CXI

Та, чьей улыбкой жизнь моя светла,
Предстала мне, сидящему в соборе
Влюбленных дум, с самим собой в раздоре,
И по склоненью бледного чела —
Приветствию смиренному — прочла
Всю смуту чувств, и обняла все горе
Таким участьем, что при этом взоре
Потухли б стрелы Зевсова орла.
Я трепетал; не мог идущей мимо
Я благосклонных выслушать речей
И глаз поднять не смел. Но все палима
Душа той новой нежностью очей!
И болью давней сердце не томимо,
И неги новой в нем поет ручей.

CXII

Сеннуччо, хочешь, я тебе открою,
Как я живу? Узнай же, старина:
Терзаюсь, как в былые времена,
Все тот же, полон ею лишь одною.
Здесь чуткою была, здесь ледяною,
Тут мягкой, тут надменною она;
То строгости, то благости полна,
То кроткая, то грозная со мною.
Здесь пела, здесь сидела, здесь прошла,
Здесь повернула, здесь остановилась,
Здесь привлекла прекрасным взором в плен;
Здесь оживленна, здесь невесела…
Все мысли с ней — ничто не изменилось,
Ничто не предвещает перемен.

CXIII

Итак, Сеннуччо, лишь наполовину
Твой друг с тобой (поверь, и я грущу).
Беглец ненастья, здесь забыть ищу
И ветер, и кипящую пучину.
Итак, я здесь — и я тебе причину
С великою охотой сообщу
Того, что молний здесь не трепещу, —
Ведь сердцем не остыл (и не остыну!).
Увидел я любезный уголок —
И ожил: в этих родилась местах
Весна моя — смертельный враг ненастья.
Амур в душе огонь благой зажег
И погасил язвивший душу страх.
Лишь не хватает глаз ее для счастья.

CXIV

Безбожный Вавилон, откуда скрылось
Все: совесть, стыд, дел добрых благодать, —
Столицу горя, прегрешений мать
Покинул я, чтоб жизнь моя продлилась.
Один я, как Амуру полюбилось,
Хожу то песни, то цветы сбирать,
И с ним беседовать, и помышлять
О лучших днях: тут помощь мне и милость.
Мне до толпы, мне до судьбы нет дела,
Ни для себя, ни до потребы низкой;
И внутренний и внешний жар упал.
Зов — лишь к двоим: одна бы пожалела,
Ко мне пришла бы умиренной, близкой;
Другой бы, как защитник, твердо стал.

CXV

Чиста, как лучезарное светило,
Меж двух влюбленных Донна шла, и с ней
Был царь богов небесных и людей,
И справа я, а слева солнце было.
Но взор она веселый отвратила
Ко мне от ослепляющих лучей.
Тут не молчать — молить бы горячей,
Чтобы ко мне она благоволила!
Я ревновал, что рядом — Аполлон,
Но ревность мигом радостью сменилась,
Когда соперник мой был посрамлен.
Внезапно туча с неба опустилась,
И, побежденный, скрыл за тучей он
Лицо в слезах — и солнце закатилось.

CXVI

Неизъяснимой негою томим
С минуты той, когда бы лучше было,
Чтоб смерть глаза мои навек смежила
И меньшей красоты не видеть им,
Расстался я с сокровищем моим,
Но лишь оно воображенью мило
И в памяти моей весь мир затмило,
Что было близко — сделало чужим.
В закрытую со всех сторон долину —
Предел, где я не так несчастлив буду,
Вдвоем с Амуром возвратился я.
Среди пустынных этих скал — повсюду,
Куда я взор задумчивый ни кину,
Передо мною ты, любовь моя.

CXVII

Когда б скала, замкнувшая долину,
Откуда та прозванье получила,
По прихоти природы обратила
На Рим лицо, а к Вавилону спину, —
Все вздохи бы надежду и причину
Свою настигли там, где жить ей мило,
Быстрей по склону. Врозь летят. Но сила
В любом верна — и милой я не мину.
А там к ним благосклонны, — так сужу я:
Ведь ни один назад не прилетает, —
Им с нею пребыванье — наслажденье.
Вся боль от глаз: чуть только рассветает,
Так, по красе мест отнятых горюя,
Мне слезы шлют, ногам — изнеможенье.

CXVIII

Вот и шестнадцатый свершился год,
Как я вздыхаю. Жить осталось мало,
Но кажется — и дня не миновало
С тех пор, как сердце мне печаль гнетет.
Мне вред на пользу, горечь — майский мед,
И я молю, чтоб жизнь возобладала
Над злой судьбою; но ужель сначала
Смежить Мадонне очи смерть придет!
Я нынче здесь, но прочь стремлюсь отсюда,
И рад, и не хочу сильней стремиться,
И снова я в плену былой тоски,
И слезы новые мои — не чудо,
Но знак, что я бессилен измениться,
Несметным переменам вопреки.

CXX

Узнав из ваших полных скорби строк
О том, как чтили вы меня, беднягу,
Я положил перед собой бумагу,
Спеша заверить вас, что, если б мог,
Давно бы умер я, но дайте срок —
И я безропотно в могилу лягу,
Притом что к смерти отношусь как к благу
И видел в двух шагах ее чертог,
Но повернул обратно, озадачен
Тем, что при входе не сумел прочесть,
Какой же день, какой мне час назначен.
Премного вам признателен за честь,
Но выбор ваш, поверьте, неудачен:
Достойнее гораздо люди есть.