Книги.

Около двадцати книг стояли на единственной полке. Она выглядела как увеличенная кардиограмма, чьи изгибы были сделаны из стали и прикованы к стене, вбирая в каждый внутренний зубчик максимум книг. Блестящие маленькие томы идеально гнездились в этих слотах. И лишь на самом краю, где сердцебиение в последний раз опускалось вниз, стояла одинокая книга с растрепанным корешком и изношенными углами, склонившись под углом.

Я взяла ее. Райнер Мария Рильке. Два слова на обложке, “Новые поэмы”, были настолько непримечательны, что я даже засомневалась, было ли это название. Но следующее название из трех имен ожидало через несколько страниц. Орфей. Эвридика. Гермес.

Поэма была длинной и мне не удалось ее прочесть, потому что внизу, под печатным текстом, было красное пятно. Две линии, добавленные от руки, были написаны крошечными, но различимыми буквами, красиво закругленными и с длинными петлями.

Я узнаю тебя

даже в смерти

Что за обещание, или угроза, это была? И кто мог сделать это в здравом уме? Может, один из пропавших без вести предков написал это любовное послание своей половинке многие годы тому назад. А что, если это было написано от руки Джейка? Это был и его дом тоже. Его книги. Наверно он подумал, что я могла бы пролистать их, когда Риз привезет меня сюда. И, как и раскрытая пьеса Шопена на фортепиано, том Рильке стратегически располагался на конце полки, где я определенно должна была его заметить.

– Еда подана. – Риз забрал книгу у меня из рук и поставил ее к остальным. – Ты, должно быть, умираешь с голоду.

– Кажется, тема сегодняшнего дня – смерть. Я только что прочла о...

– Я знаю, что ты читала.

– О рукописной записке?

Он пожал плечами.

– Книги проходят через многие руки. Люди имеют привычку делать заметки.

– Это больше, чем просто заметка.

– Мы коллекционируем старинные издания, Теа. А они поступают к нам со своим багажом. – Все в нем, казалось, имело свой багаж. Он продолжал уклоняться от моих вопросов даже сейчас. – Кстати, я не знал, что ты любишь поэзию.

– Не всю.

– Кто твои любимые поэты?

– Неруда, Руми, Э.Э. Каммингс.

– Ты читала моего однофамильца? Каммингс был бы рад узнать, что он популярен в Болгарии.

– Это твоя фамилия?

– Риз Каммингс? Нет, Боже упаси! Эстлин.

Я припомнила, что второе Э в Э.Э. Каммингс значило Эстлин. Коротко и поразительно, словно звук сосулек разбивающихся на ветру.

– А кто твои любимые?

– Оставим это на десерт. Теперь давай есть.

Но еда не была нам суждена в тот день. Едва мы прикоснулись в тарелкам, раздался дверной звонок.

– Кармела здесь! Пошли, она умирает, так хочет познакомиться с тобой.

Все в этой женщине источало жизнерадостность: развивающаяся ткань обрамляющая различными цветами ее выдающуюся фигуру; морщинки, источающие смех из живых черных глаз; и больше, чем что-либо – изобилующий энергией акцент, доносящий его голос в каждый уголок дома.

– ¡Hola! Как Вы, сеньор Риз?

– Очень хорошо, спасибо, Кармелита. – Он бросился ей в руки для самого долгого объятия, которого он удостаивал кого-либо у меня на глазах, затем повернулся ко мне: – Кармела очень близкий друг нашей семьи. Она родилась на Коста–Дель–Соль, но сейчас живет здесь, на острове. Следит за домом для нас, что мы очень ценим.

– Значит хватит преследовать милых студенток и приезжай сюда чаще! – Ее улыбка превратилась в широкий полумесяц, пока она осматривала меня сверху–донизу. – Ай, сеньор Риз, она так красива, ваша девушка!

Девушка?

Он ее не исправил, лишь обвил меня рукой.

– Да, это так, не правда ли? Но теперь дело за тобой, Кармелита, пусть она сегодня выглядит потрясающей испанкой для меня.

– Claro, из нее получится идеальная bruja ¹¹

– А это, – вздрогнул Риз, словно он совершил грех, ведомый только им двоим, – именно то, чего я не хочу.

– Из меня получится идеальный кто?

– Идеальная ты. – Он поцеловал меня в щеку. – Иди, готовься. Я вернусь в шесть.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ИЗ «ТАКОЙ КРАСИВОЙ» в "потрясающую испанку" стало испытанием. Оно включало в себя не только соответствующие и необходимые внешние изменения, но и удовлетворение любопытства Кармелы.

– Как тебя зовут, niña ¹²?

– Теа.

– ¡Muy bonito! ¹³ Теа... как бриз над Средиземным морем.

Она наполнила ванную и поднесла мило к носу для быстрого вдоха, прежде чем протянула его мне.

– Настоящее кастильское мыло из оливкового масла – зеленого золота Андалузии. Когда закончишь, твоя кожа будет источать запах оливы.

– Откуда у Риза здесь настоящее испанское мыло?

– Потому что хотя бы иногда он слушает, что я ему говорю! – Видимо, совет Ризу по поводу мыла вызывал у нее искреннюю гордость. – Я была их управляющей многие годы; он знает, что может полностью доверять мне... А теперь поспеши, лезь в ванну! Я пойду налью бокальчик вина и потом сможем приступить к твоему макияжу.

Должно быть, "бокальчик" подразумевало несколько доливаний, так как она вернулась с полупустой бутылкой.

– Так расскажи, как вы встретились с сеньором Ризом?

– На учебе.

– Встретились на учебе и влюбились? – Она наблюдала, как я скручивала волосы, чтобы выжать из них воду. – Не стесняйся, можешь рассказать Кармеле все. Это была любовь с первого взгляда, правда?

– По крайней мере для меня. – Технически, для меня это не было правдой. Если только "первый взгляд" не включал Джейка.

– Только для тебя? Ах, pero, niña ¹⁴, у него ведь на лице все написано! Мальчик наконец влюбился. Много времени прошло с... – Она усадила меня перед банным зеркалом и встала позади меня с расческой в руках, сомневаясь.

– Много времени с чего, Кармела?

– С того, как я давала своему рту отдых! – Расческа наконец отважилась пройтись по моим волосам. – Старики, мы живем прошлым; оно заглушает звуки приближающейся смерти. Но давно забытые вещи не должны волновать такую молодую девушку, как тебя.

Я слышала эти слова ранее – от родителей, от Джилс, от каждого, кто жил прошлым, но не хотел, чтобы я им интересовалась. И все же, если эти "давно забытые вещи" были настолько безвредны, почему меня все время от них оберегали?

– Давно вы его знаете?

– Кого, сеньора Риза? – Она свела руки, практически соприкасаясь ладонями. – С тех пор как он был вот такой вот маленький! Я была его niñera. Как вы это называете... нянькой.

– Так вы знаете и его родителей?

– Конечно.

– Какие они?

На мгновение она выглядела удивленной, словно мой вопрос был уловкой.

– В смысле, он похож на них?

– Мы всегда те, niña, от кого мы происходим. И этот мальчик был рожден от любви, которую я никогда не видела в этом мире. – Она налила себе еще один бокал вина, притянула стул и села рядом со мной. – Его отец, Арчер, был дьяволом. Старая благородная кровь, богат, словно король. И красив. Ай, Dios mío ¹⁵, каким же красавцем он был! Женщины падали перед ним на колени, а он над ними смеялся. Лишь она вещь для него существовала: машины.

– Он коллекционировал их?

– Нет, он был гонщиком. Эти гонки были его единственной любовью, и он выиграл все из них.

Это объясняло, почему Риз был так уверен за рулем, даже на высокой скорости.

– Потом он встретил мою Изабель. Сошел с ума. ¡Abso–luta–mente loco! ¹⁶. Преследовал ее по всему миру. В каждой столице, на каждом концерте.

– На каких концертах? – Я уже начала догадываться. – Фортепиано?

– Фортепиано подчинялось ей, как машины – ему. После свадьбы она продолжала играть, но он не участвовал больше ни в одной гонке.

– Почему нет?

– Лишился этой страсти. “На треке нужно быть готовым отправиться в ад”, говорил он, “но как я могу держать туда дорогу, когда побывал в раю?” Ее это смешило. Она молила его посадить ее в одну из тех машин, хотя бы раз, чтобы она могла почувствовать, будто они летели. Но он не желал даже слышать этого, так боялся потерять ее. Словно, в этой жизни, можно было обмануть судьбу...