На улице остановилась машина. Атлас вернулся обратно под кофейный столик. Маковая шаль прикрыла своей бахромой мои плечи и спину.

Затем я заметила маленький конверт на дне коробки из–под платья. Не письмо, что-то другое. Написанное выразительным, изысканным почерком:

Как рябь

на воде,

твои слова

у меня на сердце.

Как птица,

столкнувшаяся с ветром,

твой поцелуй

на моих губах.

Как свободные источники

в ночи,

мои глаза

на твоей коже.

– Федерико Гарсия Лорка, голос сердца Андалузии. – Риз вошел, одетый во все черной с красной повязкой вокруг шеи. – Ты хотела знать моих любимых.

– Да, но это было буквально перед твоих уходом. Как ты...

– Тшш... – Он приложил палец к моим губам. – Я могу сказать как. Но какая в этом будет магия?

Другой рукой он вставил мне в волосы мак.

ДОБРАТЬСЯ ДО НЬЮБЕРИ СТРИТ в Хэллоуин значило ехать через пол Бостона, а затем идти в самый эпицентр безумия – в обиталище вернувшихся к жизни. Флюоресцентные скелеты. Перекошенные зомби. Разношерстные трупы невест и галантные вампиры. Даже мумии, летящие на скейтборде мимо прохожих. Ко времени, как мы добрались до ресторана, у меня самой уже ехала крыша.

– Добро пожаловать в Тапео! Простите, на сегодня мест уже нет.

Восхитительная хостесс, переодетая в пирата, проговорила приветствие даже не оторвав взгляда от компьютера, но как только в воздухе раздалась фамилия Эстлин, она подняла взгляд, краснея. Фальцетом она извинилась, что не узнала его сразу и отдала инструкции рядом стоящему пирату провести нас к столику.

Первый этаж был смесью костюмов, шума и запахов еды. Люди пришли сюда в равной степени и за карнавальным настроением, и за едой и напитками. Многие оставили столики, теснясь в забитом пространстве – пели, кричали, потели, но все равно умудрялись не рассыпать и не разлить содержимое тарелок и бокалов.

Мы протискивались мимо, поднимаясь наверх.

– Добро пожаловать, сеньор Эстлин. Сеньорита. – Пират снял свою шляпу и поклонился. – Надеюсь, вас все устраивает?

Подозреваю, что обращался он к Ризу, ведь явно все это приключение было запланировано заранее: ресторан был совершенно забит, и тем не менее, весь верхний этаж принадлежал нам. Столы выстроились вдоль линии, сервированные для ужина, но за ними никого не было. Посреди зала ожидал стол на двоих.

– Зачем было бронировать весь зал?

Поцелуй в неприкрытое плечо.

– Увидишь.

Мы сели. Официантка в таком же костюме пирата принесла поднос и большой кувшин. Риз описывал мне каждое блюдо, наполняя бокалы.

– Их сангрия не от мира сего. Чувствуешь гранат? Они добавляют его свежим и давят, чтобы получить вино.

Шум достиг моих ушей, когда на лестнице раздались голоса. Сначала я подумала, что люди с первого этажа предположили, что второй этаж открыт. Но Риз приветствовал новоприбывших – объятиями, рукопожатиями. Это была обаятельная группа. Гитарист – наиболее молодой в черном бархатном костюме. И две женщины. Одна еще девочка, в красном рифленом платье. Другая настолько старая, что могла любому сойти за бабушку.

– Они цыганки из Гранада. – Он снова сел рядом со мной. – Хотел, чтобы ты ознакомилась с лучшим фламенко: истинным и частным.

Пожилая женщина подошла к нашему столику. Только теперь я заметила слои украшений, толстую черную подводку, расшитые камнями заколки, пытающиеся укротить ее густые седые волосы. Она опустилась на пол, раскинув юбку по плитке передо мной, и подняла руку ладонью вверх, словно ожидая денег.

– Давай, – кивнул бокалом Риз. – Она – самая верная гадалка по руке, которую только можно найти сейчас в Испании.

Все смотрели на меня, и я поняла, что он не шутил.

– Не думаю, что это хорошая идея, Риз.

Женщина засветилась улыбкой, обнажающей золотые зубы.

– Я могу сказать тебе кое-что. Вещи, которые ты умираешь, как хочешь знать.

Я не хотела, чтобы незнакомка лезла в мою жизнь, притворяясь, что знает что-либо о моем будущем. Но вежливого способа оказаться не было, так что я сдалась.

– Какую руку мне вам дать?

– Доминирующая рука показывает больше. – Она взяла мои руки, перевернула и уставилась на них. – Странно... Они у Вас равномерно доминирующие.

Конечно, иначе, как бы я играла на фортепиано? Мне стало интересно, что еще сказал ей Риз.

– Ваша линия сердца глубокая... – Она провела пальцем по горизонтальной линии, изгибающейся по направлению к указательному пальцу. – Но ты ступила не совсем на свою тропу. Старую тропу. Более десяти лет назад.

Я притянула руку к себе. Откуда она могла это знать? Даже Риз не знал о моей семье или "старой тропе", которая привела меня в Принстон.

– Ты сама строишь свою судьбу, дитя, так что не бойся. – Она снова потянулась к моей руке. Большие металлические кольца обрамляли каждый из ее пальцев. – Я вижу тебя с ним, перед зеркалом – большим, темным зеркалом, словно море в ночи. Но отражение в нем лишь одно: его. У мужчины есть двойник, девушка лишь одна. И оба смотрят на тебя. Одно лицо, одно сердце.

Она подняла глаза, ожидая от меня слов. «Гадание по руке – обман», напомнила я себе. «Она не могла "видеть" что-либо, тем более о Джейке или Эльзе». И все же, я волновалась. Этому должно было быть логическое объяснение. Женщина явно знала Риза, и что у него был брат. Остальное – блеф, работа, за которую ей платят: высказывать "ясновидящие" предсказания и следить за моей реакцией.

– Это было очень... интересно. Спасибо. – Я снова попыталась забрать руку, но она не позволила.

– Ты хотела спросить меня что-то. О выборе, ожидающем тебя в конце пути.

– Вообще-то, кажется, я уже сделала свой выбор. – Я посмотрела на Риза и улыбнулась. – Два идентичных мужчины – еще один способ сказать, что я имею дела с очень сложным парнем. Парнем с двойственной природой.

– Не так быстро, дитя; не пренебрегай так быстро моими словами. – Ее палец коснулся центра моей руки, вырисовывая две линии в обратном направлении. – Я вижу белый пут, ведущий в одну сторону, в то время как красный направляет в иную. Любовь уйдет от тебя, если ты не сделаешь выбор. Сложнейший выбор. Он может потребовать…

– Думаю, Теа права, достаточно на сегодня будущего. – Риз вскочил, видимо, заметив мою неловкость, и помог женщине подняться с пола. – Если есть что-то еще, мы узнаем об этом, когда доживем.

Он кивнул гитаристу, и полилась музыка. Несколько быстрых аккордов. Между ними тяжелая тишина, каждый звук был прерван хлопками рук. Женщина, гадавшая мне, открыла рот для пения. Внезапно, глухая агония вырвалась из ее горла и заполонила комнату. Она зажгла все вокруг. Никогда не слышала настолько глубокого голоса у женщины, глубже вытья мужчины, спустя годы алкоголя и печали. Ее разгневанное сердце громыхало и выло слова, способные открыть раны лишь своим завыванием, усиленным надрывными звуками гитары.

Мужчина в бархатном костюме вышел вперед. Его каблуки ударили о пол. Он скользнул в полукруг, встав к нам лицом – медленно, словно готовился к корриде. Его руки взвились в воздух. Его тело застыло, выгнувшись, словно чаша. Затем гитара вернула его к жизни: сначала пальцы, затем запястья, руки, грудь, бедра, пока музыка не обуяла его, и он понесся по полу, яростно отплясывая ритм.

Когда девушка в красном сделала свои первые шаги, все затихли. Гитара лишь тихонько гудела. Гортань пожилой дамы пела едва громче дыхания.

Риз наклонился и прошептал мне слова:

Если однажды я позову тебя,

но ты не придешь,

я не почувствую и жестокую смерть,

пришедшую за мной.

Девушка ударила каблуком, лишь раз, затем отклонилась назад, опуская плечи, но находясь все еще высоко над полом, освобождая шею для прикосновения гитары. Ее правая нога мелькнула в сторону (единственное предупреждение), возвращая полы платья на место. Ее руки изгибались в изысканных спиралях – волшебные змеи – привлекая мужчину. Затем они оба шагнули навстречу друг другу – наполненные тоской, словно мир вокруг них давно разрушился – и слились любовью в музыке, сквозь нее, хотя их тела так ни разу и не коснулись друг друга во время танца.