пирс, Женя Полунин открыл митинг и выступил с приветственной речью, стоя в кузове грузовика.
С приветственными речами выступили инструктор отдела культуры райисполкома (очень симпатичная женщина) и мальчик в пионерском галстуке. После каждой речи оркестр играл «туш».
Хор пионеров местной школы спел «А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер» и «Подмосковные вечера». После этого Женя закрыл митинг и предложил рассаживаться по машинам.
Новоселы быстро погрузились в машины, и, когда погрузились, стало ясно, что из пяти присланных за ними грузовиков два оказались свободными. Грузовики тронулись, а встречающие пешим порядком потянулись из порта в поселок.
Новоселы поселились в общежитии (места, слава богу, хватало для всех), и началось примерно то же, что и год назад.
В общежитии учинилась толкотня и гам.
Прораб Свиридов вербовал в строители, сулил отдельные квартиры в будущем и приличные заработки.
Прикативший на «газике» директор зверофермы вербовал девчонок, — обещал им золотые горы и шубы из чернобурок.
Сашка Старовойтов помогал кадровику из геологоразведки и успешно переманивал к себе парней от Свиридова.
Здесь и там мелькал седой ежик редактора Бобкова, раздававшего свежие газеты с затасканными, но оптимистическими заголовками: «Гордимся вами, надеемся на вас!», «Молодым — дерзать и строить!» и «Вперед, на новые свершения!».