Ник долго смотрел вслед трём фигурам с карабинами, чётко выделяющимся на фоне затухающего неба, пока они не растаяли в темноте.

— Убежали, да? Скрылись, да? — запричитал чиновник. — От нас не скроешься! — И снова тоненько заголосил: — Отдайте брю-у-ки!

Седой старик положил руку на плечо Нику и сказал:

— Так надо, малыш. В джунглях они будут в безопасности. Чиновник обязательно донёс бы на них. Уж он-то запомнил, кто разоружил охрану и посадил его в лужу. Да и Выпей Тут, чтоб ему пусто было, всё видел!.. Но ты не бойся, их не найдут. Никто не знает джунгли лучше, чем твой отец! — Старик закашлялся. — Сам ты тоже поскорей уходи, а не то, не ровен час, схватят тебя как заложника. А за нас не волнуйся. Нам за чиновника ничего не будет. Мы его и пальцем не тронули. Спеши, сынок.

— Мы уйдём вместе с Дождём, — сказал Ник. — Он обещал проводить меня до столицы. К моему дяде.

Внезапно послышался приближающийся шум мотора.

Шум нарастал. Ближе, ближе… И вот из-за поворота выскользнула длинная машина. Лучи выхватили из полумрака стволы пальм, затем замершую в тревожном ожидании толпу, пробежали по стенам харчевни и застыли на луже, в которой сидел чиновник в очках.

Машина остановилась, пронзительно вскрикнули тормоза.

— Караул! На помощь!! Спасите!!!

Чиновник завопил так истошно, что свинья, дотоле невозмутимо воспринимавшая его причитания, вдруг завизжала. Со звуком пушечного выстрела она вырвалась из сковывающей её грязи и, ошалев от слепящего света, с рёвом бросилась на машину.

— Назад! Не сме-е-ей! — раздался из машины хриплый голос сеньора Буль Буреса.

Но было поздно. Свинья, как мощный таран, врезалась в радиатор. Удар! И свинья, и машина, словно резиновые, отлетели друг от друга. От сотрясения открылась дверца, и на дорогу выпал трактирщик Выпей Тут.

— Я ни при чём, я ни при чём, — забубнил он и снова юркнул в машину, но тут же от мощного толчка вылетел обратно: из машины вылез Буль Бурес с ручным пулемётом в руках, а следом за ним — трое надсмотрщиков с карабинами и Пень Колодус с большой ракетницей.

Толпа бросилась прочь.

— Стой! Стой! — Буль Бурес и надсмотрщики помчались наперерез.

Один только Дождь остался на месте. Он по-прежнему невозмутимо смотрел на часы и время от времени подливал в лужу воду.

Ник высунулся из-за угла кофейни.

— Дождь, нам пора. Бежим!

— Ещё немного, и я готов, — последовал спокойный ответ.

Выпей Тут, опасливо косясь на него, шмыгнул на веранду и принялся развязывать карабинеров, туго спелёнутых бельевыми верёвками.

Перед Дождём вырос Пень Колодус и навёл на него ракетницу:

— Кто такой? Такой — кто? Нет, ты какой-то не такой. А ну, признавайся!

— Пятьдесят пять, пятьдесят четыре… — продолжал считать Дождь, внимательно следя за секундной стрелкой и не обращая на него ни малейшего внимания.

— Я тебя спрашиваю! — побагровел Пень Колодус.

— Пятьдесят, сорок девять, сорок восемь…

— Я кому говорю?! — свирепо раздул усы Пень Колодус и взвёл курок — раздался сухой щелчок, как будто раскололи грецкий орех.

— Тридцать шесть, тридцать пять…

— Ты меня слышишь или ты меня не слышишь? — чуть не плача вскричал Пень Колодус, размахивая ракетницей.

— Двадцать восемь, двадцать семь… Отодвиньтесь, пожалуйста, вы мне мешаете! Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать…

Пень Колодус чуть не зарыдал. Он почувствовал себя беспомощным и одиноким. Весь его напор разбивался о невозмутимость этого коротышки в красном колпаке, которого, казалось, можно убить щелчком. Ему даже стало жалко себя. «Разве мне доставляет удовольствие бегать по ночам с этим идиотским пистолетом?» — подумал Пень Колодус. Дело в том, что он страшно боялся огнестрельного оружия. Это случилось после того, как он однажды во сне машинально нажал на курок револьвера, лежавшего под подушкой, и прострелил себе ухо. Хоть серьгу носи!

Надсмотрщикам удалось подогнать к харчевне лишь несколько дряхлых стариков. Все остальные жители скрылись в дремучих зарослях сахарного тростника и там затаились, выжидая, когда улягутся страсти.

— Аут! — громко объявил Дождь, спрятал часы в карман, сладко потянулся и… повис в воздухе над головой управляющего.

— А! — вздрогнул Пень Колодус и зажмурился.

Когда он открыл глаза, странного человечка уже не было видно.

— Верни-и-ите брю-у-ки! — снова заголосил чиновник.

Сеньор Буль Бурес стоял на краю лужи и, невольно задыхаясь от смеха, смотрел на чиновника.

— Я тебе посмеюсь! — взвизгнул чиновник. — Я тебя тоже запомню!

— Что?! — заревел Буль Бурес. — Мокрица! Встань, когда со мной говоришь!

Его властный тон подействовал на чиновника отрезвляюще.

— Виноват, — вздрогнул чиновник и, продолжая сидеть, попытался вытянуть руки по швам. — Я не могу встать! — И снова жалобно: — Верните мне брю-у-ки!

Внезапно послышалось какое-то странное негромкое жужжание, и на голову чиновника упали те самые брюки, о которых он уже и не смел мечтать. Все задрали головы вверх. Жужжание стихло. Только загадочно шелестели листья деревьев.

Буль Бурес направил пулемёт на пышную крону одной из пальм:

— Кто там?.. Слезай!

Ни звука.

Та-та-та-та! Пулемётная очередь вспорола тугие листья, какой-то загадочный тёмный предмет отделился от пальмы. Трах! — и Буль Бурес, уронив пулемёт, свалился как подкошенный. Рядом валялся кокосовый орех, из сквозных пулевых отверстий которого струился сок.

Надсмотрщики подхватили Буль Буреса под руки. Он раскрыл глаза и простонал:

— Я убит?

— Ранены, — ответил Выпей Тут, обмакнув свой носовой платок в грязной луже и приложив к внушительной шишке на голове сеньора.

А Пень Колодус стоял разинув рот. Он готов был поклясться, что над кофейней на фоне луны промелькнул силуэт загадочного человечка с игрушечной лейкой, того самого, который совсем недавно сидел на перилах веранды.

Выпей Тут подскочил к Пень Колодусу:

— А где этот… в колпаке?

— Улетел, — задрожал управляющий.

Выпей Тут опять кинулся на веранду, проскочил мимо солдат, с кряхтеньем растирающих одеревеневшие мускулы, и заперся на кухне.

Чиновник наконец выбрался из лужи. Он долго расшаркивался перед Буль Буресом и, словно не веря глазам своим, нет-нет да и поглядывал на мокрые брюки, обтягивающие его костлявые ноги.

Сеньор Буль Бурес учинил допрос старикам, которых удалось задержать надсмотрщикам. Но старики молчали и переминались с ноги на ногу, разыгрывая из себя нелюдимых деревенских простофиль.

В качестве обвинителей, свидетелей и потерпевшей стороны выступили чиновник и его злополучная охрана. Битый час они кричали, топали ногами и брызгали слюной. Но хотели они того или нет, им всё же пришлось признаться, что главные виновники скрылись в джунглях — в деревне их нет.

— Они смеялись надо мной и показывали на меня пальцами, — вот и всё, в чём мог обвинить чиновник остальных жителей деревни.

— Я тоже над вами смеялся, — буркнул Буль Бурес, щёлкнув затвором пулемёта. — Может, у вас есть улики посущественней?

У него страшно чесались руки устроить небольшой показательный расстрел. Пусть эти олухи знают, как зариться на его землю! И Буль Бурес злился на идиота чиновника, который пункт за пунктом рассказывал всё, как было, и боялся выдумать что-нибудь такое, что дало бы предлог для расправы. Чиновник был страшный трус. Во-первых, он опасался последующей мести — мало ли что может случиться! Во-вторых, присутствие первого заместителя Главного Министра, как ни странно, совершенно не вдохновляло на ложь. Про себя чиновник рассуждал довольно здраво: в наше тревожное время министры приходят и уходят, а чиновники остаются и расхлёбывают кашу, которую те заварили. Чиновник боялся ответственности.

Так что тот седой старик был прав, когда говорил Нику, что с ними ничего не смогут поделать, потому что смеяться никому пока ещё не запрещено. Правда, Буль Бурес в ярости угрожал, что вызовет войска и арестует всех, вплоть до грудных детей. Но в эту угрозу, пожалуй, никто не верил, даже сам Буль Бурес. Он тоже боялся ответственности, особенно тогда, когда её не на кого свалить! И новоявленный первый заместитель Главного Министра, сознавая своё бессилие, решил отыграться на… жилищах отца Ника и его друзей.