– Как ты заработал на этот пир? – Он открывает картонку и предлагает мне попробовать первым. Я осторожно выбираю округлый кусочек козлиного мяса.

Козлятина на вкус ничего, хоть и жесткая. Свою порцию плантанов с карри я умял по дороге домой.

– Починил у Дианы кассу, – с полным ртом отвечаю я.

Диана управляет афро-карибским ресторанчиком на другом берегу реки. Она милая. Иногда, если на улице дождь, или снег, или просто слишком уж холодно, выносит стаканчики с чаем и остатки обедов к подземному переходу возле реки, где всегда шатается много бездомных. Когда у нее барахлит электроника, я всегда стараюсь помочь.

Пока Майло ест, я болтаю ногами, сидя с ним рядом. Я знаю, он понимает, что так я благодарю его за вчера – за то, что он не позволил мне барахтаться в своем горе и заставил выбраться из норы. Еще я знаю, что обсуждать это мы никогда больше не будем.

Закончив, Майло похлопывает меня по спине.

– Ты хороший парень. Делаешь всякие глупые ошибки порой, но с кем не бывает… У тебя все наладится. Верь мне.

Бо́льшую часть времени Майло вот такой, как сейчас – мудрец с обилием полезных советов. Но иногда в голове у него творятся страшные вещи. Может, поэтому он столь многое понимает. Я доверяю ему. Он настоящий и даже не пытается делать вид, что у него все нормально. То, что он пережил, когда прямо при нем его друг подорвался на мине, сломало его навсегда.

И все же я не решаюсь поверить его словам.

***

Остаток дня я провожу, закутавшись в покрывала в норе.

Несмотря на весь ужас, случившийся в последнее время, несмотря на то, что я постоянно заставляю себя думать о Дашиэле – он словно синяк, на который я непрестанно давлю, словно ранка, которой я не даю зажить – но сегодня я чувствую себя не так плохо, как раньше. Ощущение, словно я падаю в пропасть, прошло. На свете есть еще вещи, которые приносят мне радость, и вещи, от которых мое сердце начинает биться быстрее… улыбка Мики и фотография без мейкапа, которую я нашел в его телефоне. Там он, позируя, стоит напротив зеркала в комнате, похожей на гостиничный номер. Смотрит в камеру, выставив телефон прямо перед собой – без улыбки, но с таким искренним выражением на лице, что мне почему-то начинает казаться, что, если как следует всмотреться в его глаза, то можно заглянуть ему в душу. Я еще никогда и близко не испытывал подобного чувства – как сейчас, когда смотрю на его фотографию.

И я так рад, что нашел ее.

Пусть мне в голову и закрадывается мысль, что это пугающе-странно – испытывать желание смотреть на него целый день, будто я извращенец, который забрался к кому-то в квартиру, чтобы полистать чужие фотоальбомы. Но ведь он о том никогда не узнает, верно? Надо придумать способ, как сохранить этот снимок…

Вот так и вышло, что я сломал телефон Мики.

Не нарочно. Черт. Конечно же, я не хотел. Это последнее, что мне хотелось бы сделать.

Я смотрю на телефон у себя в руке. Задняя сторона такая горячая, словно внутри что-то поджарилось. Второй рукой прикрываю рот. Как бы мне хотелось отмотать назад то, что я сейчас сделал. Черт.

Обычно я не такой конченный идиот. Проклятье. Где была моя голова?

Трясущимися руками я сбрасываю со спины покрывало и поднимаюсь на ноги. Меня одновременно и морозит, и лихорадит, пока я беспокойно расхаживаю между туалетной кабинкой и раковиной, перешагивая через разбросанные по кафелю пола телефоны и батареи.

Что я сделал?

Попытался перенести фотографии с телефона Мики на жесткий диск одного из других моих сотовых. Клавиатура у него была сломана так, что не починить, но я решил, что жесткий диск еще можно использовать, как хранилище. Я соединил их через свой древний дерьмовый компьютер, в котором не осталось ни памяти, ни свободного места на диске – даже для временных файлов. Поначалу все шло нормально, файлы, вроде, копировались, но секунд через двадцать телефон Мики издал тонкий писк, моментально нагрелся и выключился. Без предупреждения, без ничего. И не включился больше. Сгорел.

Черт. Черт. Черт.

Я не ломаю чужие телефоны! Я вообще ничего не ломаю. Никогда. Я чиню – я починщик.

Я не знаю, что делать.

Мои руки еще дрожат, пока я, сидя на корточках, запихиваю все свои инструменты, все детали от телефонов и батареи обратно в рюкзак. Затем я достаю из кармана блокнот и сворачиваюсь клубком в своем гнезде из шерстяных покрывал.

Чтобы остановить вихрь мыслей, кружащихся в голове, я записываю свои варианты.

Сбежать. Поселиться у моря. В пещере. Неприступной все время, когда не надо выходить за едой.

Прямо сейчас мне сильней всего хочется сделать именно это. Но – из-за Дашиэля – я не могу.

Соврать. Не ходить в кафе. Прикинуться, что мы не знакомы. Больше никогда с ним не разговаривать.

Пригрозить ему пистолетом. Или ножом. Заставить пообещать помалкивать о нашей сделке.

Записывая этот вариант, я хохочу – такой он нелепый.

Сказать правду. От начала и до конца. Признаться о фотографиях.

Не знаю, зачем я это пишу, потому что этого не случится.

Сказать правду. Не всю. Не упоминать фотографии. В качестве извинения достать ему другой телефон.

Рядом я составляю еще один список с возможными реакциями Мики.

Взбесится. Поколотит меня.

Взбесится. Возненавидит меня.

Забьет. Встанет и молча уйдет.

Потребует починить его сотовый, что невозможно. Как бы мне того ни хотелось.

Наставит на меня пистолет. Или нож.

Последний вариант я записываю просто потому, что он снова меня смешит. Мики не из тех, кто способен угрожать людям оружием.

Я в этом не сомневаюсь, пусть мы и едва знакомы.

Составление списков успокаивает меня, помогает увидеть вещи более четко, хоть с их помощью и ничего уже не исправишь. Списки не починят телефон Мики, а описания с отметками времени не изловят убийцу Дашиэля. Я кладу блокнот на пол и, завернувшись в свои покрывала, ложусь на спину.

Я не жду, что засну, но все-таки засыпаю.

В моих снах – пустота.

Глава 6

Если б только сегодня нам удалось заснуть

Когда я просыпаюсь, уже темно, но по ощущению еще рано. Чтобы узнать время, я тянусь за своим телефоном, но потом понимаю, что отдал его Мики, и с упавшим сердцем вспоминаю, что я наделал. Я сломал его телефон. Крепко зажмурившись, я перекатываюсь на спину. Каким-то образом мне надо раздобыть ему новый сотовый. Причем приличный, как был, а не какой-то там. И надежный тоже. Работать на улицах – это опасно.

Я не хочу представлять его там. Не хочу слишком привязываться к нему. Какой в этом смысл?

Мики не Дашиэль. Он мне не друг. Мы почти не знакомы. Однако остановить поток мыслей, связанных с ним, не выходит. Никаких причин без конца вспоминать о нем нет. Я чинил телефоны людям и раньше. Но в Мики есть нечто такое… нечто, отчего я надеюсь, что он в безопасности и тепле. Мне не нравится думать о том, как он ярко сверкает на темных улицах. Мне больно представлять его там.

Я хмурю брови. Будь рядом Дашиэль, я бы, наверное, вообще не думал о Мики. Дашиэль был моим другом. Я любил его.

Но с Дашиэлем мое сердце никогда не начинало биться быстрее.

Наверное, я просто до жалкого одинок. Наверное, мне всего-навсего нужен друг. Но друга у меня больше нет.

***

Несколько часов я лежу, глядя на темнеющие за окном небеса. Выходить до одиннадцати нет смысла. Самое оживленное время на улицах – до полуночи, но акулы, которых я ищу, появляются позже, и потому бродить там сейчас – только морозить кости.

Где-то глубоко в недрах здания Майло снятся его дурные сны. Его стоны немного похожи на завывание ветра в огромном, пустом бассейне. Но они грустнее. Намного, намного грустнее. Иногда он что-то кричит, но слова всегда звучат словно на чужом языке.