А потом рядом оказался Рошар, и они вместе освободили Арина из-под тела тигра.

Арин, задыхаясь, лежал в грязи. Рошар тяжело опустился возле него. Предплечье принца было разодрано в клочья, он аккуратно прижимал к себе руку, согнув ее в локте, с которого стекала кровь.

Арин закрыл глаза и увидел глаза тигра. Тогда он открыл свои. Он увидел лабиринт тростника и скользкую грязь под щекой.

Рошар втянул в себя воздух. На одно причудливое мгновение Арин подумал, что звук, который он услышал следующим, тоже исходил от принца.

Царапающий плач. Мяуканье.

О нет. Арин знал, кто это. Он зажмурил глаза, чтобы не смотреть.

— Тигренок, — произнес Рошар.

И Арину пришлось посмотреть. Из ломаного тростника, утопая передними лапами в грязи, выбрался тигренок. Он взглянул на свою неподвижную мать и жалобно заплакал.

Арина пронзило болью. Он почувствовал грязь во рту.

В его сознании возник образ мальчика. Рыдающего и молящего. Тянущего за руку мертвой матери. Тянущего за ее длинные, покрытые кровью темные волосы. Тогда руки Арина были маленькими. Но в них появилась неожиданная сила. Он изо всех сил сжимал кулачки. А потом убийца матери оттащил его прочь.

Арин выдохнул, избавляясь от воспоминания. Он подавился воздухом, будто то была завязанная узлами веревка, и закашлялся, утирая с лица грязь и выплевывая изо рта ее остатки.

— И что же с тобой делать, — проговорил Рошар, глядя на тигренка. Тот завяз в грязи, уйдя в нее по самое тельце.

— Оставь его.

Рошар не ответил Арину. Он пробрался к тигренку через болотистый тростник и поднял его здоровой рукой.

* * *

— Брат, ты сошел с ума, — сказала королева.

— Он любит меня, — возразил Рошар. Тигренок спал, свернувшись клубком у его ноги.

— А что будет, когда он вырастет и станет достаточно большим, чтобы съесть живьем человека?

— Тогда я заставлю Арина заботиться о нем.

Арин услышал достаточно. Он направился к выходу из покоев Рошара.

— Погоди, — сказала королева.

Арину приходилось терпеть боль. Ему перевязали его разодранные плечи, и он был изнурен путешествием обратно, как и потрясением, которое выказали жители равнин, когда они с Рошаром появились в их стойбище с тигренком. Увидев, что неподалеку обитают тигры, они легко согласились переместить свой лагерь. Они накормили Арина, хотя тот не хотел есть. А потом Рошар с восторгом занялся трупом тигрицы: он осмотрел расслабленную пасть и объявил, что тигрица сломала зубы уже давно, и слава за то богине, иначе у них не было бы против зверя ни единого шанса.

— Мне бы, по меньшей мере, пришлось расстаться с рукой, — сказал он. Его рука представляла собой кровавое месиво. В лагере его раны промыли, зашили и перевязали. — Видимо, тебе придется самому доставить меня и тигренка домой, — жизнерадостно сказал Рошар, так что Арин греб по течению всю дорогу, в то время как Рошар спал, сняв боль меньшей дозой того же наркотика, который когда-то использовал, чтобы усыпить Арина. Кольцо с наркотиком было хитроумным приспособлением. Рошар уколол себя шипом, а затем посмотрел на рваную рубашку и разодранные плечи Арина.

— Извини, — сказал он. — Тебе нельзя. Ты должен грести.

Арин обругал его.

Рошар улыбнулся.

— Следи за выражениями, — сказал он и закрыл глаза.

Пока Арин греб, его плечи горели и кровоточили. Всю дорогу в город королевы тигренок с несчастным видом ходил по каноэ взад-вперед. Лодка раскачивалась из-за этого, и животное выло, не чувствуя уверенной опоры под ногами.

— Погоди, — снова сказала королева Арину. Она отошла от Рошара, пересекла комнату и протянула что-то Арину. На ее развернутой вверх ладони блеснул кинжал Кестрел. — Спасибо, — сказала королева и попыталась отдать Арину кинжал.

— Он мне не нужен.

Рука, державшая кинжал, дрогнула.

Арин сказал:

— Вы знаете, что мне нужно.

Королева покачала головой.

— Никакого союза.

Арин вспомнил удушающий ужас, который испытал, пока лежал в ловушке лап тигрицы. Как тот ужас сжал его внутренности. Не давал вздохнуть. Но дело было не в самом ужасе, а в том, что чувство было Арину знакомо. Точно так же он чувствовал себя месяцами, годами, придавленный империей.

Арин представил, будто кинжал в руке королевы уменьшился до размеров иглы. Не обращать на него внимания. Легко потерять.

Он вспомнил, как Рошар разбросал крохотное оружие Риши по кукольному замку.

Он представил себе восточный арбалет, меньший, чем валорианский.

Тигренка, оскалившего свои маленькие зубы.

Свою страну, беспомощную перед армией империи с ее инженерами, черными флагами, черными рядами пушек и кажущимися бесконечными запасами черного пороха.

И внезапно у Арина появилась идея.

Идея приняла форму. Она была небольшой. Компактной, твердой, подвижной. Она росла у него в сознании, пока он не моргнул, возвращаясь к тому, что было перед ним в покоях Рошара. Не воспоминание, не ужас и не идея. Всего лишь кинжал на ладони королевы.

Сколько вреда мог принести один кинжал?

— Уберите от меня это, — сказал Арин королеве. — Мне нужна кузница, и я хочу остаться там один.

Глава 37

Отец Кестрел осматривал щенка, подняв его за загривок и держа перед собой. Генерал взвесил в руке на удивление большие лапы. Ухватил щенка за морду и оттянул розово-черные губы, чтобы было видно зубы.

— Это хорошая собака, — заключил он. — Тебе нужно будет выдрессировать ее.

Нет, решила Кестрел, она не будет дрессировать свою собаку.

* * *

Кестрел несла с собой подарок. Он лежал в небольшой шкатулке, которую она положила в карман юбки. Пока она шла через сводчатую галерею в Весенний сад, шкатулка с каждым шагом билась о ногу. Ветер снаружи был теплым и ласкающим, и щенок, семенящий рядом с Кестрел, принялся обнюхивать воздух. Уловив какой-то запах, собака понеслась к деревьям и скрылась в них. Кестрел не стала пытаться удержать ее.

Все знали, что дворцовый лекарь сам выращивает свои целебные травы. Кестрел нашла мужчину на его садовом участке у кустарника с едким запахом.

Увидев ее, лекарь выпрямился и с обеспокоенным видом осведомился, в порядке ли ее отец.

— Он здоров, — ответила Кестрел. — Но я здесь все равно из-за него. — Она протянула лекарю шкатулку. — Спасибо вам. Вы спасли ему жизнь.

Было очевидно, что мужчине приятно: его щеки, изрезанные морщинами, покрылись легким румянцем, и он аккуратно взял шкатулку в руки. Они были не совсем чистыми после работы с землей, и лекарь неловко и торопливо попытался вытереть их о носовой платок, которого у него не оказалось. Кестрел дала ему свой.

Мужчина сконфуженно улыбнулся.

— Я не привык появляться в обществе и не всегда готов к этому. — Он открыл шкатулку и задержал дыхание. Там лежала золотая брошь в виде цветущего дерева — символа ордена лекарей. Дерево было усыпано фруктами из драгоценных камней. — Это слишком дорогой подарок.

— В благодарность за жизнь моего отца? Ничуть.

Глаза лекаря подернулись слезами. Кестрел ощутила укол вины, как если бы играла в «Клык и Жало» с человеком, не созданным для этой игры.

И все же между лекарем и водным инженером могла быть какая-то связь. Кестрел обещала Тенсену узнать, какую услугу инженер оказала императору. Перед ее мысленным взором снова предстал длинный стол, уставленный пустыми тарелками. Восточные равнины. Рабы, которые убирали императорский дворец. Шрам на лице Арина.

— Вы покажете мне свой сад? — спросила Кестрел.

Они пошли вперед вдоль зеленых рядов.

— Я беспокоюсь за свою подругу. — Кестрел описала пузырек с темной жидкостью, который видела у Джесс. — С ней все в порядке?

— Полагаю, я знаю, о ком идет речь. О девушке, которая жила в нашей колонии в Геране? Вам не нужно беспокоиться. Я сам дал ей это лекарство. Оно успокаивает нервы.