– 39, – ответила Труди.

– Ну вот видишь. И вроде как более вероятно быть съеденной бенгальским тигром, чем забеременеть с первого раза.

– Да, это верно, – заметила Анна.

– У тебя же так и было, – напомнила я ей. – Один раз переспала с Джо, и булочка сразу оказалась в печи.

– Ох, верно. Эта статистика такая дурацкая, – согласилась Анна.

– Я вижу, что у меня впереди трудные времена, – сказала Мими. – Анна весной родит, Труди, возможно, беременна, и Констанца в какой-то момент тоже заведёт с Антоном ребёнка. А я в ближайшие десять лет буду расходовать в месяц по пять тестов на беременность и каждую ночь стараться вместе с Ронни.

– То есть вы попытаетесь ещё раз? – спросила Анна. – Это класс, правда! Иногда нужно время, чтобы исполнить свою мечту.

– Я знаю, – сказала Мими. – Поэтому мы параллельно зарегистрировались в центре по усыновлению. В данный момент мы обсуждаем, не записаться ли нам ещё и в патронажные родители.

Мы все начали так бурно обнимать и целовать Мими, что она в конце концов высвободилась из наших объятий.

– То есть этот дурацкий социальный проект Общества матерей всё-таки сыграл положительную роль, – заметила я. – Кстати, как дела у Корали?

– Ах, у малышки всё хорошо, – ответила Мими. – С тех пор как проект закончился, она предпочитает приходить к нам вечером по средам. Или с утра по понедельникам.

– Но у неё же школа, – сказала я.

– Она приходит только тогда, когда уроки отменяются, – ответила Мими. – В этой школе отменяют чертовски много уроков, и дети просто шатаются по городу. Я рада, что Корали вместо этого приходит ко мне и завтракает вместе со мной.

– Она в пятом классе – им нельзя покидать территорию школы даже в свободные от занятий часы, – сказала Анна.

– В наши дни это уже не так строго, – ответила Мими.

Я засмеялась.

– Это то, что ты думаешь, – сказала я.

– Вы с Антоном действительно хотите ещё одного ребёнка? – спросила Анна.

– Иногда у меня такое чувство, что он хочет, – ответила я. – Но, честно говоря, у нас достаточно других проблем. Иногда мне кажется, что Антон хочет съехаться только из-за Эмили. И я боюсь, что мои собственные дети от этого пострадают. А ещё этот… ниппель. – Сказав это, я странным образом почувствовала облегчение. Конечно, мои подруги были недовольны, что я не рассказала им об узелке в груди. Но они поведали мне кучу утешительных историй о женщинах с десятками узелков, которые все оказались доброкачественными.

– Кроме того, биопсия переносится лучше маммографии, – заверила меня Анна. – Немного щиплет, но по крайней мере нет ощущения, что твоя грудь сплющивается в блин.

И в самом деле: биопсия оказалась быстрой и сравнительно безболезненной процедурой. Особенно если закрыть глаза и забыть, что с тобой делают.

– И вы точно скажете мне результат до рождества? – спросила я медсестру после процедуры.

– Совершенно точно, – ответила она. – Результат будет у вашего гинеколога максимум через четыре дня. – Добрая женщина была в восторге от резиновых сапог с красными лосями на белом фоне. Размер я угадала идеально. И чтобы она не думала, что я хочу её подкупить, я ей объяснила, что у нас много таких сапог и что мы просто не знаем, куда их девать. – В рождество вы сможете уже спокойно спать.

– Если это не рак, – ответила я.

– Иногда болезнь – это благословение, – сказала медсестра, после чего я охотно бы забрала свои сапоги назад.

Глупая корова.

Когда дети вечерами уже лежали в постели, я лазила в интернете по форумам больных раком груди и рыдала по поводу каждой встреченной там женщины, частью из сочувствия, частью потому, что я представляла себя на их месте.

– Тебе надо прекратить лазить по интернету, – сказал Антон, когда я ему об этом рассказала. – Ни к чему хорошему это не приведёт.

– Ах да? Ведь это не я нашла этот чёртов узелок! – вскричала я. – Это был ты! Если бы ты держал свои руки подальше от меня, я бы об этом не узнала и жила бы себе тихо и спокойно!

Антон засмеялся и сказал, что он об этом не жалеет и готов снова это сделать. С удовольствием и прямо сейчас. Или чуть попозже, когда дети заснут.

Обстоятельства были действительно благоприятными. Эмили улетела в Англию, и Антон был свободен, как птица. Я уже была готова по крайней мере попытаться, когда зазвонил Антонов мобильник.

Чтобы нормально поговорить, он был вынужден пройти в глубину сада, потому что в доме практически не было приёма. Нелли из-за этого доходила до белого каления, но я считала это классным. Дырка в приёме посреди большого города – в этом что-то было.

Когда Антон вернулся, он смотрел на меня злым взглядом.

– Фрау Хемпель что-то крикнула из окна? – спросила я. – Не обращай на неё внимания.

– Это была фрау Хиттлер из агентства «Хиттлер и Кампс», – ответил Антон. – Она хотела ещё раз удостовериться, что мы больше не ищем жильё. Она говорит, что ты сказала ей об этом.

– Ох, да…

– То есть мы не ищем дом?

– В данный момент нет, – ответила я.

– И когда ты собиралась мне это сообщить?

– Что?

– Что ты не хочешь со мной съезжаться? Почему ты сказала об этом фрау Хиттлер, а не мне? Ты считаешь, что меня это не очень интересует?

– Она получит куртаж, а ты нет.

– Прекрати эти глупые шутки, – сказал Антон. – Это вообще не смешно. Ты жалуешься, что я за твоей спиной ищу нам совместное жильё, а сама за моей спиной решаешь, что мы не будем съезжаться!

– Пока нет, – ответила я. – Не злись! Я с самого начала считала, что ты торопишься!

– Я ведь тебе понятно объяснил свои причины.

– Да. Очень понятно. Ты хочешь со мной съехаться, потому что Эмили нужны ясные отношения.

– Да, среди всего прочего.

– И бесплатная няня, – добавила я.

Антон выглядел оскорблённым.

– Это неправда.

– Возможно, и нет. – Я смотрела в пол.

– Я не люблю, когда меня обманывают, – сказал Антон. – Я предпочитаю честные и прямые отношения.

Я хотела сказать ему, что я его не обманывала, но потом передумала.

– Я ненавижу гольф, – сказала я.

– Что?

– Я тебя обманывала и насчёт гольфа тоже. Я считаю его исключительно дурацкой игрой. Но я не решалась тебе об этом сказать, поэтому я сдала этот дурацкий экзамен, а ты внезапно подарил мне на день рождения снаряжение стоимостью в тридцать намибийских шахт. – Я быстро подняла взгляд на шокированное лицо Антона, потом снова опустила глаза и продолжала: – Кроме того, я училась на психолога, но диплом так и не защитила. И спасательницей на водах я не была. А петь я вообще не умею. Это я всё выдумала.

Антон не ответил ничего. Очевидно, ему надо было переварить услышанное.

– И я никогда не была вице-чемпионкой Шлезвиг-Гольштении по шахматам, – продолжала я. – Мои родители правы: я действительно во всех отношениях полное ничтожество. Я просто не хотела, чтобы ты это заметил. И, конечно, я ничего не рассказала моим родителям о тебе! Если бы получилось по-моему, вы бы никогда не познакомились.

Антон по-прежнему молчал. А я, напротив, вошла в раж.

– Я лгала и тогда, когда сказала тебе, что мне всё равно, что ты можешь провести рождество с бывшей женой и дочерьми. Мне не нравится, что ты держишь вопрос открытым до последней минуты и что ты не учитываешь меня в своём планировании. То есть я обманывала тебя практически всегда. – Я рискнула ещё раз взглянуть в лицо Антону. Его челюсти были сжаты, как всегда, когда он злился.

– Кроме оргазмов, – сказала я. – Они были настоящие, честно.

– Ты теперь лучше себя чувствуешь? – холодно спросил Антон.

– Да, как-то лучше, – ответила я. – Что касается планов съехаться: я могу это себе представить. Даже с Эмили. Когда-нибудь. Но не сейчас. Я не хочу оставлять этот дом. Это мой первый собственный настоящий дом, в котором я хозяйка. Мне нравятся соседи, кроме фрау Хемпель. Мне нравится жить в доме, где нет приёма сети. Я не хочу отсюда уезжать.