"Мы не подумали о том…"
Мы не подумали о том,
Хоть и нетрудно догадаться,
Что если поджигают дом,
То страшно
В доме оставаться.
Игра любви,
Игра до слез.
Довольно бы,
Но поздно…
Поздно…
И начинается всерьез,
Что начиналось
Несерьезно.
И сердится по доброте,
И упрекает:
"Грубый!.. Грубый!.."
А губы ищут в темноте
Уже заждавшиеся губы…
И запоздалое "уйди",
Но молодость,
Но звезды с нами…
И я прижал ее к груди,
Как потухающее пламя.
"Как второе пришествие…"
Как второе пришествие,
Как сто крыльев на взлете,
О веселое сумасшествие
Торжествующей плоти!..
Нежность
До первозданного
Побледнения лика,
До глухого, гортанного
Лебединого клика.
И восторг
До отчаянья,
До высокого очень,
До немого молчания...
До безмолвия ночи.
Лебедь
Крылья разбросила,
Замедляя движенье…
Как на заводи озера,
Ты — мое отраженье.
"Как наяву точь-в-точь…"
Как наяву точь-в-точь,
Шальное сердце билось.
Подряд из ночи в ночь
Ты, грешная, мне снилась.
Шептала: "Помолчи!..
Не предавай огласке…"
И были горячи
Неистовые ласки.
Но взял я не свое.
Под ласками моими
Чужое, не мое
Ты повторяла имя.
Я скованный лежал,
Стыдясь тебя коснуться,
Как будто крепко спал
И не хотел проснуться.
"Измаянная тишиной…"
Измаянная тишиной,
Мысль за тобою гонится.
За радость ночи
Той,
Одной,
Плачу
Сплошной бессонницей.
За страсть,
Сжигавшую дотла,
Я б согласился с карою,
Что узаконена была
Царицею Тамарою.
Счастливец
Много ли терял,
Когда от стона светлого
С ее груди
Летел в Дарьял,
Уже ко стону
Смертному.
И знал он,
Брошенный на дно.
Что после расставания
Его убили б все равно
Потом
Воспоминания.
Не длил бы я
Постылых дней,
Когда бы не иллюзия,
Что ты нежней,
Что ты умней,
Добрей царицы Грузии.
ОСТАВЬТЕ МНЕ ТАЙНУ…
Какое же диво
В твоих, Руставели, словах:
Века отшумели,
А слово
Все в тех же правах.
Века отзвучали,
А слову
И жить и звучать.
Кем был ты,
Как жил ты, —
Не знаю.
А надо ли знать?
Над миром тревожным
Ты крылья любви
Распластал.
Ты Индию левым,
Аравию правым достал.
У нас и поныне
Сердца и горят и болят,
У нас и поныне
Над сердцем
Царицы царят.
У нас и поныне
Усладу другие берут,
У нас и поныне
Кровавые слезы текут.
Прости мне, Шота,
Что, влюбленный,
В порыве страстей
Любимую славил
Превыше царицы твоей.
Прости мне, Шота,
Что забылся
В своей похвальбе,
А помнил лишь право
Любовью быть равным тебе.
Не знаю,
Кем был ты,
Как жил,
Но, читая твой стих,
Тебя создаю я
По страсти героев твоих.
Как бог триединый,
Во всех ты героях един:
В любви Антандила
И в нежных очах Тинатин.
Ты в каждой слезинке,
В кровинке
Отверстых их ран,
В тоске Тариэла
И в муках Нестан-Дареджан.
А что мне с того,
Что в чужом
Палестинском краю
Однажды найдут
Долговую расписку твою?
Унижен ли был ты,
Оболган ли был ты за труд?
Да мало ли лгали…
И многих еще оболгут!
Ах, что мне догадки!
В твой век, Руставели,
И в наш
Доподлинна песня,
А все остальное —
Мираж!
Во имя той песни,
Что пели мы все
И не спели,
Оставьте мне тайну
Великой судьбы
Руставели!