Через несколько дней после того как Грин и его жена начали учиться обращению с навигационными приборами, произошел случай, который заставил Грина принять дальнейшие меры по обеспечению собственной безопасности. Они с Мираном стояли на корме с пистолетами наготове, а Арма тем временем направила яхту к стаду хуберов. Они собирались прибегнуть к своему обычному приему — гоняться за стадом, пока животные совсем не устанут. Как только они приблизились к огненно-рыжему жеребцу, мчащемуся бешеным галопом, Грин поднял пистолет. В этот момент Алан заметил, что Миран тоже прицелился, но при этом шагнул назад, оказавшись сбоку и позади Грина. Грин, который очень нервно относился к напрасной трате боеприпасов, повернулся предупредить Мирана, чтобы тот не стрелял, пока не увидит, что он, Грин, промахнулся. И тут он заметил, что дуло смотрит ему в затылок. Грин отчаянно дернулся в сторону, будучи убежденным, что сейчас ему вышибут мозги, прежде чем он успеет хоть рот открыть. Но Миран, увидев такую бурную реакцию, опустил пистолет и недоумевающе спросил у Алана, что это он делает.

Грин не ответил. Вместо этого он забрал у Мирана пистолет, который тот не слишком крепко держал, и спрятал его в шкафчик. Ни он, ни торговец больше не упоминали об этом случае, и Миран не спрашивал, почему ему с этого времени больше не разрешали стрелять. Это убедило Грина, что бывший капитан действительно хотел его застрелить, а потом сказать остальным, что это был несчастный случай.

Чтобы предупредить дальнейшие попытки «несчастных случаев», Грин сказал Арме, что если как-нибудь темной ночью он исчезнет, пусть она проследит, чтобы некую личность пристрелили и выбросили за борт. Он не стал называть имя «некоей личности», но намекнул на то, что это мужчина, а поскольку кроме самого Грина единственным мужчиной на яхте был Миран, не было никаких сомнений, кого именно Грин имел в виду. С этого времени Миран постоянно улыбался, шутил и всячески выказывал свою готовность к сотрудничеству. Тем не менее Алан не раз ловил на его лице хмурое и задумчивое выражение. Торговец держался то за стилет, то за сумку с драгоценностями, которую носил за пазухой. Грин догадывался, что Миран обдумывает, что будет делать, когда они доберутся до Эстории.

Теперь, когда прошло две недели с того момента, когда они покинули остров, Миран следил за солнцем, а Грин ждал, пока он отойдет, чтобы самому проверить результат. Если его. расчеты были верны, Эстория находилась от них за две сотни миль строго на восток. Если они смогут поддерживать среднюю скорость двадцать пять миль в час, то доберутся до ветрозащитной стены Эстории примерно за восемь часов.

Толстый торговец оторвался от секстанта и отошел к кокпиту, где лежали карты и разные записи. Грин тоже взялся за секстант, провел самостоятельные наблюдения, потом последовал за Мираном на узкий кокпит.

— Мы согласны, — сказал Грин, указывая кончиком карандаша на красную точку на карте. — Мы должны будем увидеть этот остров через четыре часа.

— Да, — ответил Миран. — Это старый ориентир. Он стоит в ста милях к западу от Эстории еще со времен моего деда. Когда-то он был блуждающим островом, но давным-давно перестал двигаться и стоит на одном месте. В этом нет ничего необычного. Каждый капитан знает эти неподвижные острова, разбросанные по всему Ксардимуру, и каждый раз, когда еще один из скитальцев оседает на одном месте, на картах появляется новая отметка.

Миран помолчал, потом добавил несколько слов, от которых сердце Грина забилось быстрее:

— Необычное в этом острове только то, что он остановился не сам по себе, а его остановили эсторианцы своей магией. И с тех пор магия так и удерживает его на месте.

— Что ты имеешь в виду? — нетерпеливо спросил Грин.

Светло-голубой круглый глаз Мирана недоуменно глянул на Грина:

— А что ты имеешь в виду? Я имел в виду то, что сказал, и ничего больше.

— Я имею в виду, что за магию они пустили в ход, чтобы остановить остров?

— Они построили некие особые башни на пути у острова, и когда остров двинулся обратно, они окружили его, поймали в ловушку, и придвинули другие башни, чтобы не дать ему отступить. Эти башни быстро передвигались на многочисленных, хорошо смазанных колесах. Когда круг замкнулся, остров больше не мог двигаться. С тех пор он больше не шелохнулся.

— Эти башни меня очень интересуют. Откуда эсторианцы узнали, как можно остановить остров? И если им удалось сделать это с одним островом, почему они не стали останавливать другие?

— Не знаю. Возможно, потому, что эти башни огромные, дорогие и недостаточно подвижные. А возможно, остальные острова их просто не интересовали. Я думаю, все свои знания эсторианцы получили от своих предков. Их пра-пра-пра-пра и так далее дедушки построили Эсторию посреди степи и поставили вокруг города такие башни, чтобы острова не врезались в городские стены. Но на них нужно было много дерева, и строить их было долго, потому эсторианцы перестали ими интересоваться.

Миран указал на замок, нарисованный чернилами за красной пометкой:

— Этот замок означает, что на этом острове построены укрепления и находится база военных кораблей. Это самый восточный эсторианский гарнизон. Когда мы войдем в пределы их видимости, нам надо будет сообщить, кто мы такие. Конечно, если ты хочешь этого избежать, мы можем взять севернее или южнее и обойти этот остров. Но тогда нам придется докладывать о себе уже начальнику порта, а эсторианцы неприязненно относятся к капитанам, в бумагах которых нет отметки о проверке в форте Шимдуг, даже если судно такое маленькое и слабое, как наше.

«Да, — подумал Грин, — и могу поспорить, что ты намерен усилить их недоверие, шепнув пару слов обо мне».

Грин выбрался из кокпита и тут же услышал крик стоящей у руля Армы.

— На горизонте остров, — сказала она. — А рядом с ним много сверкающих белых непонятных штук.

Грин воздержался от комментариев. Ему стоило большого труда скрывать свое волнение, которое все возрастало с каждым оборотом колес. Он расхаживал взад-вперед, время от времени останавливаясь, прикрывая глаза от солнца и подолгу вглядываясь в белые башни. Когда они наконец приблизились настолько, что уже нельзя было ошибиться ни относительно размеров этих башен, ни относительно некоторых особенностей их строения, Грин больше не смог сдерживаться.

Он закричал от радости, расцеловал Арму и пустился в пляс по палубе. Женщины смотрели на него с интересом и некоторым замешательством, а дети хихикали. Никто не понимал, с чего это вдруг их предводитель спятил.

— Космические корабли! Космические корабли! — радостно орал Грин по-английски. — Десятки кораблей! Наверняка это экспедиция! Я спасен, спасен! Корабли, корабли!

ГЛАВА 24

Они выглядели величественно, эти многочисленные конусы, чьи острые носы были устремлены в небо, а широко раскинутые подпорки погружены в мягкую почву! Их светлый металл сверкал на солнце, ослепляя наблюдателя, осмелившегося взглянуть на их сияние широко раскрытыми глазами. Они были великолепны, они воплощали в себе всю мудрость и мастерство величайшей цивилизации Галактики.

«Неудивительно, — подумал Грин, — что я кричу и пляшу от радости, а эти люди смотрят на меня, как на безумца. Даже Арма глядит на меня со слезами на глазах, качает головой и что-то шепчет. Что им может быть известно о значении всего этого великолепия?»

А в самом деле — что?

— Эй! — крикнул Грин. — Эй, я здесь! Я землянин! Может, со своими длинными волосами, небритой и немытой физиономией и я выгляжу, как один из этих варваров, но я не из них. Я — Алан Грин, землянин!

Конечно, они не могли услышать его с такого расстояния, даже если рядом с кораблями сейчас и стоял кто-нибудь, способный его понять. Но Грин продолжал кричать, надсаживая глотку, пока не охрип.

В конце концов Арма перебила его вопли:

— Что все это значит, Алан? Тебя что, клюнула в затылок Зеленая Птица Несчастья, которая иногда летает над этой степью? Или Белая Птица Ужаса щипнула тебя прошлой ночью, когда ты спал на палубе?