Ветер по-прежнему шумел за окном, дождь стучал в стекло. Судя по всему, на улице холодно, подумала Клэр, а здесь так тепло…
Как прекрасно, что можно прижаться к Алану и чувствовать себя под его защитой в полной безопасности! Пусть это не продлится долго, но сейчас ее это не беспокоило. Она уже забыла, когда в последний раз ощущала, что о ней заботятся… если вообще когда-нибудь ощущала.
— Не беспокойся ни о чем, — прошептал Алан.
Он ласково гладил Клэр, разжигая огонь, который, казалось, и не затухал, а просто превратился в тлеющие угольки, ожидающие легкого дуновения, чтобы вновь ярко вспыхнуть.
И когда руки Алана разожгли пламя во всем ее теле, Клэр почувствовала, что он тоже возбужден и с трудом сдерживает себя… Он действительно хотел ее снова. Эта мысль принесла ей несказанную радость, Клэр ощутила себя легкой, воздушной и прекрасной. И очень смелой.
Она дотронулась до груди Алана и погладила. Сначала робко, но хриплый шепот одобрения делал ее все более бесстрашной. Какой он теплый и гладкий! Его кожа и волосы так не похожи на ее собственные, и это почему-то доставляет ей ни с чем не сравнимое удовольствие…
Тело Алана было крепким и гибким, и простое поглаживание его будило и Клэр давно забытые ощущения. Она уже и забыла, какой возбуждающей может быть мужская твердость в противоположность ее собственной мягкости.
— Ты такая сладкая! — шептал Алан ей на ухо. — Боже, милая, твои прикосновения сведут меня с ума…
Ее уверенность росла очень быстро. Каждая ласка, которую Клэр посмела подарить, встречалась с таким горячим одобрением, с таким очевидным удовольствием, что ее руки начали свободно странствовать по телу Алана. Пир сладких ощущений!
Алан вдруг перевернулся на спину, увлекая Клэр за собой. Это было так неожиданно и непривычно для нее, что она на миг растерялась. Но в тусклом золотистом свете, льющемся через дверь из коридора, увидела улыбку на губах Алана и сразу успокоилась.
— Сюда, любимая.
Клэр послушно придвинулась, и, когда сделала это, ее груди легли в чаши ладоней Алана. И снова будто электрический ток пронзил ее, заставляя двигаться в самом невероятном и дразнящем танце.
— Вот так, милая, — шептал он. — Вот так.
Клэр забыла свое смущение, ее тело отвечало на каждый позыв. Она чувствовала себя невероятно женственной, невероятно сексуальной! Все ее сомнения расплавились во всепожирающем огне желания. Она снова принадлежала Алану, и он каким-то образом заставил ее считать себя единственной женщиной в мире, с которой ему хотелось быть.
— Быстрее…
Он, должно быть, совсем негромко произнес это слово, а может, оно возникло в ее собственном мозгу… Клэр уже не контролировала себя, она только безоглядно соучаствовала.
— Сильнее…
Это мог быть и ее голос, но она не была уверена, да и какое это имеет значение?!
— Поднимись!
— Да…
— Еще, Клэр… Еще…
Было это командой или мольбой, Клэр не знала, да и не хотела знать. Но слова Алана действовали на нее чудодейственным образом и, словно упругая пружина, то возносили вверх, то опускали вниз, удерживая в мире ослепительного забвения и счастья.
Все произошло неожиданно. Внезапно Алан судорожно выгнулся, наполнив Клэр огнем от взрыва. Она запрокинула голову, почувствовав вкус последнего мига обладания, познав настоящую радость второй раз за эту ночь…
Алан считал ее сексуальной и не обманулся в своих ожиданиях.
Она действительно оказалась настоящей женщиной…
Потом можно будет и поплакать, освобождаясь от боли и напряжения, которые мучили Клэр столько лет. А сейчас любовь унесла ее прочь от всех забот — туда, где не существует ничего, кроме двух сплетенных тел. Она лишь смутно осознавала, что оказалась в этом мире не одна…
11
— …Как ты будешь жить, если поможешь этому мерзавцу выкарабкаться?
Этот вопрос долетел до ушей Клэр, когда она утром в понедельник шла от стоянки к больнице. Но к подобным выкрикам и угрозам она уже начинала привыкать. Впрочем, у нее появились и робкие защитники. Очевидно, именно ее имел в виду преподобный Фромберг, когда в воскресной проповеди осторожно упрекал тех, кто осуждает действия адвокатов. Он напомнил своей пастве, что каждый считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана, и что любой человек имеет право на защиту. Клэр оценила моральную поддержку священника, хотя и замечала, что злых взглядов, обращенных на нее, не на много убавилось.
Вчера днем она была очень рада, что Алан решил сопровождать ее в бакалейный магазин. Без него она испугалась бы до полусмерти, когда три ковбоя начали отпускать ей вслед грязные замечания. Клэр не знала, кто они такие, и не могла быть уверена, что они ограничатся лишь руганью. По крайней мере, с виду они напоминали тех, кого она обычно защищала на процессах в связи с пьянством или нарушением общественного порядка. Нельзя сказать, что Клэр не была готова к подобным выходкам, но радовалась, что и сейчас Алан идет с ней в больницу.
Клэр до сих пор до конца не верила, что кто-то в самом деле причинит ей зло… Да, изнасилование ребенка одно из самых отвратительных преступлений, которые когда-либо совершаются. Да, преступник должен попасть за решетку и пребывать там до конца своих дней. Но до тех пор, пока подозреваемый не будет признан судом присяжных преступившим закон, он считается невиновным! И имеет право на защиту.
Мысли Клэр постоянно крутились вокруг одного и того же, она сама себе напоминала заигранную пластинку. Самое неприятное, что Клэр понимала: если уже сейчас все так плохо, то потом будет еще хуже. Может быть, бредовая мысль нанять телохранителя не была такой уж бредовой?
Лотти Дедрик, одетая в нарядную розовую пижамку, сидела в постели и играла с куклой. Рой Полтхем стоял у кровати, разговаривая с матерью девочки. Алан остался ждать в коридоре, так как и Рой, и Клэр боялись, что присутствие чужого мужчины может испугать ребенка. Мать Лотти холодно кивнула Клэр, отошла в угол палаты, присела там и раскрыла журнал.
— Это Клэр Келтон, Лотти, — сказал девочке Рой, широко улыбаясь. — Ты, наверное, встречала ее в церкви?
Лотти кивнула.
— Много раз.
— Прекрасно. Мы хотим задать тебе несколько вопросов. Позже мы, возможно, приведем еще одну тетю, чтобы ты тоже на нее посмотрела. Она — секретарь суда. Ты когда-нибудь смотришь телевизор? Так вот, это женщина, которая сидит около маленькой печатной машинки в суде и печатает на ней все, что говорят люди.
Лотти снова кивнула, но нельзя было сказать, насколько она понимала, что от нее хотят. Может быть, она как послушная девочка просто старалась угодить взрослым.
— Очень важно, — продолжал Рой, — чтобы ты сказала правду, деточка. Ты знаешь о том, что нужно говорить правду?
Это были те вопросы, которые судья задаст Лотти, чтобы определить, может ли она выступать как потерпевшая. Клэр внимательно наблюдала за девочкой.
— Мама говорит, что всегда нужно говорить правду, — сказала Лотти, слабо улыбнувшись Рою. — Тогда я буду хорошей девочкой и Бог не рассердится на меня.
— Это правильно. Ты не должна лгать. А ты знаешь, что такое ложь?
— Когда я что-нибудь выдумываю?
— Не совсем так, маленькая. Ложь — это когда ты говоришь что-нибудь такое, чего на самом деле не происходило.
Лотти понимающе кивнула.
— Давай проверим, все ли ты поняла правильно. Попробуй мне сейчас солгать.
Лотти наклонила голову и поджала губы.
— У меня есть дог оранжевого цвета.
И Рой, и Клэр улыбнулись.
— А в чем заключается неправда, Лотти?
— На самом деле он белый с черными пятнами. Догматский.
— Далматский, — торопливо поправила миссис Дедрик. Стало очевидным, что она внимательно прислушивается к разговору.
— Значит, правда, что твой дог — черно-белый, а совсем не оранжевый?
— Да.
Рой заговорил с малышкой о самых обычных вещах: о школе, о церкви, о том, что бы она хотела получить в подарок на день рождения… А когда Лотти, казалось, совершенно успокоилась, ненавязчиво начал подводить разговор к похищению.