Постояв немного в раздумье, Изолина прибегла к военной хитрости, вполне достойной лисицы. Она слегка повернулась и пощекотала барсучий нос кончиком своего пушистого хвоста: раз, другой, третий. Потом застыла в неподвижности, ожидая результатов своей уловки.
Уловка и впрямь подействовала. Барсук сжался в комок и три раза подряд чихнул. От этого чихания он полупроснулся и тут же ощутил неприятный холод у входа в спальню. Он перевалился в глубь спальни и улегся на бок. Лисица тотчас же заметила открывшуюся возможность: горло теперь ничем не защищено, она широко раскрыла пасть, чтобы нанести смертельный укус…
Никогда еще Фридолин не подвергался такой опасности, жить ему оставалось считанные секунды…
Но тут что-то зашумело в коридоре, и сверху на спину лисице с шумом обрушилась мертвая утка. Лиса в испуге отпрянула, хорошо нацеленный укус пришелся мимо, и она задела только подбородок Фридолина. А он, полупроснувшись от чихания, без промедления тяпнул лису прямо в нос, лиса с воем отскочила. Тут уж Фридолин совсем проснулся и с яростным фырканьем бросился к выходу из спальни, вслед за противницей, но у нее пропала всякая охота продолжать борьбу.
Второй раз за сутки лисицу укусили в нос, и на этот раз сильно. Слизывая обильно текущую кровь, она отступала все дальше по коридору, оставив у порога барсучьей спальни столь некстати свалившуюся на нее утку.
Можно себе представить, с какой злостью встретила Изолина мужа, спускавшегося в нору с добытой ею курицей в зубах. Он, конечно остолбенел: он и подумать не мог, что его маленькая шутка возымеет такие последствия. По манере многих мужей, он хотел просто сделать сюрприз жене, преподнеся ей жирную утку; особенно эффектным, решил он, этот сюрприз будет, если сбросить утку вниз по почти отвесному коридору.
— Но, Изолина, — сказал он, глубоко обиженный ее яростными упреками. — Как я мог подумать, что ты опять решишь связаться с барсуком, собственно говоря, мы же не хотели причинить ему вред. О таких вещах надо предупреждать заранее!
— Ты как был набитый дурак, так и остался! — злобно отвечала Изолина. — О, Боже, мой нос! Если бы еще не нос… У меня никогда уже не будет прежнего чутья! А какая боль! Так и щиплет, так и печет!
— Твой нос — пустяки по сравнению с моей лапой, — заявил Изолеус, глубоко оскорбленный «набитым дураком».
— Нос — это тебе не лапа, а лапа — не нос, — отвечала Изолина. Супружеская ссора длилась еще много часов. Но когда они немного успокоились, Изолина строго-настрого приказала своему супругу принести назад утку. Лис осторожно подобрался к утке, но злобное фырканье Фридолина свидетельствовало о том, что хозяин еще не спит и только пуще злится на своих незваных гостей.
— Он не подпускает меня к утке, Изолина! — крикнул он наверх своей супруге.
— Да схвати ее поживей, или ты слишком труслив для этого? — закричала в ответ лисица.
Он послушно схватил было утку зубами, но тут же вновь отпрянул, увидев рядом с собою оскаленные зубы барсука, к тому же барсук находился в лучшем положении, так как все его тело было скрыто в спальне. Фридолин вовсе не зарился на утку, ему никогда даже в голову не приходила мысль о подобном блюде. К тому же он был слишком неловок, чтобы поймать такую птицу. Но сейчас у него было только одно желание — ни за что не подпустить лис близко к своей спальне. Голод и злость превратили миролюбивого Фридолина в сущего дьявола.
Наверху опять разгорелась супружеская ссора, но толку от нее было мало, утка оставалась недосягаемой. Пришлось им довольствоваться курицей, причем Изолина, как добытчица и к тому же тяжелобольная, вытребовала себе большую часть. Оба не наелись досыта, но сегодня было поздно идти в деревню еще раз. Стемнело, и вся птица уже спала в птичниках. Так и пришлось им лечь спать голодными. И Фридолин тоже уснул, но некрепко.
Назавтра, с утра пораньше, лисы вновь отправились в свой разбойничий набег, а Фридолин приступил к своим обязанностям — занялся уборкой испакощенного гостями коридора. Даже куриные кости он вынес из норы. Лисы — неряшливые животные и, как бы ни были голодны, едят как попало. Так что в коридоре кроме костей валялись и ошметки мяса. Фридолин, вынося в пасти эти отходы, ощутил на языке вкус мяса, и этот вкус не показался ему неприятным: напоминает мышатину, только погрубее. Он распробовал и тут же сожрал все, что ему попалось, — слишком давно он не ел мяса.
Оставалось еще вытащить из норы утку. Фридолин взял утку в зубы. Ошметки куриного мяса были так ничтожны, что только растравили голод, и Фридолин набросился на утку. Он не привык к перьям, и они доставили ему немало хлопот, но наконец он добрался до мяса и наелся до отвала. Он не сожрал и половины утки, а был уже сыт. Он забрался в свою спальню, выставил нос в коридор и уснул.
Фридолин мог уже не бояться лис. Они решили прекратить борьбу, слишком много страданий причиняли нанесенные барсуком раны и к тому же мешали охотиться. Они теперь довольствовались коридором, предоставив барсуку его спальню. Всякий раз, когда его злобные жильцы уходили на охоту, он наводил порядок в коридоре, сжирая при этом все, что оставалось от лис. Так как охотились они по большей части удачливо, то Фридолин как бы перешел на их пансион, хотя больше ему ни разу не посчастливилось заполучить целую утку.
Разумеется, немало неприятностей пришлось претерпеть барсуку от лис. Он вынужден был привыкнуть к их вони, постоянно убирать их нечистоты, забыв и думать о зимней спячке. От этого он стал еще угрюмее и злее, однако все-таки именно эти скверные лисы спасли ему жизнь, без них Фридолин умер бы с голоду.
Между тем в окрестностях назревали волнения. Не только в Карвитце, нет, и в Конове, в Томсдорфе, в Хуллербуше, в поместье Розенхоф, и даже в Фюрстенхагене и Бистерфельде постоянно уменьшалось птичье поголовье. Тут бесследно пропали несушки, там лучший племенной гусь, а там — индюшки, утки исчезали с лица земли, и даже крольчатники подвергались разбойным нападениям.
Вскоре было установлено, что это за разбойники. Их видели дети, любители подледного лова, лесорубы. Они описывали этих разбойников: крупный лис, бегающий на трех лапах, и лиса с опухшим носом. Призывы о помощи были отосланы егерю Фризике, жившему в основном в Берлине. Он явился с ружьем и с охотничьей собакой.
Первым пал Изолеус. Собака схватила слишком медленно бегающего лиса и тут же задушила его, прежде чем охотник выстрелил. Хитрую Изолину выстрел застал, когда она волокла домой жирного гуся; она пережила своего мужа всего на десять дней…
Вот уже больше недели лисы не появлялись в барсучьей норе, тогда Фридолин впал наконец в запоздалую зимнюю спячку. Наверху уже веяли помягчевшие февральские ветры, в кладовой было еще достаточно моркови, чтобы барсук мог дотянуть до теплых дней. Он ненавидел лис еще больше, чем прежде, и все-таки он выжил именно благодаря их разбою.
Глава восьмая
Вслед за убийством обеих лис, Изолеуса и Изолины, по деревне распространилась весть: егерь установил, что их разбойничье логово находилось в брошенной норе выдры на южном склоне Лесного острова. Все следы вели туда, и вокруг норы все было усеяно куриными костями. Теперь многие ходили туда гулять, по снегу или по льду.
— Ага! — сказал папа Дитцен, поднимая с земли гусиную грудную кость и пряча ее в карман (недурной будет «чижик» для Ахима). — Ага! А уж о твоем дружке, Мушка, о барсуке Фридолине, лисы тоже позаботились!
Мушка кивнула грустно, но не очень. Тот августовский день, когда она смотрела, как принимает солнечные ванны забавный маленький зверь, остался далеко позади. С тех пор столько всего произошло! Фридолин был теперь для Мушки всего лишь воспоминанием, а не частью ее жизни.