– Так вы тот самый невидимый садовник? Вы сотворили чудо с этим местом.

Сетка морщин покрыла его глаза, когда он начал смеяться.

– Я всего–навсего привратник. Хранитель ключей. Главным образом этой башни.

– Вы храните ключи от Кливлендской башни?

– Кому-то необходимо этим заниматься. Нахождение наверху в ночи уже соблазнило одну или две души на прыжок.

– Самоубийство? В Принстоне?

Мое любопытство расстроило его.

– Такого уже не происходит.

– А когда произошло последнее?

– Последнее? – он заколебался. Либо что-то вспоминая, либо анализируя свои слова. – Скорее всего оно произошло давно. Задолго до того, что происходит сейчас.

Его ответ смутил меня, но он был единственным, который я могла получить. Кивнув в сторону Проктер Холла, он напомнил мне, что я пришла сюда играть, а не обсуждать самоубийства с незнакомцем.

– Спасибо за то, что открыли дверь. Мне повезло, что вы проходили мимо.

– Мне крайне приятно. Как вас величать?

– Теа.

– Теиа… – Новая гласная буква проскользнула между двумя другими, как будто давно утерянный звук завершил музыкальную гармонию. Глаза привратника закрылись, запечатлевая в памяти мое имя.

– А ваше имя?

– Сайлен. Как Сайлент, лишь буква «Т» немая.

Он достал странный инструмент из своего кармана (две соединенные между собой флейты с одним мундштуком), прижал к своим пухлым губам и исчез в лестничном проходе, оставляя за собой отголоски мелодии, чьи неуверенные, воздушные звуки отдаленно напоминали Дебюсси.

Не в силах избавиться от ощущения, что этот человек мне приснился, я потянулась к ручке двери. И на этот раз она послушно поддалась, впуская меня в тишину огромного обеденного зала.

СЛАБЫЙ СВЕТ ТАБЛИЧКИ «выход» освещал фортепиано; остальной зал был скрыт темнотой. Музыка медленно унесла меня в воспоминания: сначала в гостиную моего дома, где я играла точно так же как здесь – в одиночестве, затем в Александр Холл и к силуэту, который я видела там. Твой Шопен – роскошен! Эти слова не покидали мой разум, вызывая в памяти и другие сказанные им мне краткие фразы. Я хотела снова играть для него. Представляла, как он сидит в нескольких метрах от меня, вслушиваясь…

Должно быть я провела там несколько часов. Мои запястья были слишком истощены, чтобы оставаться над клавишами, а мое тело было невероятно, несказанно уставшим. Но я не хотела возвращаться в Форбс, пока нет, поэтому я закрыла крышку фортепиано и опустила на нее свою голову, чтобы немного передохнуть.

Я заснула, поэтому, когда я вновь открыла глаза, мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить где я нахожусь. Снаружи уже был рассвет. Большая часть темноты рассеялась, уступив место окутавшему все туману.

Я направилась обратно через поле для гольфа, едва проснувшаяся и вновь убаюканная – даже на ходу – неожиданно плотным воздухом.

– Почему ты так быстро пытаешься исчезнуть?

Паника и желание сбежать появилось на долю секунды раньше, чем понимание, что побег может только усугубить ситуацию – парень появился рядом со мной. Беспокойные глаза. Взъерошенные волосы. Покрасневшее от бега лицо. Увлеченная своими собственными мыслями, я не заметила приближающуюся сквозь туман фигуру. Но он заметил меня. И теперь он улыбался мне, зная, как и я, что мы были далеки от мира. Наедине. Невидимые. Что никто не услышит крик с поля для гольфа. Не в таком тумане и не так рано.

Почему ты так быстро пытаешься исчезнуть? Я должна была сказать что-то. Хоть что-нибудь.

– Почему бы и нет?

– Потому что я тебе этого не позволю.

Снова эта улыбка. Я отступила на шаг. Потом еще на пару шагов. Он следовал за мной, будто какая-то скрытая сила влекла его в моем направлении. Я встала в ступор, наблюдая за его движениями. Он был безупречен. Сплошная энергия. С грациозной походкой дикой кошки, важно осматривающей свои владения.

– Ты боишься меня? – Эта мысль казалось обеспокоила его, и на сей раз он добавил более мягко. – Не стоит.

Внезапно я узнала этот голос. Этот силуэт. Больше не скрываемый тенью, движущийся на свету с решительностью, которой я не заметила прежде. Мы наконец-то встретились – мой преследователь и я. Не издалека, не в анонимной темноте и не в музее с охраной, готовой выскочить в любую секунду. При свете дня он был еще более поразительным – прекрасный, с совершенной красотой, достойной журнальных разворотов, красотой, которая, я могла поклясться, постоянно ретушировалась, но сейчас он стоял прямо передо мной взъерошенный и настоящий. В его лице сочетались сила и хрупкость. Напряженные, выпуклые скулы. Полные губы, вызывающие озноб при малейшем изгибе улыбки. Небесно–голубые глаза, которые казалось было легко обидеть и в то же время они мгновенно, с такой же легкостью, могли обернуться льдом.

– Прежде я не видел тебя в тумане. – сказал он все еще улыбаясь.

– Такие существа как я выходят только на рассвете. – Я тоже прикрылась шуткой.

– Тогда зачем сейчас делать исключение?

– Возможно это счастливое исключение.

Было невозможно отвести взгляд от его лица. Но я уже видела все остальное и прекрасно помнила его. Сильная, гладкая шея. Обнаженная грудь, поскольку его расстегнутая рубашка свисала над джинсами. И его кожа – прекрасная, почти прозрачная, заставляла его казаться уязвимым и все же стойким.

– Твое исключение поймало меня в плен. – Его глаза изучали мои, как будто ожидая узнать какую реакцию он на меня произвел. – Чем ты занята сегодня?

– У меня занятие фортепиано.

– Пропусти его. Проведи день со мной.

– Не думаю, что смогу.

– Почему нет?

Потому что я не останавливаю свою жизнь ради совершенно незнакомых людей. Я прикусила язык.

– Все не так просто.

– Мы можем сделать это простым. – Он скользил своим настойчивым голубым взглядом по моему лицу, вниз к моим губам, как будто он меня уже целовал. Я не могла двигаться. Не могла пошевелиться. Сердце готово было выскочить, подойди он еще на несколько сантиметров. Но он передумал.

– Ты живешь в Форбсе?

Я кивнула. Тень скользнула по его лицу.

– Я буду ждать тебя в девять. В Кливленде.

– Не сегодня. Возможно если...

– Я буду ждать тебя. – Его пальцы едва коснулись моей щеки, как будто убедившись, что я не иллюзия, которую навел на него туман. – Я рад, что нашел тебя.

Как он и обещал. Но он не нашел меня. Даже не искал. Он всего лишь наткнулся на меня по случайности.

Прежде чем что-то сказать, я убрала из своего голоса упрек, и заявила, констатируя факт.

– На это ушло некоторое время.

– Да, слишком много. Едва ли не целая жизнь.

Затем он скрылся в тумане.

ДЖИНСЫ И СЕРАЯ ФУТБОЛКА – обыденный вариант для остальных – вполне меня устраивал. Я хотела прийти к Кливлендской башне и сказать ему, что не собираюсь прогуливать занятия. Если он действительно намеревался пригласить меня на свидание, то выходные наступят всего через два дня. Но он не был похож на парня, который принял бы отказ, поэтому последнее, что я хотела – это выглядеть так, будто я собралась к нему на свидание.

– Это искусство, Тэш. – объяснила мне Рита пару дней назад, когда мы готовились к вечеринке («это» значило искусство одеваться, соблюдая баланс между гламуром и повседневностью). – Ты должна выглядеть на миллион баксов, но также нельзя заставлять парня думать, что ты слишком стараешься.

– Парни могут думать все, что хотят.

– За исключением одного из них, верно?

– Все они. – Я не могла поверить, что она все еще отпускает намеки на счет парня с концерта. – И все же, что значит «слишком»?

– Это. – Она указала на дальний конец моего шкафа, куда я повесила пару бальных платьев.

– МЧП? Я не думаю. По крайней мере не на улицу.

– М… что?

– Маленькое черное платье.

В уме я добавила эту аббревиатуру к своему тайнику сокращений, рядом с БЛТ⁴, которое я узнала в тот день за обедом. Указательный палец Риты продолжал скользить по вешалкам.