– Тоже самое касается блесток. Кожа – возможно, но на этом все.

– Значит, практически половина моей одежды никуда не годиться?

– Прости, но да. Тут тебе не Европа, где люди разодеты в пух и прах. Ты должна производить впечатление, будто бы только что вылезла из канавы, но быть сексуальнее, чем все остальные, кто вылез оттуда же.

– Так, ну и что мне тогда одеть? – Меня уже бросало в пот. Тот кто сказал, что собираться на вечеринку это уже половина всего удовольствия, явно не делал этого в Принстоне.

– Давай глянем… покажи–ка мне твои джинсы.

Я бросила три пары джинсов на кровать, с лейблами, названия которых она даже не знала.

– Те, что в середине слишком обычные, ты можешь одевать их на занятия. Так что либо темно–серые, либо облегающие. Я бы одела облегающие. Так сексуальнее.

– Неужели здесь действительно все постоянно носят джинсы, даже на вечеринки?

– В основном. – Рита достала из шкафа черную майку и босоножки на высоких каблуках. – Бесподобно! Только если ты не хочешь использовать все свои сорок процентов на свои ножки. Хотя, будь у меня такие ноги, я бы не стала их скрывать.

На сей раз я полностью потерялась, а Рита начала смеяться.

– Убийственное правило: не открывай больше сорока процентов кожи. Джинсы идут с декольте. К мини–юбке требуются кофточки по крайней мере с рукавом.

Искусство одеваться начинало казаться мне сродни оригинальности. Я и сейчас все еще ощущала это, собираясь отправиться в Кливлендскую башню, разложив на кровати те же три пары джинсов.

Безбашенная, думала я про себя, глядя в зеркало и решая, станет ли черная подводка для глаз перебором. Безбашенная Болгарская Бомба.

Часы на кровати показывали восемь сорок утра.

Я надела облегающие джинсы и несколько секунд спустя вышла за дверь.

ИДТИ К МАГИСТЕРСКОМУ КОЛЛЕДЖУ так рано, это как будто плыть против течения бурной реки: все остальные спешили в противоположном направлении, стремясь добраться до аудиторий вовремя. Я решила пройти не по полю для гольфа, а по Колледж Роуд, чтобы проветрить свою голову перед встречей с ним. Это не сработало. Длинная дорога лишь заставила меня нервничать. Я говорила себе, что возможно он не покажется, возможно его желание провести этот день со мной рассеялось вместе с утренним туманом. Но он был там вовремя. Так же, как и во время исполнения двух сонат Шопена.

Легкой походкой он подошел ко мне за считанные секунды. Я никогда не видела такой походки, как у него – он владел каждым движением, будто контролировал не только свое тело, но и каждый сантиметр земли, которая его окружала.

– Доброе утро, странное создание.

– Доброе утро, пленник.

– Я? – Он наклонился к моему уху, – Я собираюсь пленить тебя, что делает пленницей тебя.

– А что это дает тебе?

– Это вызывает у меня желание прямо сейчас начать твое пребывание в моем плену.

Я попыталась отвести взгляд от его лица. Сосредоточиться. Придумать способ сообщить ему, что я не могу остаться. Что я уже опаздываю на занятия.

– Пойдем. – Он потянулся за моей рукой, но я одернула ее обратно.

– Куда?

– Увидишь.

– Почему ты не можешь сказать мне?

Он достал из кармана пульт для управления сигнализацией, и открытый кабриолет просигналил со стоянки для автомашин у Кливлендской башни.

Теперь я понимала, да. Неудивительно, что он вел себя как хозяин мира, как и те студенты, о которых предупреждала меня Доннелли, которые никогда не подавали никому еды. Возможно накануне он обедал в Проктер Холле, возможно даже я, не подозревая этого, убирала за ним разнос. А теперь я должна все бросить и исчезнуть на день просто потому, что так сказал парень с крутой машиной.

– Прости, но я должна уйти.

– Так быстро?

– Я не могу пропускать занятия. Я уже тебе сказала.

– Не можешь или не хочешь?

– И то, и другое.

– Понятно. – Ни грамма нерешительности. – Это милые игры, но я в них не играю. Не надо ломать со мной комедию. Мы оба знаем, что занятия подождут.

– А ты не подождешь?

– Я не хочу ждать. Я не прекращал думать о тебе все утро.

Все утро? Я не прекращала думать о тебе всю неделю!

– Ты вообще здесь учишься? – Я так предполагала, но большинство моих предположений о нем оказывались ошибочными.

– А что если нет?

– Тогда я понимаю, почему это для тебя не важно.

– Забудь про причину. Пойдем со мной. – Он снова посмотрел на мои губы, не скрывая этого, как и прежде. – Если придется, я дождусь выходных. Но я предпочел бы продолжить наше общение сейчас. Не обязательно весь день, я могу вернуть тебя раньше.

Его голос смягчился. Или возможно его слова о том, что он предпочел бы продолжить наше общение сейчас, заставили меня передумать. Они звучали как обещание. Обещание, о котором я мечтала с тех пор, как увидела его в Александр Холле.

Он взял меня за руку и направился к машине. Это оказался Порше, черный и блестящий.

– Я не знала, что мой плен будет таким… высококлассным.

Он пожал плечами.

– Это просто колеса.

В Болгарии лишь немногие избранные ездят по улицам столицы на дорогих машинах. У моих родителей были такие друзья, и даже у моих друзей выпадала возможность одолжить у своих отцов такую машину, чтобы куда-то съездить. Большинство из этих друзей любило играть на том, что поражало других, «обычных» людей, в частности дорогущие машины были для них просто «колесами». Но в отличие от тех, кто водил такие машины в моем окружении, он действительно имел в виду то, что говорил.

– Куда мы едем?

– Завтракать. – Он открыл для меня дверцу. – Это слишком далеко для того, чтобы идти. Уж поверь мне.

Поверить ему? На каком основании? Но я проигнорировала свой страх и села в машину. Только накануне вечером я провела несколько часов за фортепиано, мечтая об этом моменте, и теперь была близка к тому, чтобы испортить его. Что случится, если я пропущу несколько занятий? Он, вероятно, поступает так же. Или он пропускает работу, что в любом случае гораздо важнее.

Щелкнули автоматические замки. Я попыталась думать о чем-то еще, вести себя так, будто бы я не уезжала с парнем, которого едва знала. Ох уж эта Рита и все ее разговоры о преследовании! Это же Принстон, и все знают, что здесь безопаснее, чем в полицейском участке. Кроме того, если я хотела защищенности и безопасности то, что я делала в чужой стране совершенно одна?

Мы проехали несколько улиц, на которых старые извилистые деревья создавали туннель над нашими головами. Он ехал так же легко, как и ходил, каждое его движение было рассчитано для того, чтобы достичь того эффекта, к которому он стремился. Я посмотрела на его руки на руле – ногти были обкусаны, являя собой поразительный изъян в противовес его прекрасной внешности – и я поняла, что у него тоже, вероятно, бывали плохие дни. Стресс. Напряжение. Вещи, которые его беспокоили или стояли на его пути.

Не успела я заметить, как дома сменились лесами. Зеленые пятна сопровождали нас по обе стороны дороги.

– Куда ты меня везешь?

Он улыбнулся – медленно, наслаждаясь произведенным эффектом. На пару мгновений, пока мое сердце панически билось в моей груди, я подумала о том, что же могло произойти дальше. О вещах, которые этот парень мог сделать со мной. О вещах, которые я видела лишь в кино.

Он нажал на тормоза и завернул на лужайку. Я посмотрела в боковое зеркало – дорога была абсолютно пуста.

Был ли шанс, что боль будет меньше, если она причинена кем-то столь красивым?

Ключ повернулся, заглушив двигатель.

Потом совершенно все стихло.

ТРАВА МЕЧТАТЕЛЬНО КАЧАЛАСЬ на утреннем ветру. Высокая. Густая. Когда он вел меня через нее, она почти достигала моей талии.

Я все еще была смущена, после того, что произошло в машине. Он держал дверцу открытой, пребывая в недоумении, почему я отказывалась выходить.

– Нет? – Он посмотрел на деревья позади него, потом снова на меня. – Что ты думаешь, я сделаю с тобой?