— Да, да, конечно, — ответил он дроиду на том конце. — Через десять минут. Я иду.

Нельзя заставить его ждать. Уж чем Ринанн был силен, так это пунктуальностью. Все же он задержался на секунду у голоотражателя, прокрутив свое изображение на 360 градусов, дабы убедиться, что все складочки на его одеянии лежат безупречно и галстук расположен строго посередине между шейными складками. Потом наклонил отражение на сорок пять градусов, проверяя, причесаны ли волосы на ушах. После чего, наконец, заставил себя выйти из комнаты, сожалея, что не хватило времени отполировать рожки. По дороге он заметил, что один из узоров на стене сместился в сторону на миллиметр, но удержался и вышел, не поправив украшение.

Как и у большинства эломинов, страсть Ринанна к чистоте и порядку граничила с фанатизмом. Именно это сделало его прекрасным кандидатом на пост референта, и Ринанн действительно ревностно относился к своим обязанностям. Он сознавал, что ему необыкновенно повезло: когда император пришел к власти, большинство представителей его расы обратили в рабство и заставили работать в адских условиях грязных фабрик и работных домов в индустриальных районах Корусканта. Та же судьба ждала и Ринанна, но, к счастью, в последний момент его освободили. Он по — прежнему чувствовал себя погруженным в пучину безумия и беспорядка — спасти его могло только возвращение на Элом — но понимал, что все могло обернуться в тысячу раз хуже. И еще может обернуться, если он будет плохо выполнять свои обязанности.

По плавно изгибающемуся коридору Ринанн дошел до турболифта. Даже в такой час вокруг было полно народа — в основном людей, хотя эломин заметил одного ортолана и пару забраков. Почти все, проходя мимо, избегали его взгляда.

Ринанн поднялся на экспресс — лифте на девяносто пятый уровень. Эта часть дворца была обставлена скромно: белые стены, лишь изредка украшенные лепниной или резной балкой над дверью, что только подчеркивало строгость интерьера. Ринанн одобрял такой стиль в архитектуре. Чем меньше выкрутасов, тем меньше места для безвкусицы.

Чтобы быстро понять чью — то расу, считал Ринанн, достаточно взглянуть на ее архитектуру. Вот, к примеру, Корускант. Его элитные кварталы, в большинстве своем спроектированные людьми, характеризовались четкими, стремительными линиями, а также сочетанием древних сооружений, таких как пирамиды и минареты, с самыми современными технологическими и механическими мотивами. Это свидетельствовало о памяти, уважении к прошлому и одновременно об устремленности в будущее. Но на этом хороший вкус оканчивался. Город не представлял собой единого целого. Симметрии и других признаков гармонии было очень мало, любой заложенный в архитектуре смысл был в лучшем случае бесформенным и беспорядочным, в худшем — анархичным. Совсем как его творцы.

Ринанн презирал людей. Они не были созданы для порядка, всюду они оставляли после себя лишь хаос и безумие. Словно порча, расползшаяся по всей Вселенной. По правде сказать, как и другие существа, даже дикие пещерные эломы на родной планете Ринанна. Но люди были хуже всех по той простой причине, что от них просто не было проходу. Ринанн, как и большинство представителей его народа, причислял себя к единственной действительно цивилизованной расе в галактике.

Однако, грустно думал он, шагая по коридору, раз уж людская раса распространилась по галактике, став самой многочисленной из разумных видов, бороться с людьми было бессмысленно — тем более что часто именно они оказывались у руля. Как сейчас. В конце концов, не вызывало сомнений, что он, Ринанн, устроился лучше, чем мог бы в любом другом месте. Даже если бы ему не предоставили роскошную одежду, немалое жалование и комфортабельную квартиру, Ринанн пошел бы на эту должность по одной — единственной причине: она давала возможность изучать тайны Силы.

Сила завораживала эломина. Будучи лишенным способности чувствовать ее, Ринанн порой ощущал себя слепцом, который может лишь слушать про то, как кто — то зрячий описывает дар зрения. На первый взгляд Сила могла показаться абсолютным орудием хаоса и разрушения, особенно в руках адепта темной стороны. Но стоило присмотреться, и под неспокойной поверхностью открывался внутренний порядок, как безмятежные глубины под бушующими волнами. Безусловно, Сила даровала джедаям определенное спокойствие и изрядную смелость. Он никогда не слышал о джедае, умершем бесчестно или бесславно. Временами — вот как сейчас, когда при мысли о разговоре с господином четвертый желудок завязывался в узел, — Ринанн завидовал джедаям, которые могли использовать Силу как успокоительное.

Но сейчас не время бередить раны. Нужно контролировать разум и тело. Ему не спустят нерешительность и неуверенность.

Неожиданно быстро Ринанн оказался перед дверью.

Он поймал себя на том, что задыхается. При частом дыхании его лицевые рожки начинали дрожать. Огромным усилием он заставил себя успокоиться… по крайней мере, создать видимость спокойствия.

Ринанн вошел внутрь. Вестибюль, по его мнению, был небольшим — впрочем, даже Большой зал приемов был недостаточно большим, чтобы обеспечить безопасное расстояние между ним и господином. Эломин невольно залюбовался интерьером — сводчатый потолок и плавные линии стен действовали успокаивающе. Никакого намека на загроможденность: несколько стульев, небольшой диван и низкий стол — вот и все, что увидел Ринанн. Цвета были приглушенными, невидимые лампы излучали мягкий свет. Во всех отношениях это была бы красивая и уютная комната — если бы не существо, вошедшее через противоположную дверь. Тот, кто спас Ринанна из рабства. Тот, кто дал ему завидную работу и назначил хорошее жалование. Тот, кому он был обязан всем.

Тот, кого Ханинум Тик Ринанн боялся больше всего в галактике.

— Присаживайся, Ринанн, — сказал Дарт Вейдер.

— Думаю, пора посмотреть реальности в глаза, И–5, — заявил Ден.

— Которой из них? Существует астрономическое число всевозможных параллельных миров.

Ден подумал, не треснуть ли ему приятеля хорошенько, но, поскольку бить было нечем, передумал. Не стоило расквашивать кулак — он знал по опыту, что кончится именно этим. И–5 был устаревшей моделью, но его дюрастальной корпус от этого не стал менее прочным.

Дроид и салластанин шли по аллее, известной здесь как улица Слэна, возвращаясь в ту дыру, в которой они жили. Стоило только подумать об этом месте, с протекающим освежителем и пауканами такого размера, что некоторые из них могли столкнуть Дена с кровати, как ему все больше хотелось попросить И–5 разнести в пыль этот меблированный сарай с астрономическими ценами.

К счастью, улица Слэна хотя бы была нормально освещена и относительно безопасна, по сравнению с другими улицами Алого Коридора. Сюда надо добавить тот факт, что местные бандиты отдавали должное И–5 за его аккуратность в обращении с лазерами, встроенными в указательные пальцы. Ден был уже трезв — как он и сказал бармену, салластан действительно сложно напоить, и соответственно они легко оправлялись от опьянения без тяжелого похмелья. С ясностью сознания пришла и мысль, что надо быть настоящим дураком, чтобы ошиваться по барам в таком районе в такой час. Хорошо, что И–5 пошел его искать.

Тем не менее Ден считал своим долгом открыть другу глаза. Точнее, фоторецепторы.

— Мы сделали все, что могли, — заявил он, когда они миновали потертую будку голоигр, переливающаяся трехмерная реклама которых сулила неземные удовольствия. — Но пора бы тебе уже признать, что мы исчерпали все возможные способы поиска. Даже те, о которых вслух не говорят. Если Джакс Паван жив и все еще на Корусканте, найти его не легче, чем иголку в стоге сена.

Дроид молчал. Ден поднял взгляд. Лицо И–5, конечно же, было бесстрастной и неподвижной металлической маской. Но за много лет дроид поразительно хорошо наловчился подражать выражениям лица. Слегка меняя угол наклона и яркость фоторецепторов, используя язык жестов и движений, И–5 умел копировать человеческую мимику с изумительной точностью. Это и было главной причиной того, что многие, кто был знаком с дроидом, включая самого Дена, считали И–5 скорее живым существом, нежели машиной.