Девчонки взвесили и поняли, что подъемные истрачены и возвращать государству нечего. Они покинули Женин кабинет далеко не в том агрессивном настроении, с каким явились.

— Да, девочки, заехали мы с вами неизвестно куда, — сказала Валя Бессонова, когда девчонки очутились на улице. Впервые в голосе Вали послышались печальные нотки. — Надо нам теперь держаться все время вместе и ни в коем случае не знаться с этими типами из автобазы. Все это из-за них случилось.

— И у меня такое предчувствие, — всхлипнула Катя, Нюшина подружка по Закалужску, у которой с ночи не просыхали глаза. — Не прощу себе, зачем я ее одну бросила.

— Дело не в том, что ты ее бросила, а в том, что мы поддались провокации и пошли танцевать с этими типами, — строго ответила Валя.

Страшненькая Шура Минаева, которой ужасно понравился Алик Левша, никак не соглашалась в душе, что в истории с Нюшей виноваты автобазовские парни. Она хотела отстоять свою точку зрения и перед строгой Валей, и перед зареванной Катей, но, подумав, что делать, это в такую печальную минуту не стоит, благоразумно промолчала.

— Да, девочки, — решительно повторила Валя, — нам надо держаться вместе и забыть, что напротив живут эти темные личности.

— Выходит, мы светлые личности? — попыталась пошутить Шура Минаева.

Но Валя шутки не приняла и с достоинством ответила:

— Представь себе, светлые.

Рабочий день был в разгаре, и автобазовские парни, занятые своими делами у станков и машин, знать не знали, конечно, какие нелестности отпускают в их адрес вчерашние партнерши по танцам и какой суровый приговор вынесен им.

И пока они, то есть «темные личности», вытачивали на станках всякие болты и гайки, пока валялись на спинах под машинами, меняя задние мосты и карданные валы, пока поджимали тормозные колодки, красили кабины грузовиков, пока они все это делали, девчонки дружной толпой, со скорбными лицами, молчаливые и поникшие ходили по поселку — из милиции на почту, с почты в редакцию газеты, из редакции — в столовку, снова в милицию и снова на почту.

На почте у них любезно принимали радиограммы, в которых они сообщали папам и мамам о благополучном приезде и посылали им крепкие поцелуи. В столовке их кормили сытным обедом. И это было хорошо. Плохо было то, что знакомый редактор газеты отказался напечатать заметку о трагической судьбе Нюши и поместить Нюшину фотографию, подаренную самой Нюшей еще в Закалужске Кате.

Еще хуже было то, что у молоденького лейтенанта за весь день расследование не продвинулось ни на шаг вперед.

Трижды являлись девчонки в милицию и трижды уходили оттуда, ничего не узнав нового.

А когда к концу рабочего дня явились туда в четвертый раз, дежурный не пустил их больше к следователю. Дежурный спрятал в стол книжку, которую до этого читал, вышел из-за перегородки и придав лицу чрезмерную вежливость, сказал так:

— Вот что, молодые-интересные, вы нам работать мешаете и грязь с улицы в дежурку тащите. А убирать некому, потому как никто в уборщицы не идет. Когда дело прояснится, мы вас поставим в известность. А пока занимайтесь своими делами и благоустраивайте свой быт.

Возможно, дежурный получил указание начальства пресечь вот такое коллективное, к тому же частое, посещение милиции, возможно, сам проявил инициативу, но после столь безучастного приема настроение у девчонок окончательно испортилось. В унылом молчании они поплелись к себе в общежитие. А потом в похоронном молчании сидели в Валиной комнате, не зная, о чем говорить и что им вообще, бедолагам, делать.

И лишь когда над поселком могучим басом взревел гудок котельной и окна отозвались ему тонким звоном, Шура Минаева встрепенулась и сказала:

— На автобазе смена кончилась.

— Что ты хочешь этим сказать? — испытующе поглядела на нее Валя.

— Ничего… Просто так подумалось, — потупилась Шура, хотя «подумалось» ей вовсе не «просто так». Алик Левша пригласил ее, когда танцевали, в кино и обещал после работы зайти за нею, и теперь она не знала, как ей быть с Аликом, который ей очень понравился.

— В коридоре хлопнули двери, кто-то затопал сапожищами.

— Эй, хозяйки, где вас тут искать? — послышался чей-то, похоже, недовольный голос.

Девчонки, как по команде, высыпали в коридор.

— Кто у вас за старшего? — спросил пожилой дядечка в поношенной телогрейке и в зимней замасленной шапке, утратившей форму от долгой носки.

— А что вы хотите? — строго спросила Валя Бессонова, выступая вперед.

— Уголек вам привез, перевалить его надо. Там в сарае кой-какие ведра есть и пара лопат. Так что действуйте, а мне наряд подпишите. — Дядечка достал из кармана замусоленный наряд и карандаш, протянул Вале.

— Какой уголек? — недоверчиво спросила Валя, не решаясь взять наряд.

— Натуральный антрацит, печки топить, чтоб вы тут не померзли, — добродушно ответствовал дядечка и добавил: — Подписывай, дочка, у меня еще сегодня три клиента на очереди.

Получив подписанный наряд, мужчина небрежно сунул его в карман и вышел, а Валя сказала девчонкам:

— Вот что, девочки, хватит нам хандрить. Затопим печки и будем жить. А то и холодно у нас, и неуютно. Идемте разгружать.

Однако разгружать им не пришлось, потому что дядечка оказался шофером самосвала и самолично, без помощи девчонок, нажал на нужные рычаги и вытряхнул из кузова огромную кучу угля, а точнее — угольной пыли, пополам с черным крошевом, именуемом почему-то антрацитом. Крошево надо было перенести в сарай.

Потом тот же дядечка-шофер привез еще такую же кучу угольного крошева и еще. Затем распрощался с девчонками и убрался восвояси.

Уже темнело, и девчата успели крепко устать от непривычной работы, когда во дворе появились парни — такие же, как вчера, наряженные и наглаженные, с такими же, как вчера, сияющими физиономиями. Было их человек двадцать, и подходили они к сараю не спеша, негромко переговариваясь и посмеиваясь, точно был сегодня праздник, и вот вышли они в праздничный вечер, как водится, прогуляться.

— Здравствуйте, девушки, как живем? Трудимся помаленьку? — бодро сказал Коржик, возглавлявший шествие парней. — Полезное дело, труд облагораживает человека. Ну как, нашлась ваша Нюша-беглянка?

Катя, насыпавшая в ведро уголь, повернула к нему черное от пыли лицо и неприязненно бросила своему вчерашнему партнеру:

— А вам какое, собственно, дело?

— Дела, конечно, нет — чистое любопытство, — попробовал отшутиться Коржик.

— Тоже мне, кавалеры, — презрительно хмыкнула харьковчанка Маша Кудрявцева и, подхватив тяжелое ведро, скрылась в сарае.

— Извиняюсь, девушки, какая вас муха укусила? — изумился Алик Левша. — Мы вам билеты на картину взяли, пятьдесят штук в общей сложности, а вы, извиняюсь…

— Ой, умру! Они нам билеты взяли! Осчастливили! — язвительно перебила его Катя. — Видали вы таких добрячков?!

И тут же девчонки насмешливо закричали:

— Билетами удивили!..

— Их не звали, а они явились!..

— Нас сразу предупреждали, что вы собой представляете!..

— Вот именно!..

— Вот именно! — громко сказала Валя Бессонова, появляясь из сарая с пустым мешком в руках. И крикнула парням: — Уходите отсюда, мы вас знать не желаем!

Парни сперва растерялись и молчали, точно проглотили языки. Но потом все сразу обрели дар речи и тоже закричали девчатам:

— Это же о чем вас предупреждали? Вы договаривайте!

— Видали, они нам свой харьковский характер показывают!..

— Кто б это, извиняюсь, вам билеты брал? Шуток не понимают!..

— Пошли, братцы, отсюда! Чего мы тут не видели!

У Шуры Минаевой обрывалось сердце, когда она поглядывала на Алика. Ей казалось, что вот сейчас Алик подойдет к ней, именно к ней, возьмет ее при всех за руку и при всех уведет в кино, поскольку они вчера договорились. И она уйдет с ним от всей этой сварки, потому что они договаривались. Но Алик Левша даже ни разу не взглянул на нее, точно они были незнакомы и ни о чем — не договаривались, а все время смотрел на Валю Бессонову и все свои слова посылал Вале, точно так же, как и Мишка Веселов, и Коржик, и прочие парни, будто вокруг была одна Валя Бессонова.