За группой зеркалян виднелись экипажи, напоминающие своим внешним видом старинные земные допотопные автомобили эпохи двигателей внутреннего сгорания. За автомобилями просматривалась довольно ровная и широкая дорога, когда-то покрытая подобием асфальта, но теперь сильно выбитая, в ямах, в проплешинах, заросших ярко-зеленой растительностью, похожей на траву.

Наконец изучение документов было закончено, и анализатор речи сообщил человеческим голосом: — Правительство нашей планеты приветствует собратьев по разуму. Просим следовать за нами.

Оба стража сопровождали землян справа и слева, держа в руках голографические снимки и время от времени сверяя их с осторожно шагающими людьми, будто те вдруг могли неожиданно исчезнуть или же изменить свой облик.

Землян рассадили порознь. Начальник экспедиции не стал возражать. На крайний случай у людей имелась тайная система связи, и они могли общаться друг с другом даже на большом расстоянии.

Не проехали они и четверти часа, как перед вереницей машин вырос шлагбаум. Ехавший впереди один из стражей понес папку с документами землян к вышедшему из придорожной будки третьему зеркалянину-стражу, одетому так же, как первые двое. Тот долго изучал бумаги, а потом прошел вдоль машин и сверил изображение каждого землянина с сидящим в машине оригиналом. Завершив процедуру, страж вернулся к себе в будку и поднял шлагбаум.

То же самое повторилось и при въезде в город, но никто из землян уже не удивился. Только Тхань заметил вслух:

— По-моему, они чего-то боятся.

— Это меры для нашей безопасности, — предположил Тайбарей.

Роми тем временем внимательно изучал устройство автомобиля, дивясь сходству этого устройства с такого рода земными машинами конца двадцатого и начала двадцать первого века. Колеса экипажа в точности повторяли далеко не ровный и гладкий дорожный профиль, и ехать было довольно тряско. Привыкшее почти за два года космического путешествия к мягкости, порой невесомости, тело довольно чувствительно отзывалось на толчки и тряску.

Показались городские строения. Первое впечатление — все это заброшено, давно не ремонтировалось и не обновлялось. И на самой улице, и на домах, и на редких прохожих, робко жавшихся к высоким даже по земным масштабам строениям, лежала печать запустения и равнодушия обитателей города.

Чулков подумал, что это, быть может, так выглядит окраина города и в центре будет повеселее… Кто знает, что тут за общество, возможно, классовое, и машины едут через кварталы, населенные бедняками и отверженными?

Но вот машины выехали на большую площадь, окруженную зданиями, по виду явно общественными. Возможно, что это были правительственные здания. Но и они, быть может даже в большей степени, выглядели запущенными, изношенными, давно не подновляемыми. По всей площади легкий ветер гнал кучу каких-то зеленых листков, оказавшихся при ближайшем рассмотрении обрывками бумаг с письменными знаками.

Машины подъехали к зданию. Это была гостиница. Анализатор речи передал Начальнику экспедиции слова зеркалянина:

— Здесь вы будете жить.

Но прежде чем земляне получили ключи от номеров, им снова пришлось заполнять анкеты-вопросники, нисколько не меньшие, чем те, которые были посланы на космический корабль.

— По-моему, они издеваются над нами, — недовольно произнес Роми, пытаясь вспомнить, где был кремирован его прадед, чтобы ответить на вопрос в анкете.

— Ровно полтора часа ушло, — вздохнул Тайбарей, любивший точность.

— Мы изучим ваши документы, — сказал кривоногий зеркалянин, — а потом встретимся с вами.

Особенности его голоса хорошо передавались анализатором речи. Тон его речи был высок, и на Земле он вполне мог сойти за женский.

«Может, это женщина?» — подумал Чулков.

В комнате над довольно удобной кроватью висел лист, испещренный письменными знаками. Чулков настроил на него свой карманный анализатор и прочитал целый свод правил поведения жильца гостиницы. Прежде всего многое запрещалось: передвигать по своему усмотрению мебель, сверлить стены, наносить на них надписи, менять мощность и силу освещения, более двух раз в сутки пользоваться ванной, устраивать собрания, приводить в номер знакомых без согласования с администрацией и так далее, без конца. Многие из запретов относились к таким действиям, о которых мало кто мог бы догадаться. Так, не разрешалось устраиваться на ночлег в ванной комнате или под кроватью или разбирать устройство, напоминающее старинный земной телевизор.

Усевшись в кресло, Чулков включил устройство и настроил свой речевой анализатор.

Передавали новости. Зеркалянин-диктор с огромными черными глубокими глазами как бы в окуляры вбирал зрителей, и испытывающий при этом неприятное ощущение Чулков уже хотел было выключить экран, как вдруг услышал:

— На сегодняшний день самоубийством покончили жизнь еще семьдесят тысяч человек в разных частях планеты, на тысячу человек больше, чем вчера, — бесстрастно сообщал диктор. — Среди ушедших из жизни в основном люди зрелого, среднего возраста. Меньше всего ушло из жизни детей. Участились случаи ухода из жизни целыми семьями… Сообщение о прилете космического корабля с планеты Земля Солнечной системы будет передано завтра после согласования, редактировании и отбора фактов Главным Управлением Фильтрации Новостей…

Изображение диктора медленно погасло на экране, и комната наполнилась звуками удивительной музыки. Она была грустная, напоминающая чем-то сочинения древних земных композиторов, творивших до двадцатого столетия. Тоска охватывала слушателя, обволакивала его странным ощущением безысходности, тоски по далекому, ушедшему навсегда. Чулков скорее почувствовал, чем догадался, что музыка, очевидно, была как бы реквиемом, посвященным тем семидесяти тысячам ушедших из жизни на этой зеленой планете.

Что за тревожная, тягучая атмосфера окружает жизнь этих очень похожих на земных людей существ, что же в них происходит такое, что десятки тысяч зеркалян уходят из жизни?

Чулков принял душ и соединился с товарищами по системе внутренней связи, о которой подробно объяснялось в Правилах поведения постояльца гостиницы.

Номер Начальника экспедиции был попросторнее, и все собрались вокруг большого овального стола, окруженного полукреслами, напоминающими остатки мебели старинного европейского дворца на планете Земля.

— Итак, каковы ваши первые впечатления и суждения? — спросил Начальник экспедиции, адресуясь сразу ко всем.

Некоторое время в комнате царила тишина, свидетельствуя о том, что определенных суждений пока ни у кого из членов экспедиции нет.

— Ну, что скажешь, Чулков?

Владимир Чулков отозвался не сразу.

— Меня заинтересовало сообщение о том, что за сутки на планете самоубийством покончило жизнь более семидесяти тысяч жителей…

— Мало ли что могло случиться? Может, стихийное бедствие? — пожал плечами Роми Сахни.

— Они все покончили жизнь самоубийством, — сказал Чулков. — И сообщено об этом было так, словно это обыкновенное, рядовое явление, уже ставшее привычным.

Чулков догадался, что никто из членов экспедиции не включал телевизионное устройство в номере, и он рассказал, каким образом он узнал об этом, сказал и о музыке, прозвучавшей вслед за грустным сообщением.

— Интересно, — проронил Григорий Тайбарей, — как это самоубийство может стать привычным?

— Во всяком случае, так мне показалось, — сказал Чулков.

— Меня поразила общая атмосфера запустения и какого-то застоя, — задумчиво произнес Тайбарей. — Словно здешняя жизнь остановилась и даже пошла вспять.

— Жизнь есть жизнь, и какая бы она ни была, она не может пойти вспять, — философски заметил Роми. — Исчезнуть в катастрофической ситуации может. Мы уже довольно насмотрелись такого.

— Фактов пока маловато, — вздохнул Начальник экспедиции. — Будем добиваться того, чтобы нам дали возможность подробнее ознакомиться со здешней жизнью.

— В номерах по нашим правилам запрещено устраивать сборища! — Голос исходил откуда-то из стены, и все от неожиданности вздрогнули. — Просим вас разойтись по номерам!