– Что?

– Разве ты не знаешь Гарри Поттера? – спросила Нелли.

– Конечно, все его знают, – сказала Мими. – Ты думаешь, мне надо подарить Корали его книгу? Её тётя точно этого не сделает. Она все деньги тратит на свою дочь.

– Я уверена, что Корали уже читала Гарри Поттера, – сказала я. – Потому что не Корали живёт в чулане под лестницей, а как раз Гарри Поттер.

Мими смотрела на меня большими глазами.

– Это не очень утешительно! Гарри Поттер – вымышленный персонаж, а Корали настоящая. Это ужасно, правда? Тут надо что-то делать. Ронни думает, что можно предложить её тёте много денег, и тогда она отдаст ребёнка на удочерение. Но я думаю, что в нашем государстве это не пройдёт.

– Спроси Дамблдора, не может ли он тебе помочь, – сказала Нелли.

– Кто такой Дамблдор?

– Мими! Это не Корали живёт у тёти с дядей в чулане под лестницей, а Гарри Поттер, – сказала я. – Его родители умерли. Дядя с тётей ужасно с ним обращаются, а его толстого, гадкого кузена просто балуют.

– Почему ты всё время говоришь о Гарри Поттере? – спросила Мими.

– Мими, послушай! Похоже, эта Корали навешала вам лапшу на уши, – сказала я, а Нелли добавила:

– Не могу поверить, что ты спокойно скушала эту идиотскую историю. Обычно ты такая умная.

Юлиус и его друг Яспер ворвались на кухню и потребовали чего-нибудь попить.

– И мороженого! – крикнул Яспер. К сожалению, он всегда кричал, но не со зла, а просто у него была такая привычка. – Пожалуйста!

– И мне мороженого, – сказала Нелли. – Я сейчас умру с голоду.

– Ты можешь взять у нас каштаны! – крикнул Яспер. – Три штуки стоят пятьдесят центов.

– Не, я же не дикая свинья, знаешь ли! – Нелли проглотила последний кусок своего бутерброда с сыром.

– У меня только вафельное, ванильное и клубничное мороженое, – сказала я, открывая морозильник.

– Ванильное! – крикнули мальчики.

– Ванильное и клубничное! – крикнула Нелли.

– То есть вы действительно хотите мне сказать, что Корали всё это выдумала? – спросила Мими, которая, очевидно, всё это время переваривала наши слова.

– Да, тормоз ты наш, – ответила Нелли.

– Но вы же её не знаете. Вы не слышали и не видели, как она рассказывала нам историю своей жизни… Вы не смотрели в её большие голубые глаза… Она действительно всё украла у Гарри Поттера?

– Ну радуйся же! – сказала я. – Ты же хотела такого испорченного ребёнка, чтобы доказать Ронни, что усыновление – это идиотская идея.

– Всё-таки может быть, что между ней и Гарри есть определённые параллели… – пробормотала Мими. – Даже если бы она солгала…

– Она солгала. На вашем месте я бы вернула ребёнка назад.

– Или поменяла, – добавила Нелли.

Но Мими не хотела об этом слышать.

– Если она действительно солгала, то только потому, что она хотела привлечь наше внимание.

– Мими, у этого ребёнка есть родители. Её не отдали на усыновление.

– Знаю, знаю. Но она просто взывает к любви. И она, наверное, думает, что мы будем с ней более ласковыми, если она усугубит действительность тёмными красками. – Мими выпила глоток кофе. – Или её действительность ещё хуже, чем у Гарри Поттера.

– Ну, это вряд ли!

– Алкоголики в семье. Бьющий отец. Насилие. Мы же знаем, в каких условиях растут дети в подобных семьях.

– Кому ты это рассказываешь. – сказала Нелли, облизывая мороженое. – Тебе самой надо решить, хочешь ли ты, чтобы тебя обводили вокруг пальца. – Она склонилась над своим стихотворением. Но Некто кроткой дланью нас примет, поднимая.

– Аминь, – сказала я.

В первые двадцать минут большого совместного обеда Бауэр-Альслебен мои родители вели себя на удивление нормально, несмотря на то, что по пути в ресторан они высказывали предположения, что Альслебены – это «много себе воображающие, богатые пупы», которые наверняка не захотят, чтобы их сын путался с дочерью северо-фризских фермеров.

И у «этого дела», по их мнению, где-то должна была быть загвоздка. В наши дни много пишут об адвокатах и их участии в делах мафии, а также о мужчинах, которые ухаживают за женщинами только ради последующего извлечения органов, и так далее, и тому подобное. Да, у моих родителей хватало фантазии, этого было у них не отнять.

Но в ресторане они повели себя действительно дружелюбно. Очевидно поражённые сердечным приёмом Полли и Рудольфа, они пожали всем руки, обменялись несколькими словами и даже заулыбались.

То, что мой отец, увидев Эмили, сказал: «Вот где собака зарыта», никто, кроме меня, по счастью, не услышал. Антон был в костюме с галстуком и выглядел прекрасно, ему, очевидно, было важно, чтобы мои родители не запомнили его в спортивном костюме и кроссовках.

Когда мы все заняли места за столом – к сожалению, я не могла воспрепятствовать тому, что мои родители заняли место напротив родителей Антона, – Антон выступил с небольшой речью. Он сказал, что он очень рад отметить мой день рождения со всеми присутствующими и как это чудесно, что наши семьи наконец получили возможность познакомиться.

Я сглотнула.

Нелли сочувственно посмотрела на меня, все остальные подняли бокалы и чокнулись.

– За Констанцу, – торжественно произнёс Антон. – И за её родителей, которые тридцать шесть лет назад подарили ей жизнь.

– За Констанцу, которая делает очень счастливыми моего сына и внучку, – сказала Полли. – Хотя я сначала так не думала.

Нет, я тоже. И, собственно говоря, я и сейчас так не думала. Я украдкой поглядела на Эмили – не скорчила ли она гримасу. Но нет. Она выпила глоток яблочного сока за моё здоровье.

– За Констанцу, – сказали все хором. Я храбро улыбалась, подозревая, что моё лицо обрело цвет томатного супа, который как раз подавали за соседним столом.

Когда мы пережили поздравительную часть вечера, наконец началась неприятная его часть.

– Ах, слава Богу, меню на немецком, – сказала моя мать, обращаясь к Полли. – Я уже боялась, что нам придётся заказывать какое-нибудь французское чичи, которое обычно едят заносчивые богатые пупы.

Нелли попыталась пнуть меня ногой под столом и заговорщицки подмигнула мне. Я была рада, что она была здесь, чтобы мне не пришлось одной выслушивать все те ужасные вещи, которые ещё скажут мои родители.

– А вы, значит, делаете аспирин, – обратился мой отец к Рудольфу.

– Аспирин – это «Байер», – ответил Рудольф. – Мы же – «Альслебен Фарма».

– Ах да, – сказал отец. – И что вы такого известного производите?

– Ксилодон, – ответил Рудольф. – И метродоксин.

– Не слышал, – сказал отец. – Но я такого и не принимаю.

– Я рада, – заметила я. Метродоксин был средством для повышения потенции.

– Мы вообще не очень любим таблетки, – сказала моя мать. – Но это нормально, когда таким образом человек зарабатывает свой хлеб.

Когда это было выяснено, все заказали еду.

– Ну, как зовут твоего мишку? – спросила моя мать у Эмили, сидевшей наискосок от неё. Мать произнесла это очень громко и чётко, подчёркнуто выделяя каждое слово. Очевидно, она думала, что Эмили вследствие своего экзотического внешнего вида не говорит на нашем языке или плохо слышит.

Мишка? Я удивлённо посмотрела на Эмили. И действительно, у неё на коленях сидел плюшевый медвежонок.

– У него нет имени, – сказала она. – Но имя ему нужно. – Она повернулась к Юлиусу. – Как зовут твоего медведя, если он у тебя есть?

– Его зовут Медведь, – ответил Юлиус, заметно удивлённый тем, что Эмили вообще с ним заговорила и к тому же так дружелюбно.

– А твоего, Нелли?

– Осёл, – ответила Нелли. – Потому что у меня не медведь, а осёл. Но в твоём возрасте у меня тоже был медведь. Но я уже не помню, как его звали.

– «Я глупый медведь, и никто меня не любит», – сказала я. С именами животных в нашей семье было не очень.

– Как вам нравится «Эмиль»? – спросила Эмили.