Девчонки по бригаде соглашались с Валей. Они копили деньги на лето, чтоб добраться до Хабаровска и уже оттуда попасть на настоящую стройку. Хоть в непролазную тайгу, хоть на льдину, хоть к черту на рога, лишь бы все там были равными.

Чтоб без щеголих в беличьих шубках и без Жень Полуниных в шикарных бурках…

Макароны сварились, всей бригадой сели за стол. Ели молча и быстро — только вилки стучали по железным мискам.

На кухню с кастрюлькой зашла Вика Обушко, миниатюрная девушка, похожая на японочку. Метнула на девчонок скошенные глаза, поставила на плиту кастрюльку, покрутила в ней ложкой. Девчонки не обратили на нее внимания. С тех пор, как Вика с подружкой Томкой переметнулась со стройки в швейную мастерскую, они питались отдельно.

— Девочки, не расходитесь, — сказала после ужина Валя. — Надо одну вещь обсудить. Сейчас Катя расскажет.

Катя положила на стол блокнот, постоянно торчавший из кармана ее шерстяной кофты.

— Смотрите, девочки, что получается, — Катя была казначеем бригады, все отдавали ей зарплату, и она вела строгий учет расходам. — За десять дней на питание ушло сорок семь рублей. Ну, десять рублей на кино, пять на свет получится, пять пусть за воду и пятнадцать за общежитие. Остается, — Катя заглянула в блокнот, — остается семьсот сорок рублей. Двести откладываем на билеты, двести — рассчитаться с подъемными, а триста сорок чистенькие. Ну, что я предлагаю? Давайте покупать одежду, каждому по очереди. У всех нет зимних пальто. Давайте начнем с пальто и сразу кому-нибудь купим. В магазине висят все размеры, с песцом, сто пятьдесят рублей, очень современный фасон.

Девочки оживились.

— Первой Шуре купим, — предложила Рита Снежкова, самая молчаливая, тихая девушка с задумчивым лицом.

— Почему мне? — Шура обрадовалась, заерзала на табуретке, закраснелась, и все поняли, что протестует она только из вежливости.

— Надо же с кого-то начинать, — Катя была страшенно довольна, что ее предложение приняли. — В том месяце следующему купим, потом следующему.

— Ну, это чепуха! — возразила Маша. — Пока до последнего очередь дойдет, лето придет. Зачем мне или тебе летом зимнее пальто? А Шура к тому времени свое сносит.

— Тогда как же? — растерянно развела руками Катя.

Вика перестала мешать суп в кастрюльке, обернулась к девчонкам.

— Хоть вы обижаетесь, но я вам одну вещь скажу. — Вике очень хотелось загладить свою вину перед ними за уход из бригады. Она говорила быстро, боясь, что ее оборвут: — В пошивочной в кредит шьют и пальто, и платья, и костюмы. Мы с Томкой уже пальто заказали. Всего девяносто пять рублей. Без песца, ну так что? Можно с цигейкой, можно с черненьким каракулем.

— А цвет какой? — деловито перебила ее Маша.

— Там всего один цвет — желтоватый.

— Не страшно, — решила Валя. — Зато все сразу оденемся.

— Я могу попросить, чтоб быстрее пошили.

Лед тронулся, примирение состоялось, и Вика готова была плясать от радости.

На кухню осторожно заглянула Томка — узнать, почему Вика долго разогревает суп. Поняла, что Вика прощена, а раз Вика, то и она, и смело вошла на кухню.

Чем дальше в лес, тем больше дров. Девчонки разошлись и строили новые планы. Надо всем купить коньки с ботинками и лыжные костюмы. И не толкаться вечерами на кухне, а ходить на каток. На заливе вечерами гоняют шайбу доморощенные хоккеисты под началом Сашки Старовойтова, а его крохотная жена-машинистка носится меж ними на коньках, посвистывая милицейским свистком. По вечерам, вокруг зимующих во льду барж и катеров раскатывают парочки, преимущественно мужья с женами, а холостые парни рвут стометровки и пятисотки, точно готовятся прорваться в чемпионы мира или, на худший случай, страны.

— Все, девочки, решено! Чем мы хуже других? — горячо говорила Валя, и глаза ее алмазно светились в пушистых ресницах, а ямочки на щеках подрагивали, — Завтра заказываем пальто и покупаем коньки. А еще…

В это время в белое морозное окно туго ударили снежки — раз и другой. Девчонки вздрогнули, замерли, потом укоризненно обернулись к Кате. Катя сердито повела плечом, сердито убрала за ухо соломенную прядку волос.

— Ну, при чем здесь я? — возмутилась она.

Шура побледнела. Плоское лицо ее с загогулькой-носом, обрамленное жидкими, гладко зачесанными пепельными волосами, увяло.

Она начала суетливо складывать одна в одну пустые миски.

— Сейчас выйду, посмотрю! — воинственно сказала Катя, направляясь к двери.

Маша остановила ее:

— Не ходи, вдруг он пьяный?

— Псих какой-то! — Катя вернулась, тоже стала прибирать на столе.

— Ты в библиотеку пойдешь? — чересчур уж громко спросила Шура.

— Валя, пойдем? — Катя обернулась к Вале.

— Да, давайте скорее убирать.

— И я с вами, только поем, — немедленно отозвалась Вика.

— Идем, — кивнула Валя.

Вика и Томка были окончательно прощены. Вика подхватила с плиты кастрюльку с разогретым супом и вместе с Томкой унеслась из кухни.

…Мороз тяжелым белым паром придавил поселок. Пар стоял недвижной, плотной стеной, в нем едва различались желтые, мутные пятна фонарей и темнеющие треугольники крыш.

Казалось, что фонари и крыши висят над землей, ничем не поддерживаемые снизу. Густая, давящая тишина обнимала дома и улицы.

Девчонки проплыли в белом морозе по центральной улице, свернули в проулок, вернее, в глубокую снежную траншею, пробитую бульдозером. От траншеи влево и вправо разбегались траншейки поуже, прокопанные лопатами, — к домам. Одна из них привела к домику библиотеки, закутанному по самую крышу вместе с окнами в снег. Свободной оставались лишь двери и верхняя ступенька крыльца.

Двери в сени легко отворились. С потолка солнцем блеснула лампочка, затопила светом глаза. Девчонки освободили замотанные платками и шарфами носы и рты, стряхнули примерзшие к платкам и шапкам заросли инея, затопали ногами, сбивая с валенок снег.

В небольшом зальце библиотеки плавала жара. Красно светилась раскаленная дверца железной печки. В духоте и в розовом свете абажуров томились, поблескивая корешками, книги на стеллажах — точно жарились на огромных противнях в большой розовой печи-зале. Пожилая полная библиотекарша, разомлев от духотищи, подремывала на стуле за перегородкой, а единственный посетитель — Алик Левша сидел за столом, листал подшивку газет. Шапка его и воротник полушубка еще не отошли от инея и потому было ясно, что пришел он сюда минуту назад. Увидев девчонок, Алик поднялся, изобразил на лице удивление:

— О, соседки пришли! Не ожидал вас видеть. Какие книжки сдаете, если не секрет?

Катя фыркнула, прошла мимо Алика, окатив его неприступным взглядом и не громко, но так, что все услышали, сказала:

— Явление Христа народу! — И обернувшись к Алику, сердито спросила: — А если бы окно разбил?

— Окно? Какое окно? — изумился он. — Извиняюсь, ничего не понимаю.

— То самое, куда снежки бросали, — не менее сердито сказала Валя.

— А, снежки! Это я пошутил. Нельзя пошутить, что ли? — молниеносно «вспомнил» Алик. И тут же предложил: — Девочки, пошли в кино. На последний сеанс успеем. Классная картина идет, «Повесть о Пташкине».

— Мы смотрели, — холодно ответила Валя. — Зря два часа потеряли.

С лица библиотекарши сошел сон. Она проворно задвигалась меж стеллажами, быстро находила книги, которые у нее просили. Катя взяла сразу три тома Конан Дойля, Вика — два номера «Огонька», где была напечатана повесть «Альпийская баллада», о которой говорили все в поселке, Валя попросила что-нибудь Хемингуэя, но Хемингуэй был на руках.

— Жаль, — опечалился вместо Вали Алик. — Я бы тоже почитал. Говорят, старик крепко пишет, наподобие Ремарка. У него один романчик есть — «Черный обелиск», — рыдать хочется.

— Между прочим, товарищ Левша, «Черный обелиск» вы год держите, — недовольно сказала библиотекарша. — Учтите, пока не вернете, ни одной книги не получите.

— Зинаида Викторовна, с места не сойти — принесу. Я все как-то не с руки к вам попадаю. Сегодня, к примеру, я курс на клуб взял, а тут раз — подрулил к вам, — горячо уверял Алик, хотя «Черный обелиск» давным-давно кто-то увел из общежития.