Погибшим. Но издалека.
Но в сумерках морского дна,
В глубинах тайных, кашалотьих,
Родится и взойдёт одна
Неимоверная волна…
На берег ринется она
И наблюдающих поглотит!
Я посочувствую — слегка —
Погибшим, им, издалека.
[1973]
В день, когда мы, поддержкой земли заручась…
В день, когда мы, поддержкой земли заручась,
По высокой воде, по солёной, своей,
Выйдем точно в назначенный час, —
Море станет укачивать нас,
Словно мать непутёвых детей.
Волны будут работать и в поте лица
Корабельные наши борта иссекут,
Торопливо машины начнут месяца
Составлять из ритмичных секунд.
А кругом — только водная гладь… Благодать!
И на длинные мили кругом — ни души!
Оттого морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в домашней тиши.
Наши будни — без праздников, без выходных.
В море нам и без отдыха хватит помех.
Мы подруг забываем своих,
Им — до нас, нам подчас — не до них,
Да простят они нам этот грех!
Нет, неправда! — вздыхаем о них у кормы
И во сне имена повторяем тайком.
Здесь совсем не за юбкой гоняемся мы,
Не за счастьем, а за косяком.
А кругом — только водная гладь… Благодать!
Ни заборов, ни стен, — хоть паши, хоть пляши.
Оттого морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в уютной тиши.
Говорят, что плывём мы за длинным рублём.
Кстати, длинных рублей просто так не добыть.
Но мы в мope за Морем плывём
И ещё — за единственным днём,
О котором потом не забыть.
И когда из другой, непохожей весны
Мы к родному причалу придём прямиком,
Растворятся морские ворота страны
Перед каждым своим моряком.
Здесь кругом — только водная гладь… Благодать!
И вестей никаких, сколько нам ни пиши.
Оттого морякам тяжело привыкать
Засыпать после качки в уютной тиши.
Всякий раз уплываем, с землёй обручась,
С этой самою верной невестой своей.
Но приходим в назначенный час,
Как бы там ни баюкало нас
Море — мать непутёвых детей.
Вот маяк нам забыл подморгнуть с высоты —
Только пялит глаза, ошалел, обалдел:
Он увидел, как траулер встал на винты,
Обороты врубив на предел.
А на пирсе стоять — всё равно благодать!
И качаться на суше до крика души.
Нам, вернувшимся, не привыкать
После громких штормов к долгожданной тиши.
[1973]
ДВА СУДНА
Всему на свете выходят сроки,
А соль морская въедлива, как чёрт.
Два мрачных судна стояли в доке,
Стояли рядом, просто к борту борт.
Та, что поменьше, вбок кривила трубы
И пожимала баком и кормой:
— Какого типа этот тип? Какой он грубый!
Корявый, ржавый — просто никакой.
В упор не видели друг друга
оба судна,
Возненавидели друг друга
обоюдно.
Он в аварийном был состоянье,
Но и она — не новая отнюдь.
Так, что увидишь на расстоянье, —
С испуга можно взять и затонуть.
Тот, что побольше, мёрз от отвращенья,
Хоть был железный малый с крепким дном,
Все двадцать тысяч водоизмещенья
От возмущенья содрогались в нём.
И так обидели друг друга
оба судна,
Что ненавидели друг друга
обоюдно.
Прошли недели, их подлатали,
По ржавым швам шпаклёвщики прошли
И ватерлинией вдоль талий
Перевязали эти корабли,
И медь надраили, и краску положили,
Пар развели, в салонах свет зажгли.
И палубы, и плечи распрямили
К концу ремонта эти корабли.
И в гладкий борт узрели
оба судна,
Что так похорошели —
обоюдно.
Тот, что побольше, той, что поменьше,
Сказал, вздохнув: — Мы оба не правы!
Я никогда не видел женщин
И кораблей прекраснее, чем вы!
Та, что поменьше, в том же состоянье
Шепнула, что и он неотразим:
— Большое видится на расстоянье,
Но лучше, если всё-таки вблизи.
Кругом конструкции толпились,
было людно,
Но оба судна объяснились
обоюдно!
Хотя какой-то портовый дока
Их приписал не в тот же самый порт,
Два корабля так и ушли из дока,
Как и стояли, — вместе, к борту борт.
До горизонта шли в молчанье рядом,
Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям.
Махала ласково ремонтная бригада
Двум не желающим расстаться кораблям.
Что с ними? Может быть, взбесились
оба судна?
А может, попросту влюбились
обоюдно!
Если где-то в чужой, неспокойной ночи…
Если где-то в чужой, неспокойной ночи
Ты споткнулся и ходишь по краю,
Не таись, не молчи, до меня докричи —
Я твой голос услышу, узнаю.
Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи —
Потерпи! — я спешу и усталости ноги не чуют.
Мы вернёмся туда, где и воздух, и травы врачуют,
Только ты не умри, только кровь удержи.
Если конь под тобой, — ты домчи, доскачи, —
Конь дорогу отыщет, буланый,
В те края, где всегда бьют живые ключи,
И они исцелят твои раны.
Где же ты? — взаперти или в долгом пути,
На развилках каких, перепутиях и перекрёстках?
Может быть, ты устал, приуныл, заблудился в
трёх соснах
И не можешь обратно дорогу найти?
Здесь такой чистоты из-под снега ручьи —
Не найдёшь, не придумаешь краше.
Здесь цветы, и кусты, и деревья ничьи,
Стоит нам захотеть — будут наши.
Если трудно идёшь, по колено в грязи
Да по острым камням босиком, по воде по студёной,
Постаревший, обветренный, дымный, огнём опалённый,
Хоть какой, — доберись, добреди, доползи.
Люблю тебя сейчас …
Марине Влади
Люблю тебя сейчас
Не тайно — напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом — не хочу, а в будущем — не знаю.
В прошедшем — «я любил» —
Печальнее могил, —
Всё нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил, любовь ещё, быть может…»
Так говорят о брошенном, отцветшем, —
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленье, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».
Люблю тебя теперь
Без обещаний: «Верь!»
Мой век стоит сейчас — я вен не перережу!
Во время, в продолжение теперь —